– Ты ведь ему изменишь. Он тебя не простит. Не умеют мужчины измены прощать.

– Все, достал, – капризная злобная тоска внезапно охватила черную ведьму, загорелись символы на амулете. – Сделаешь, и все!

Колдонула Забава резко, погасила свет и кошкой дикой на женишка набросилась, по темной своей натуре уверенная, что злом все возьмет. И ребеночка драгоценного, и любимого своевольного, короля подземного.

Ну, а о дальнейшей части ночи, читайте на порносайтах темного королевства в разделе – как он был ее рабом. А мы пойдем дальше.

5

Валари с особым чувством занялась починкой старого дома, хотя до этого с таким же особым чувством собиралась валить подальше от навязчивой девчонки, которую ей подсунул белобрысый котообольститель, теперь, наверняка, прохлаждающийся в богатых палатах черной ведьмы. А она должна тут вкалывать на его Маргаритку! Не, ваще, докатилась – в человеческой деревне меняет протекающую крышу и латает пол.

– Ой, щекотно! – гыкнул дом, когда Валари начала стучать на крыше, вися на ею же и сколоченной лестнице, на которую потрачено цельное утро. Правда, солнышко так ласково припекало! А заросший бурьяном огород казался таким уютным – это после скитаний-то?

– Не, правда… И еще очень приятно… Поскорее бы починиться и отметить это событие. Я ведь так давно не был домашним. Все вот без души доброй, без работы… Это я для порядку на вас накричал, ты ж понимаешь. Мало проходимцев около заброшенных домов ходит. Ведь они подожгут, нагадят… Они ж без души, без понимания…

Валари в ответ молчала и продолжала стучать.

– А девчонка тоже ничего, она сейчас борщик варит, тесто поставила для пирогов. Такая жена получится, пальчики оближешь. – не унимался дом.

– Ты мне ее что ли сватаешь? – подавила смешок Валари. – Не моя весовая категория! Вот будь ты более смышленый дух, ох и опозорился бы… Ох и попал бы на развод!

– Обижаешь, я не такой уж и глупый, – ощетинились провалившиеся части крыши. – Не тебе сватаю. Если я молчу, то это вовсе не значит, что я ничего не чую. Где это видано, чтобы домашние «охранники» не знали, кто хозяин, а кто хозяйка. Я, может, хочу чтобы ты, ну, как сказать правильно, чтобы тебя не выдать… Короче, помоги ты девчонке в жизни определиться.

– Умишком что ли с ней поделиться? – Валари методично вбивала гвозди в доску. – Лучше бы помолчал, а то из-за тебя пропущу чего, а мне еще черепицу класть и потолок утеплять.

– Неужто монеты одной хватило на материалы?

– Вот глупый! Стану я деньги тратить, когда вокруг лес. – орчиха хмыкнула, спускаться начала за следующей доской. – Ручищи мне на то даны, ш-штобы ими работать… Ну, или разрушать на крайняк. – преодолела еще одну ступеньку, и тут с нею впервые недоразумение случилось. Головушка закружилась, лебеда да лопухи в пляс пошли. Вот ведь забойный какой огородишко!

– О-го-го! – зашумел дом. – Держись!

Но Валари духа не слушала, все пыталась на место башку вернуть. Аккуратненько сползла на землю родную по лесенке, присела тихонечко на травушку, подышала ровненько, чтобы в себя прийти. Может, воздух человеческий заразен для темных? Может, съела чего? Да нет, от высоты голова закружилась.

– Ты там ничего, в себя приходишь? – полюбопытствовал дом испуганно, заскрипел: – Маргаритка, тащи водицы, Валари плохо! Плеснуть на лицо надо бы…

Маргаритка, как шумный ветерок, примчалась, запричитала, затараторила… Помогла подняться и повела в дом, в тенек.

– Ты полежи, ты отдохни, – девчонка орчиху на кровать ветхую уложила, накрыла какой-то старой тряпкой.

У Валари даже сил сопротивляться не осталось. Глаза сами собой закрывались, а в голове все стоял образ мальчишки, которого так и осыпали лепестки роз красных. Вот ведь черт, из головы нейдет. И не виделись сколько, и забыла почти…

Тяжелый вздох вырвался из груди орчихи, и она скорехонько уснула, потому что не спать ну никак не могла.

