Коридор замер в темноте, но темноте не полной. Леонид Васильевич уже видел подобное. Стены и потолок туннеля светились. Но теперь это были не звезды и планеты. Это были линии, завихрения, волны, ураганы и бури. Все двигалось. Дышало и жило.

— Вы это тоже видите? — дрожащим голосом спросила Анна.

— Мы это должны были увидеть, — ответил полковник. — Это наш выход.

Из глубины коридора по стенам ползли две яркие змеи. Изгибаясь и закручиваясь, они обтекали арки и ходы, заглядывали в ниши и ответвления. Леониду Васильевичу даже показалось, что он слышит шипение и шелест чешуи, идущие от них.

— Мамочка родная, — Замерла у картины Анна.

Змеи ускорились, достигли компании молодых людей, и должны были столкнуться со стеной-картиной, как вдруг их движение замедлилось, и они, уменьшаясь в размерах, закружились каждая на своей половине картины. Затем коснулись друг друга, сплелись вместе, образовав шевелящийся клубок, расцепились и замерли прямо по центру, вытянувшись от пола к потолку. В темноте, подсвеченная арка картины и эти змеи выглядели, как дверной проем с ручками. Потяни на себя и створки разойдутся, пропустив путешественников дальше.

— Потяни на себя, — Леонид Васильевич хлопнул себя по лбу. — Вот дебилы.

— Ты о ком это, мент? — Миха все еще держался за стену, и ошалело смотрел по сторонам.

— О себе, конечно же, — отозвался полковник. — Не о вас же.

Он направился к картине. Протянул руки к змеям. И схватился пальцами, за ели заметный выступ. Как раз под светящимися тварями проходила каменная гряда, вырезанная неизвестным мастером. Но руки легли так удобно и легко, что те и впрямь сейчас казались дверными ручками. Леонид Васильевич потянул створки на себя. Дверь поддалась. Еле-еле.

— А ну помоги, — крикнул полковник Михе.

Тот подскочил, схватился за одну из ручек. И вместе, медленно, но уверено они оттянули двери. Картина разъехалась, открывая черный провал за собой. Темень и пустота. Порыв ветра вновь ударил по молодым людям, но теперь он шел не из туннеля, а из открытого только что проема.

Вновь раздался щелчок. А затем факелы сами собой зажглись, возвращая слепящий свет и убивая им диковинное свечение, живущие только в полной темноте.

Коридор был прежним. Золотым и прекрасным. Черная дыра провала, открытая полковником, отсутствовала. Весь пол покрывала гладь золотого песка.

— Вот это, твою мать! — только и смог проговорить Миха. — Полковник, а ты молодец. Я бы не допер, — похвалили он Леонида Васильевича.

— Да оно и понятно, что не допер бы. Я поэтому и полковник, — а про себя добавил: А ты всего лишь гопник.

Моня валялся на полу, и по его испуганному виду было понятно, что в себя он еще не пришел. Леонид Васильевич, Бес, Миха и Анна стояли у раскрытых створок золотой двери и вглядывались в темный провал перед собой. Ступени, идущие вниз, терялись в клубящейся тьме. Ни поручней, ни стен, ни потолка. Только ступени и пустота.

— И я, задержав дыхание, вытряхиваю свои шмотки. Двое суток в сумке. Там вонь, мама дорогая, скунс бы сдох. Шорты, майка, труселя. Запах, как будто клетку протухших яиц разбили.

Илья остановился, сморщился, размахивая перед лицом руками, будто отгонял воображаемый запах. Потом сделал очередной глоток Черного доктора, смачивая пересохшее от чрезмерно эмоционального рассказа горло.

— И вот, дохожу до пакета с кроссовками, — парень опустил красное от рвущегося наружу хохота лицо на руки. — Думаю, здесь его открыть или просто взять и выбросить? И тут понимаю, что что-то с этим пакетом не так, — Илья, еле сдерживая смех, краснел с каждой секундой все больше. — Большой, больше чем обычно. Ощупываю его, еще бессознательно, на интуиции, понимаю, что там что-то лежит, — через силу удерживая смех, парень сделал еще один глоток местного вина. Посмотрел на такого же, как и он сам, пунцового Антона, на слегка улыбающегося и в тоже время отрешенно задумчивого Егора. — Деньги! Это я еще только думаю. Мимолетная мысль, не больше. Сам же над собой смеюсь. Какие деньги в вонючих кроссовках? А рука уже в пакете. Какая там уж вонь. Исчезла, — Илья все же сорвался на разгоряченный алкоголем смех, и его тут же поддержал не менее пьяный Антон. — Не до вони! Сжимаю купюры, разные, — снова смех. — Там даже мелочь была. Представляете? Горсть в кроссовке, — загоготал во все горло. — В шоке смотрю на неожиданный клад и не могу понять, откуда он? А потом доходит. Гопники эти. Дибилы, — Черный Доктор закончился в бокале, но тут же обновился. — Видать, где-то сорвали бабки, и у меня хотели их зашкерить. Но вышло-то, что подарили. А я-то им еще и хари начистил!

