Колян вытянулся на диване. Татьяна дала маленькую подушку и плед — один на двоих. Я уступил постельные принадлежности приятелю; мне-то все равно вряд ли удастся уснуть. Нервы у этого типа стальные; в гостиной звучит богатырский храп, и даже громкий говор поляков и западенцев, вернувшихся за полночь с какого-то «портсмутского» пакгауза, не говоря уже про включенный свет, не способны были вырвать его из цепких объятий Морфея.

Никто из этой публики, кстати, даже не попытался со мной заговорить. По одному или по два проходили мимо, — на кухню или в туалет — делая вид, что не замечают двух новых постояльцев. Трое западенцев, как я понял из звучавших от кухонного помещения реплик, сначала намеревались все ж отужинать за столом в гостиной. Один из них, Васыль, даже настаивал на этом — «Ми завжди тут їли!..»

Но кто-то другой из их компании, кажется, Петро, рассудительно сказал: «Хлопці, нам не потрібні скандали та розбірки. Поїмо в нашій кімнаті…»

Не знаю, кого или чего они опасались, эти трое крепких парубков, и почему решили изменить своим правилам. Возможно, это имеет какое-то отношение к событиям вчерашней ночи, о которых я почти ничего не помню. Впрочем, я тоже не особо расположен к разговорам; тем более, если речь идет о выяснении отношений с абсолютно незнакомой мне публикой. В половине второго ночи все разошлись по комнатам; наконец стало тихо; мне пришлось самому выключить свет в вестибюле, гостиной и на кухне.

Татьяна спустилась в гостиную в начале шестого утра.

Поставила чайник, после чего принялась собирать мужа — меня, то есть — на работу. У кого-то из местных она выпросила старую плащевую куртку; та оказалась мне в пору. Я еще вечером переоделся в джинсы. Теперь же, по настоянию жены, надел две пары носков, майку, поверх нее рубашку с длинным рукавом, поверх рубашки «гольф», а сверху еще свитер «поло». Татьяна израсходовала почти полностью одну из упаковок нарезного хлеба — сделала сэндвичи с маслом, сыром и ветчиной. Предварительно сложив их стопкой, упаковала в целофанированную обертку от хлеба. На мой вопрос — «куда столько?», благоверная лишь усмехнулась.

В пакет, кроме бутербродов, Татьяна определила еще два термоса: в большом, литровой емкости китайском термосе свежезаваренный чай с сахаром, во втором, металлическом и размерами поменьше — кофе. Также она сунула в пакет сложенную пополам газету — то была невесть откуда взявшаяся здесь The Guardian за один из предрождественских дней минувшего года.

Колян все это время продолжал дрыхнуть, как ни в чём не бывало. Я хмыкнул про себя. Счастливчик; он пока еще не в курсе, что его уже продали, и что цена ему на местном рынке гастарбайтеров — как и мне — пятьдесят фунтов.

Без десяти шесть мы с Татьяной были уже на улице. Только-только начало светать; стоит сырая промозглая погода. Из нашего дома в «салатно-овощной» пакгауз кроме меня, как выяснилось, должны ехать еще трое — две «кабеты», молодые женщины лет примерно тридцати, и мужчина лет на пять-семь старше меня, с серым уставшим лицом, вислыми усами, тоже поляк.

Татьяна вполголоса обратилась к одной из паненок:

— Proszę, pomóż mojemu mężowi. On jedzie po raz pierwszy…

— Nie martw się, - сказала сырым заспанным голосом та. — Nic się nie stanie.

Мы прошли чуть дальше по улице. Свернули вправо на перекрестке. Прошли еще немного и остановились в небольшом закутке между строениями. От одного из соседних домов — как призраки в тумане — отделились две человеческие фигуры. Когда они подошли поближе и остановились в нескольких шагах, я их смог рассмотреть: две женщины, где-то нашего с Татьяной возраста, довольно крупные тётеньки, обе одеты очень тепло, как на полярную зимовку.

