— Сказать мне что хочешь? — еле слышно проговорил он, глядя совсем в другую сторону.

Утвердительный кивок головы.

— Ok, — полковник сдвинул со рта гопника повязку, достал бутылку воды, и якобы начал его поить.

— Слышь, Леонид, — еле слышно начал гопник. — А может, это, — он возбуждено посмотрел на стоящих у картины парней и девушку. — Может ну их с их демоном? А? Нам же с тобой только выход надо найти и вернуться. Правда же?

— А они, товарищи твои, как же?

— Да хрен с ними! — зашептал в ухо полковнику гопник. — Это разве товарищи? Вот ты друг, дружище. Да? Они своей дорогой, мы своей. Она же у нас теперь вроде бы совпадает? — парень алчно улыбнулся. — Бросим их. И поминай, как звали.

Леонид Васильевич наклонил бутылку посильнее и гопник, сначала закашлявшись от попавшей в не то горло воды, начал пить.

Полковник понимал, к чему клонит парень. Выйти и вернуться. Без всяких путешествий к демонам. Но блеск в его глазах. Он же свихнулся от возможного богатства. Хочет его сейчас же. И, похоже, что только себе. Вот, друзей своих предлагает бросить. Да ладно если просто бросить. Может и вообще — выбросить.

«Выйти и вернуться? Да. Надо. Но, друг, не с тобой. Ты же и меня. Того самого. Бросишь».

Леонид Васильевич оторвал бутылку ото рта гопника. Не давая возможности сказать ему больше ни слова, заткнул повязку обратно в рот.

— Не-а, — медленно и тихо проговорил полковник. — Не друг ты мне и не дружище. Так, падаль гниющая. Да к тому же и спятившая, — он похлопал дернувшегося парня по плечу и поднялся, направляясь к картине. — Отдыхай, дружище. А потом в дурку.

Анна изучала стену, перемещаясь то к одному ее краю, то к другому. Подсвечивала себе фонариком, направляя свет с разных сторон. Но картина не собиралась открывать тайну своего выхода.

— Что у вас? — Леонид Васильевич подошел к компании.

— Тупик, — протянула девушка.

За недолгий час, проведенный возле картины, девушка как-то преобразилась. Из заморенной скиталицы превратилась в увлеченного исследователя. Да и парни, получив разминку для ума, то же вели себя иначе. Бес наблюдал со стороны, но было видно, что и он заинтересован загадкой. Миха же, после возни с корешем, и, видимо прикидывая, куда может завести постоянное созерцание золота, стал больше общаться с Анной. Подсказывал ей что-то, предлагал свои варианты.

— Ты б, это, полковник, не мешал бы. А еще лучше помог, — Миха краем глаза взглянул на мента.

Леонид Васильевич подошел ближе и еще раз изучил картину, начиная с самого низа и до верха.

— Интересно, — выдал он через минуту.

— Что тебе интересно? — отозвался парень.

— Да змейка эта под горой, — полковник ткнул пальцем в голову змеи.

— Ну и что с ней, по-твоему, не так?

— Ничего. Все в порядке, — Леонид Васильевич почесал себе довольно сильно отросшую бороду. — Нормальная такая змейка с раздвоенным языком.

— К чему это ты? — не поняла Анна.

— Я думаю, может этот язык и наше положение в туннели связаны между собой. Может это два разных выхода. Если мы спускались все время по телу змеи, то и выход должен быть по ней через рот, по языку. — Леонид Васильевич провел рукой по голове змейки. — Направо и налево.

— Хм-м-м, — улыбнулся Миха. — Тогда по такой логике мы еще только во рту у этой змеи. — А язык за ним.

— Не придирайся к словам. Язык он и во рту и за его приделами. Двойственность, как и раздвоение языка, — Леонид Васильевич разглядывал змейку и дорогу от нее. — А вы знаете, что язык у змеи — это самый важный орган чувств.

— И? — подгонял его парень.

— Если искомый ее предмет слева, то левая часть языка чувствует его запах, и змея ползет туда. Если же он справа, то змея соответственно ползет на право.

— Полковник, давай ближе к делу, — не выдержал Миха. — Если есть какие соображения, то излагай. Не тяни.

— Что нужно, что бы змея ползла вперед? — Продолжил Леонид Васильевич.

— Что бы цель ее поисков была перед ней, — ответила Анна.

