— Вновь мудрость, — отметил Виктор. — Запомним.

Парень пошел дальше, теперь точно зная, что искать. Какую-то нишу с кем-то внутри. Но мимо следующего пророка он чуть было, случайно не проскочил. В слабом, темно-синем свечении, попавшаяся ему под руку ниша была абсолютна незаметна. А в ней, и тут Виктор нервно сглотнул, в ней, подвешенный за запястья, связанные цепью, причем подвешенный так, что плечи оказались вывернуты наизнанку, видимо сначала руки связали сзади, а потом вздернули их вверх, заставляя суставы вывернуться. В общем, в ней, в этой нише, болтался на цепи исхудавший, обросший грязными жидкими волосами сам Виктор. Точнее жутко измученная его карикатура.

Парень зябко поежился, вглядываясь в самого себя. Голова у карикатуры была опущена вниз, так, что глаз не было видно. Одежды на теле не было, только какие-то изодранные штаны болтались на босых ногах. Ребра подвешенного так сильно выступали из под кожи, что, казалось, будто это уже и не живой человек висит перед Виктором, а его скелет, по неведомой причине, до сих пор обтянутый кожей.

Виктор, молча, стоял перед собой и, затаив дыхания, ждал, когда его карикатура заговорит. Но время шло, а замученная пародия на него все молчала. Когда же парню надоело ждать, и он собрался было уйти, то, уже отвернувшись от ниши, услышал тихий шлепок. Парень обернулся назад, и увидел, как с носа и подбородка подвешенного, срываются капли, с тихим шлепаньем разбиваясь о камень внизу.

Парень придвинулся к своей карикатуре ближе, и она начала поднимать голову. Цепи на ее руках слабо заскрипели, от производимого движения. Приблизившийся ближе к исхудавшему лицу самого себя, Виктор в ужасе отшатнулся прочь. Глазницы у измученного человека были пусты. Два темных провала, из которых текли слезы.

На душе у парня стало тревожно. Он-то думал, что вырвался из гнета кошмаров, а происходящее сейчас явно было приветом оттуда.

Подвешенный, исхудавший двойник Виктора раскрыл слипшиеся от долго молчания и обезвоживания тонкие, иссушенные губы и дрожащим, хриплым голосом произнес:

— Нет ничего в мире темнее, чем душа человека.

Голова карикатуры бессильно рухнула на грудь, заставив цепи вновь жалобно застонать. Тут уж Виктору не надо было никаких знаков, что откровение закончено. Он, не сводя взгляда с ниши, быстрым шагом пошел дальше в темноту, пока темное сияние не скрылось от его глаз. Тогда он, переведя дыхание, повторил про себя свои же слова, накрепко запоминая их.

Идти дальше Виктору пришлось уже не в таком приподнятом состоянии духа, как прежде. Увиденное в последней нише, заставило его вновь задуматься о правильности своего пути. Да вообще о правильности своей жизни. К чему он стремиться? Для чего живет? Что бы стать мудрым, как старик-мудрец в первой нише? Или же что бы беззаботно радоваться жизни и цвести до определенного срока, как Маша во второй? А может, смысла в жизни вообще нет? Потому что он, как и его карикатура в третьей нише, в итоге окажется слеп и безволен, потому что у него нет свободы выбора, а есть лишь ее иллюзия.

Так парень шел и шел, пока впереди, прямо перед ним, а не в нише с боку, появилось яркое золотое сияние. Пока еще далекое, оно, тем не менее, с каждым шагом становилось все ближе и ближе. Когда же Виктор подошел к источнику сияния вплотную, у него не осталось сомнения в том, что он видит.

Перед ним, занимая все пространство от пола до потолка, восседал в позе лотоса золотой Будда. Левая рука его лежала на ногах раскрытой ладонью вверх. А правая, тыльной стороной ладони была направлена в сторону Виктора, как бы свисая с голени. Взгляд был приветлив, и, казалось, хоть статуя и была во много раз выше Виктора, что Будда смотрит на парня не свысока, а так, как если бы они с ним находятся на равных.

Виктор подошел вплотную, изучая представшую перед ним статую. А когда решил прикоснуться к сияющему символу буддизма, то статуя, уперев свисающую до этого руку в пол рядом с парнем, нависла над ним и громким, глубоким голосом спросила:

— Ты все понял?

Виктор лишь медленно кивнул, поражаясь размерам нависшего над ним лица.

— Тогда все, — статуя выпрямилась, занимая изначальное положение.

