- Но как, доктор, не отчаиваться, когда мне жить осталось не больше полугода? - лицо старика исказилось от страданий рвавших его сознание когтями не менее острыми, чем когти орла. - Пожалуй… пожалуй, я пойду домой. Могу я идти доктор?

- Можете, только обязательно зайдите к Альберту Давидовичу. Кабинет 404. Это на четвертом этаже. Вот, возьмите карточку, результаты анализов, исследований, - доктор протянул старику кипу документов. - Альберт Давидович все это уже видел, но пусть посмотрит еще раз.

- К черту Альберта Давидовича, доктор! - хотел крикнуть Александр Петрович. - К черту вас! Оставьте меня в покое!

Вместо этого старик взял из рук доктора бумаги, поднялся со стула и двинулся к двери.

Взявшись за ручку, он повернулся и сказал:

- Спасибо, доктор. Спасибо вам за все.

- Не стоит, Александр Петрович, - попытался улыбнуться доктор. - Хотел бы вам как-то помочь, но даже не знаю, что могу сделать в этой ситуации.

- Ничего страшного, доктор. Ничего страшного. Как-то оно да будет, - произнес Александр Петрович, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. - До свидания, доктор, - старик открыл дверь и вышел в коридор.

Глава 5. Когда жизнь дала трещину

Александр Петрович, понурив голову, медленно двигался по улице. В воздухе в удивительном хороводе кружились снежинки, но старик не замечал их. Он вообще ничего и никого не замечал. Единственное, что он видел - серый тротуар, местами присыпанный снегом. Он настолько погрузился в мысли, что забыл надеть шапку, и теперь она выглядывала из кармана пальто, словно мышь из норки. К Альберту Давидовичу он все же зашел, и тот посоветовал ему соглашаться на операцию, а после нее пройти курс химиотерапии. Как сказал врач: бороться за жизнь лучше, чем отказаться от борьбы. Старик сказал, что подумает и сообщит ему о решении. На том и распрощались.

И теперь старик брел по улице. Ветер полосовал его лицо, мороз дергал за уши и нос, как будто сама природа решила отвлечь старика от потока необузданных мыслей, захлестнувших его сознание. В который раз он спрашивал себя: За что? Почему это произошло именно с ним? Чем он прогневал Бога, что тот решил столь жестоко его наказать?

В такие минуты на глаза набегали слезы, губы дрожали и слезинки одна за другой скатывались по щекам.

- За что? - бормотал Александр Петрович, глотая слезы. - Что я кому сделал? И мухи никогда не обидел? Всегда ходил в церковь, никогда не сомневался в тебе, так за что же ты меня караешь, Боже? За что?!

Александр Петрович вытер рукой глаза и натянул шапку на голову.

- Что же мне теперь делать? Как мне жить дальше? Не лучше ли сразу покончить с этим всем и не мучиться ожиданиями? Как несправедлива все же жизнь. Как несправедлива. Что же я скажу родным? Что у меня... меня... эта... эта зараза, и мне осталось жить полгода? Что же это за жизнь такая будет?

Раздался визг тормозов и кто-то заорал:

- Куда прешь, старый дурак!

Александр Петрович вздрогнул и поднял голову. Он стоял на переходе посреди дороги, а перед ним джип, из окна которого выглядывал лысый молодчик.

- Что жить надоело?! Мать твою! - орал тот. - Что не видишь, что красный горит?! Пошел прочь с дороги!

- Простите, - пробормотал Александр Петрович и быстро пересек проезжую часть.

Едва оказавшись на другой стороне, старик снова погрузился в себя, напрочь забыв о происшествии. Его мысли вернулись к его болезни. Как жить дальше? Как жить с той заразой, что поселилась внутри него и теперь пожирает его тело, словно термиты дерево? Теперь узнав, что он больше не жилец на этом свете, желание жить обрело невероятных размеров. Жить! Сейчас старик ничего не хотел так страстно, как жить. Он все готов был отдать за то, чтобы не покидать этот, ставший в одночасье таким прекрасным окружающий мир.

Александр Петрович раскрыл ладонь и подставил ее под снежные хлопья, весело кружившие в воздухе. Снежинки одна за другой падали на ладонь и таяли, превращались в крошечные озерца прозрачной воды.

- Как же быстро они умирают, - подумал старик, глядя на ладонь. - Их жизнь еще скоротечнее, чем человеческая. Может из-за этого они так красиво танцуют в воздухе?