— Правильно. Если смотреть на картину, то цель змеи, то есть нашего с вами пути, лежит по ходу ее головы. Значит, змея в любом случае ползет прямо. Следовательно, — Леонид Васильевич посмотрел на внимательно слушающих его людей. — Раздвоение языка змеи, я думаю, не является, показателем раздвоения пути, — полковник замолчал, показывая, своим видом, что его мысль закончена.

— Это все? — Миха раздражено посмотрел на полковника. — Ты сейчас так долго говорил только для того что бы сделать заключение о единственной дороге? Хотя начал с ее возможного раздвоения?

Полковник кивнул.

— Вы в ментовке все такие умные и так долго размышляете по каждому поводу? — на всякий случай уточнил парень.

— Подожди, — перебила Миху Анна. — Смысл есть. Как ты там сказал? — обратилась она к полковнику. — Раздвоение и внутри и снаружи. Но если с наружи дорога одна, то раздвоение внутри, то есть двойной язык идет в одном направлении.

— Точно, — подтвердил полковник.

— Нам надо искать другой выход? — Подключился к разговору Бес.

— Может быть, — согласилась Анна. — Но изо рта не может быть два выхода.

— Почему же, — ухмыльнулся Миха. — Как раз два выхода. Спереди и сзади.

— Задний проход, — улыбнулся полковник. — Нам не подходит. Мы через него прошли. К тому же он завален.

— Подождите, — вновь перебила их девушка. — Язык орган чувств, который чувствует. У человека — руки. Две. — Анна чувствовала, что готова вот-вот понять смысл головоломки. — Мы должны что-то почувствовать двумя руками, или с двух сторон. Что-то. Что?

Леонид Васильевич завертел головой, озираясь по сторонам. Его взгляд задержался на черном провале, в который он чуть было не угодил, затем скользнул к опущенному факелу.

— Налево пойдешь — коня потеряешь. Направо пойдешь, — он посмотрел на компанию. — Сам умрешь. А прямо пойдешь — в тупик упрешься.

— Полковник, — обратился к нему Миха. — У тебя случаем жар нет? А то, вон, бредить начал.

— Да нет. В порядке я. Мыслишка одна есть, — и полковник направился к факелу, находящемуся напротив уже опущенного им. — Две руки — два ключа. По одиночке — смерть, а вместе — выход, — помолчал и с уверенностью добавил. — Я думаю так.

— Точно бредит, — тоже утвердился в своем мнение Миха.

Леонид Васильевич без долгих раздумий опустил вниз второй факел на противоположной стене. Тот поддался. Огонек погас. Раздался щелчок. И Леонид Васильевич, представляя, как под ногами исчезает опора, в ужасе отскочил к картине. Но ничего не произошло. Пол не опрокинулся, но и картина никуда не делась.

— Ну что? Идеи иссякли? — поинтересовался гопник. — У тебя все-таки ярко выраженная форма склонности к суициду, мент. Ты хоть предупреждай заранее, прежде чем собираешься что-нибудь дернуть, мы отходить подальше будем.

— Да иди ты, — огрызнулся полковник. — Что-то же произошло. Где-то что-то щелкнуло.

— Ага, — согласился Миха. — В голове у тебя что-то щелкнуло и никак обратно не отщелкнется.

И тут щелкнуло у всех в головах. Да к тому же и пол подпрыгнул на месте.

— Это что за херня? — Миха схватился за ближайшую стену.

Из дальнего конца коридора, откуда они пришли, раздался грохот, а за тем сильно подуло затхлым воздухом.

— Мент, ты что сделал? — не унимался Миха. — А?

— Не знаю, — полковник сам держался за какую-то арку.

Весь ярус трясло. Стены и потолок ходили ходуном, а пол ожил. Взбитый невероятной вибрацией песок, завился по полу, то образуя, то размыкая создаваемые им фигуры и волны. Ветер усилился, и трепещущие под его напором огоньки факелов начали гаснуть. Один за другим. Факелы тухли, оставляя людей в кромешной темноте. Гул и тряска не прекращались. Анна пронзительно завизжала, что-то замычал Моня. Бес, стоя на четвереньках, пытался не упасть в пляшущий песок. Включить фонари в сложившейся ситуации не догадался, да и не смог бы никто. Грохот, ветер, темнота. И вдруг тишина. Все так же резко прекратилось, как и началось. А затем. Когда круги перед глазами исчезли, компания увидела свой выход.