Много ли-мало ли времени пробежало, но услышала сквозь тяжелую дрёму наша воительница, как на улице шум какой-то происходит – вроде как трубы трубят, да песни, да еще топот непонятный. И вроде дух домашний громко выступает, а вместе с ним гном ругается и Маргаритка пищит… Глаза приоткрыла, увидела на столе полотенчиком обед прикрытый: знатный запах шел оттуда, завлекательный, под ложечкой так и свело. Приподнялась тяжело и одеяло старое, из кусочков разноцветных сшитое, откинула. Нет, все шуметь продолжают, а вместе с ними – еще один голос, вроде как птичий. Что за непорядок?

Валари жилет кожаный натянула, за сапогами потянулась. Фу, лапищи грязные какие и вонючие! Не надо было на кровать ложиться. Дезинфекцию проводить придется… Почесалась непроизвольно. Интересно, банька, что за крапивой высоченной стоит, еще не развалилась? С виду-то вроде ничего… Встала, к дверям направилась – все громче разговор, все нервичнее.

– А ну, что расшумелись? – орчиха дверь распахнула, на всех грозно поглядела – из-под бровей густых. Штаны широкие подтянула.

Кроха шапочку на нос спустил – типа не при чем, Маргаритка подол затеребила, а крыльцо дома под Валари вообще расскрипелось не на шутку. Волнение, однако, чувствовалось небывалое! Ах ежовый лес! А это что за птица на березе сидит? Ишь ты, глазами черными моргает. Вся такая контрастная, как душ. О, вот помыться надо…

– Ну-у-у-у-у, – недобро протянула Валари. – Как орать да будить, так вы первые, а как слово сказать – воды в рот набрали.

– Ты только не волнуйся, – гном ножкой зашаркал. – Новость у нас для тебя… Вот, сорока принесла.

– В буквальном смысле, смотрю, сорока, – хмыкнула Валари и подмышку почесала. – Воши у меня. Помыться мне надо, состричь волосы да помазаться мазюкой, а вы тут со своей птицей орете. Ну, честное слово, как в курятнике. Ты, Маргаритка, вот что – пойди баньку растопи… Ты, Кроха, зелья притащи едучего. Да не отнекивайся, жадина, есть ведь – точно! Дух домашний, гостью-сороку в дом приглашай… А мне надыть все-таки ополоснуться, а то я уже три недели как не моюсь. – Сказала строго, словно всю жизнь в начальниках ходила, но тут сама птица быстро так защебетала. А птиц останавливать, сами знаете, просто невозможно. Где вы одно слово произнесете, а она уже роман напишет с загогулинами. Крыльями черно-белыми машет, словно сказку кажет. И вправду, прямо в воздухе, словно туман появился, а в нем – тенится что-то, движется, музыка какая-то слышится и голоса. Видать, птица с того бережка перелетела. Много их водится в лесах-то волшебных. Только если надумаете каждую слушать, знайте, заблудитесь и дороженьку потеряете.

– Когда эта Белобока молчала? А не будет Белобока молчать! У Белобоки дела, у Белобоки бизнес почтовый, белобока – краса и умница… Я летела, старалась, я весточку несла! Я устала… Я проголодалась… Вот неблагодарность! Вот как! Они тут спят, лежебоки, а мы – Белобоки – должны им послания разносить… – птица прыгала по ветке, вся горя от нетерпения выболтать все до последнего словечка. Такова природа – звон разносить.

– Ладно, докладай, – махнула рукой Валари. – Пока банька топится.

Вишь, как девица старается – воду таскает уже.

– А может, не надо, – зажумкал дом.

– Что значит не надо? – возмутилась Белобока. – Кто тут Валари, ты или…

– Без личностей, пожалуйста, – быстро вставила орчиха. – Базарь скорее, а то я щас от чесания в бочку залезу. Кроха, ты еще тут? Гони за мазью. – замахнулась на гнома огромной лапищей, тот и припустил по дорожке, как сковородкой ударенный, одни пятки засверкали. Одним словом, прыткий ведун.

– А дело было так, – запела птица звучно да заливно. – Как-то в темном королевстве собрался лихой народ, Черномор к себе на праздник темных личностей зовет… Как же, дочку выдает – не за принца, не за гнома, не за рыцаря большого, не за знатного вельможу, а за Арка – кость да кожа.

Туман от маханий крыльями преобразился, и Валари увидела огромный зал Черноморова терема, в котором яблоку негде было упасть. Сидят гости из темных королевств за столами, угощаются пышными пирогами. Едят всякие там солености, копчености, о фигуре не заботятся. Вино рекою льется. Смеются все, друг с другом не ссорятся. Где такое видано? Даже намека на драку нет. А в самом конце зала – жених с невестою. Невеста в платье звездном, во лбу звезда горит. А рядом с ней лорд весь в парче и злате сидит. Глаза у него такие печальные, улыбка такая неестественная. Прям сердце разрывается.