Старик поднял голову и долго смотрел на то изумительное по красоте действо, что происходило прямо перед его глазами. Танец снежинок был так искусен и красив, что Александр Петрович забыл о своем горе. Все его внимание сосредоточилось на небесном хороводе. Старик даже не заметил, как его рот приоткрылся и десятки невесомых танцоров устремились к стариковским губам, где и умерли, тихо и незаметно.

Александр Петрович почувствовал, как на его глаза набежали слезы.

- Это слишком красиво, чтобы быть правдой, - прошептал он. - Почему же раньше я не замечал, как прекрасен мир, в который пришел когда-то. Неужели, чтобы увидеть его красоту надо ступить одной ногой в могилу? Но это же неправильно. Так не должно быть. Не должно!

Александр Петрович посмотрел по сторонам. Вокруг, куда ни глянь, кружились в замысловатом танце крохотные белые танцоры. Миллионами они падали с неба и устремлялись к земле, где должны были найти свою смерть. При этом делали они это с такой веселостью и задором, словно стремились не умереть, а... Старик вздрогнул, когда из хаоса мыслей вынырнула одна мыслишка. Старик заметил радом стоявшую лавочку и опустился на нее.

- Нет, - подумал Александр Петрович. - Снежинки не стремятся умереть. Разве могут эти весельчаки думать о смерти? Они стремятся успеть прожить отведенное им время в радости. Они делают то, для чего их и создала природа и это приносит им счастье. Даже скорая смерть не может омрачить им их недолгую жизнь, они пришли в этот мир, сделали, что должны были сделать и... и ушли. Стоит ли тужить по тому поводу, что ты оставляешь этот прекрасный мир с чувством удовлетворения за прожитую жизнь... Как это все интересно. И почему я раньше об этом не подумал? Все некогда было. А теперь, когда смерть стучит в дверь, все что неважно в этой жизни забылось, а что важно всплыло. Ай-яй-яй, - забормотал Александр Петрович. - Как же так? Почему жизнь открывает нам крупицы истины, когда они бесполезны для нас? Что мне с ними делать? Забрать с собой в могилу? Но тогда зачем мне открылась эта мудрость? Природа, - Александр Петрович поднял глаза, - зачем ты мне это все открыла? Зачем? И что мне с ним делать? Что делать мне, старику, которому жить осталось от силы полгода?

Снежинки продолжали весело кружиться в воздухе. Их нисколько не заботило то, что ждало их в ближайшем будущем - смерть или вечный танец. Разве это было важно? Они наслаждались своим кратковременным настоящим. Они наслаждались полетом и танцем, тем для чего и созданы были матерью-природой. Это казалось невероятным, но даже то, что многие из них умерли преждевременно, растаяв на лице Александра Петровича, нисколько не отпугивало их братьев и сестер, несущихся им вослед. И тогда старик понял. Даже тот миг, что они прожили, следуя своей природе, позволил им ощутить полноту жизни, настоящей жизни безумного танцора в воздухе.

- Ай-яй-яй, - запричитал Александр Петрович. - Как же плохо, что нет у меня ни ручки, ни бумаги, записать эти мысли. Ой, не зря же мне все это открылось. Чувствую, не зря. Эх, раньше надо было доверять своим чувствам. Раньше... Как обидно, - пробормотал старик, - что я не могу последовать и своей природе. Как обидно-то.

Александр Петрович смахнул рукой слезы с глаз. Но глядя на веселый хоровод в воздухе, он не мог не улыбнуться. Старик вытянул руку и поймал несколько снежинок. С некоторой печалью в глазах наблюдал он, как снежинки одна за другой тают, едва соприкоснувшись со стариковской ладонью.

- У них всего лишь миг, - пронеслось в голове у Александра Петровича. - У меня же целых полгода. Полгода, которые я могу, как и эти мои маленькие учителя, прожить, следуя своей природе. Чего я боюсь? Мне терять уже нечего. Именно страхи, отговорки, сомнения и убивали меня всю мою жизнь. Нет, я заслужил эту страшную болезнь. Я забыл о том, что действительно важно для меня, важно для моего сердца и теперь вот несу за это наказание. Каким же глупым я был? Я жил как все и получил то, что и все - боль, страдания, разочарование в жизни. Вот расплата за то, что я никогда не любил себя. Любил всех, но не себя. Я думал, семья важнее всего на свете, но нет, я ошибался - человек важнее всего. Если бы я последовал зову сердца когда-то давным-давно, то и жизнь была бы другой. Не было бы ни жалоб, ни обвинений, ни слез.