Виктор отступил от нее чуть назад и почувствовал, что нога не находит опоры. Он взмахнул руками и, падая, лишь успел подумать, что этого не может быть. Сзади же была опора.

Упав, Виктор тут же вскочил обратно. Да и упав ли, он вскочил? За окном светало, парень находился у Маши в квартире, а сама девушка испугано таращилась на него, уперевшись в подушку локтями.

— Ты чего? — сонно спросила она.

Виктор вспомнил, что все им увиденное и услышанное было лишь сном.

— Опять кошмары? — понимающе предположила девушка.

Виктор улыбнулся, чувствуя, как страх падения отступает в прошлое, а на замену ему выходит давно не испытываемое им чувство уверенности. Он впервые за месяц проснулся выспавшимся и отдохнувшим.

— Нет, уже не кошмары, — ответил парень и, пододвинувшись к Маше, нежно поцеловал ее в губы. — С ними покончено. Спи.

Утро, как и настроение у Виктора, было прекрасным, чего не скажешь про настроение Маши. Девушку вновь мучили кошмары. Выглядела она под стать им. Глаза впали еще глубже, скулы на некогда округлом личике заострились, а улыбка посещала ее все реже и реже. Но Виктор надеялся, что сегодня была последняя ночь их мучений.

Поднявшись с кровати, парень тихо, чтобы не будить подругу, собрал свои вещи и, заглянув в сумочку Маши, достал оттуда маленькую прозрачную капельку. Затем перекусил быстро состряпанным бутербродом и вышел из квартиры. Ночевал он не у себя, поэтому на работу, которая находилась рядом с его местом жительства, парню предстояло добираться на метро.

Опять метро. Как ему теперь было сложно туда спускаться. Каждый раз, сходя с последней ступеньки эскалатора, он то и дело ожидал чего-нибудь не просто плохого, а ужасного, что где-то рядом что-нибудь взорвется или поезд вновь вылетит на станцию. Так что поездки в метро стали для него почти что каждодневным испытанием воли и смелости. Но сегодня парень об этом даже не задумался, напевая у себя в голове какую-то песню, он, не заметно для самого себя, доехал до нужной ему станции.

Поднявшись из подземки, он остановился, с наслаждением всматриваясь в урбанистический пейзаж перед собой. Он, как какой-нибудь гость столицы, первый раз оказавшийся почти в самом ее центре, медленно и с восхищением переводил взгляд от одной многоэтажки на другую. Смотрел на яркие вывески магазинчиков, как на праздничные упаковки подарков, в которых тебя обязательно должен был ждать какой-нибудь сюрприз. А в голове звучали слова героя, сыгранного Юрием Яковлевым, в известной всем жителям России комедии, когда тот с балкона взирал на раскинувшуюся перед ним Москву, выказывая царское одобрение не только представшему перед ним виду, но и, что немало вероятно, водочке, которую он выпил до этого. Причем слова эти звучали у Виктора в голове, тем же голосом и с теми же интонациями.

Переводить взгляд с очертаний высоток на окружающих его людей Виктор старался по возможности реже. Что на них смотреть? Только себя расстраивать. Загнанные с самого утра, они все торопились и торопились, тихо ругаясь, некоторые даже про себя, а некоторые и погромче, на снующих туда сюда таких же, как они муравьишек, перетаскивающих с места на место приобретенные ими заботы, невыполненные обязательства и навязанную огромным муравейником ответственность.

Поймав себя на этой мысли, Виктор даже взгрустнул, омрачив этим свое превосходное настроение.

Город рабов. Да что там город. Целая страна. Одна шестая часть суши рабов, которые пожирая ненужные, но навязанные им стереотипы, сами уже давным-давно стали таким же стереотипом. И я такой же раб. Игорь копнул свои мысли еще чуточку поглубже и, как не хотел этого делать в такой чудесный день, но все же провел некую параллель между своим ночным прозрением и жизненным укладом миллионов москвичей. И получалось у него, что все люди не имели свободы. Ни самый последний неудачник (у него, кстати, свободы в этом плане было как раз и побольше), ни самый богатый и успешный человек города. И у того и у другого были свои обязательства, и у неудачника их было меньше. А обязательства, это своего рода кнуты. Можно, конечно их не выполнять, но в таком случае со временем можно было стать тем самым неудачником. А если и неудачник перестанет выполнять свои обязательства, то тогда все конец жизни. Кушать-то что-то и на что-то надо.