Парни залились на две трети дружным хохотом.

— Ну, точнее, мы, а не я, — Илья подмигнул Егору, у которого бокал с пивом за весь их вечер опустел лишь на треть. — Не встреться мы тогда, и вы бы и я бы неизвестно где и в каком состоянии были. Ты, Егор, красавчик. Отработал, как по учебнику. Уважаю.

Егор, улыбаясь, тихо скрипнул зубами.

«И тебя уработаю, красавчик. До тебя тогда руки не дотянулись, ушел, но здесь-то никуда не уйдешь», — мысленно ответил парень. — «Это для вас только такие учебники пишут, где люди — ничто, прах и тлен, а я учился совсем по другим книжкам. По правильным».

— В общем, предлагаю тост за тебя, Егор, — Илья поднял бокал и посмотрел прямо в глаза парню. — Что бы ты окончательно поправился. Что бы всегда оставался верным и надежным другом. И, приняв решение, никогда не отступал от своего выбора. Взявшись за дело, всегда доводил его до конца, не смотря ни направо, ни налево, не жалея никого вокруг, и тем более себя, — Илья вновь подмигнул Егору. — За тебя, дружище.

Егора передернуло, но хорошо, что именно в этот момент Антон с белобрысым Ильей опрокинули в себя очередные бокалы вина, и никто не видел резкого нервного сокращения всех мышц парня.

«Товарищи? Друзья? Ну, ребятки, братайтесь, братайтесь. Недолго осталось. Скоро концерты кончаться».

Погода была сказочной. Было уже прохладно, но теплые пледы, предложение хозяином кафе, казались разгоряченным парням даже лишними. Тысяча метров над уровнем моря, возле самого моря. А ветер еле-еле обдувает млеющие от спиртного лица. Солнце уже давно опустилось за горизонт, но людей, отдыхающих на вершине Ай-Петри, это ни грамма не смущало. Редкая мошкара, мешая друг другу, кружилась вокруг лампочек, периодически сталкиваясь между собой и натыкаясь на миниатюрные солнца.

— Красота, — пьяным голосом охарактеризовал свое состояние Антон. — Так бы тут и сидел. К черту весь мир с его суетой и терпимостью к нетерпимому, — он задумался, взвешивая, сказанные им слова. — Или наоборот, — и, отмахнувшись от лишних мыслей, продолжил. — Да без разницы. Главное вот это, — парень обвел пьяным взглядом их островок света. — Ночь, море, друзья и, — он поднял бокал. — Вино!

— Аптека, улица, фонарь, — тихо процитировал Блока Егор, крутя в руках так и не допитый бокал пива. Ему уже порядком надоело сидеть здесь, слушать пьяные бредни этих нелюдей. Вечер, конечно, был хорош. Сам по себе. Но он и без них бы был хорош, и его уже надо было заканчивать.

— Что ты говоришь, Егор? — собирая глаза в кучу, спросил Антон.

— Говорю, на звезды охота посмотреть.

— В толчок, что ли? — понимающе спросил Илья, лыбясь при этом, как крокодил на антилопу у водопоя, всеми тридцатью двумя. — Так он вон там, справа.

— Я говорю, на звезды посмотреть, — раздражено повторил Егор. — Ну, и отлить тоже можно, — он сделал паузу, придавая срывающемуся от волнения голосу как можно больше спокойствия. — Вы как? — он все же допил свой бокал пива, опрокинув его внутрь одним махом, и от этого поперхнулся, прокашлялся. Это помогло снять волнение. — Прогуляться не хотите? Посмотреть на ночное побережье? На городские огни внизу? Да и просто пройтись, кровь разогнать? — он чувствовал, как внутри у него все сжимается, как кровь еле просачивается в сведенных нервным спазмом сосудах.