— Вера, это мой муж, — сказала Таня, обращаясь к одной из этих двух женщин. — Он сегодня в первый раз едет на пакгауз…

— И что? — как показалось, недовольным тоном произнесла та. — А ты не едешь сама?

— Нет… сегодня не поеду… Подскажете ему на первых порах, что и как?

— А чо там подсказывать? Дело не хитрое…

— Джито совсем ипанулся, — сказала вторая дама. — Ну, вот куда он столько народа набирает? Что ни день, то новые люди.

— Спасибо, девушки. — Татьяна, взяв меня за руку, отвела в сторону. — Одна из них, эта вот Вера — она из нашего города, землячка, — шепотом сказала жена. — Ну, может, что-то и подскажут.

— Не волнуйся за меня, — шепотом отозвался я. — И спасибо тебе за заботу.

Я попытался привлечь к себе жену, обнять ее, но Татьяна отстранилась.

— А вот и Джито, — сказала она. — Постарайся сесть в корме. Все, Артур, до вечера.

Посадка народа в подъехавший на эту тихую улицу микроавтобус напоминала спецоперацию. Серый «фольксваген» остановился всего на несколько секунд; тетеньки быстро и без разговоров заныривали в салон через открытый боковой люк. Едва я — вслед за поляком — забрался в «вэн», как водитель тут же тронулся с места.

В разных частях города водитель подобрал еще шестерых; я обратил внимание, что все они ожидали транспорта не возле автобусных остановок, что, казалось, было бы удобней и позволило бы сэкономить время, а в тихих переулках, в глубине городских кварталов.

Около семи утра мы, наконец, выбрались на какое-то большое пригородное шоссе. Здесь — в какой-то момент — я оценил совет, полученный от супруги: «постарайся сесть в корме». Когда мы выехали на трассу, когда наш «фолькс» влился в утренний поток транспорта, катившего на выезд из города, Джито вставил CD диск и включил проигрыватель на полную громкость.

Дорогу до пакгауза я толком не запомнил. В памяти отложилось лишь два обстоятельства: то, что мы перебрались через Итчен не по уже знакомому мне мосту, а по другому, расположенному чуть выше по течению, а также название городка, возле которого мы свернули с трассы — Fareham.

По правде говоря, я все еще не пришел в себя после всего того, что произошло в последние часы. В салоне гремит восточная музыка; меня окружают какие-то незнакомые личности, я вроде как часть этого рабочего коллектива. Какого хрена, спрашивается?! Я ничего этого не хотел, и не планировал; но сама судьба, как мне самому теперь чудилось, схватив за шкирку, тащит меня бог весть куда и зачем.

Все еще не могу поверить, что это не сон, а суровая реальность…

После кольца у Фарэхема мы проехали еще километров пять, после чего сидевший за рулем индус свернул на дорогу, которая привела нас вскоре к серо-голубому строению. Вэн проехал вдоль ребристой стены пакгауза, свернул за угол и сразу остановился — здесь, с торца здания, находится служебный вход.

Все мои спутники быстро покинули микроавтобус; не прошло и минуты, как на площадке возле входа остались только двое: я и Джито.

Индус, голову которого украшает белый тюрбан, глядя на меня, улыбнулся на все тридцать два зуба — так, словно увидел родного брата.

— Hey, Arthur, — громко произнес он, — how are you?

— Thank you…

Я на какие-то мгновения замялся, не зная, как именно к этому типу обращаться: sir (он вроде как мой новый работодатель), или по имени (но у нас не было времени, чтобы познакомиться).

— I'm fine, — выдавил я из себя.

— What are you waiting for? — с той же широкой улыбкой спросил индус. — Do you want to work? We arrived at the scene.

— Don't I need a card?

Джито похлопал себя по карманам длинной, до колен, рубахи.

— Oh shit, I forgot the new card!..

Он спросил, взял ли я с собой карточку Татьяны. Я вытащил из кармана запаянный в пластик пропуск. На лицевой стороне, в левом верхнем углу фото какой-то смуглой женщины с распущенными волосами; справа и ниже указаны данные:

На обратной стороне магнитолента, а также несколько вытесненных цифр.