Я ожидала чего угодно — но не такого хорового фырканья!
— Даянира, ты все-таки идиотка! — заржала Уна. Остальные выражались менее непосредственно.
— Ну что ты, как эльфа, в самом деле, — старый Фомбум похлопал меня по плечу так, что я чуть не заработала жестокий сколиоз.
— Он заслужил, — Элайя протянула мне кусочек лимонного тортика, — Горевать не о чем.
Даже белобрысая Виви вставила пять копеек.
— Это проходит, — разумно сказала она, и дыхание Зеленого Змия не могло испортить впечатление, — Поверь ветерану батальона «Разбитых сердец»!
Она громко икнула и рухнула на вовремя подставленные руки Рейма.
— Спеклась, — констатировал жнец и перекинул бесчувственное тело на плечо, — А ты не парься. Только дергать надо было за шары.
Так бы я и утонула в океане нежности и понимания, если бы «спасатели Малибу» в лице мисс Плам и мисс По не отбуксировали меня обратно в коридор. О, кажется, на что хотела, на то и налетела. Кто, как не они, знает меня лучше, чем я сама? Кто, как не они, может сказать мне без тени сомнения, что я…
Чудовище.
— Только один вопрос, — проговорила Оливия, сложив руки на груди в защитном жесте, — Тебе понравилось?
Матильда грызла ноготь. Я вспомнила холод кольца в моей руке.
— Нет, — уверенно ответила я, — Ни капельки.
— Моя бедная девочка, — мисс Плам обняла меня, миссмистер присоединилась, и вся любовь мира легла к моим ногам.
— Но если ты еще раз так нас напугаешь, — пригрозила именинница, — я выпорю тебя вот этими руками!
— Я добавлю! — поддержала мисс По.
— И никакого сладкого целый год! — хлюпнула я носом, — Можно я вернусь к себе?
— Обалдела? — округлила глаза мисс Плам, — Народ настроился, только тебя ждут, хочешь их разочаровать? Есть более простые способы самоубийства.
Вот, влипла.
— А не нужно было устраивать сцену, — Оливия решительно вывела меня обратно в зал и отдала на растерзание сочувствующей толпе. Меня обступили со всех сторон без единого слова, напугав едва не до икоты. Как-то незаметно я оказалась в центре зала, рядом бесшумно возникли оба кэльпи, их холодные руки обвились вокруг моей талии, а бездонные глаза обратились к ночному небу, отражая свет далеких звезд. Я впала в инертное состояние, хотя очень хотелось выдать что-нибудь вроде «Э-э?» — уж больно загадочные приготовления… собственно, к чему?
И тут кэльпи запели.
Не знаю, сколько длилась эта нота чистого счастья. Возможно, века, или меньше мгновения, но, когда она закончилась, я плакала, как ребенок. Никто не поет так, как они, даже пресловутые сирены признают первенство голоса за детьми рек, несмотря на их краткий век. Даже суровые гномы, как правило обладающие чувствительностью булыжника, смущенно прятали красные глаза. Я крепко обняла обоих кэльпи.
— Спасибо, — прошептала я не столько губами, сколько всей душой. Конечно, подарок предназначался мисс Плам, но в итоге осчастливлены были все.
Потом было многое. Мы танцевали ирландский степ и водили хороводы под звездами, играли в догонялки в клубах дыма, а в серый час между Волком и Собакой в Одессе, общими усилиями ирландцев, пошел снег, по-рождественски крупный и нарядный. Я не заметила, как откланялся Ситри с бесчувственным телом белокурой Виви на руках, как усталые оракулы извинились перед именинницей и вернулись в свои комнаты вместе со слушателями… Зато Уна в объятьях Альрика попадалась мне с завидной регулярностью — ирландка выполняла долг лучшей подруги, а валькирид следовал за ней, как привязанный. Симпатичная, однако, получилась парочка — нечасто встретишь мужчину, на фоне которого такая девушка выглядит хрупкой феей.
Как ни хорошо было со всеми, а усталость взяла свое, и, когда поредевшая, но по-прежнему шумная компания отправилась встречать рассвет, я решила остаться дома и лишь проводила глазами стремительно исчезающую в метели вереницу расписных саней с впряженными в них тройками белых лошадок под озорной звон серебряных бубенцов. На боках народного транспорта почему-то красовались красные китайские драконы.
В опустевшем зале стало очень тихо, даже оркестр, Нафиус и фамильяры отправились в загул вместе со всеми. Теперь будут до самого утра колесить по городу, подбирая редких (в такой-то час!) прохожих и порождая новую волну городских легенд, если вообще не поскачут прямиком до самого Урала. Какой русский не любит быстрой езды? Только мертвый русский!
Я сняла туфли и прошлась по тонкому слою снега на мраморном полу. Крыша медленно возвращалась на свое место, но все равно было довольно прохладно, спина и голые руки покрылись мурашками, а кончик носа покраснел. Но холод снаружи волновал меня гораздо меньше, чем противное сосущее чувство внутри. Усилия друзей не дали мне свалиться в бездну сегодня, однако рано или поздно я встречусь со своей потерей лицом к лицу, и тогда кто-то из нас ляжет на два метра под землю. Боги, только бы не стать одной из тех, кого я всегда презирала — сопливой девчонкой с навыком бесконечного нытья, точкой в пересечении юношеского максимализма и гормональной нестабильности! Я грустно улыбнулась.
Взрослые девочки сами справляются со своими бедами.
Сзади раздался деликатный кашель. Да, Ерш ведь тоже остался, отговорившись тем, что за ним все еще «хвост». Он сидел прямо на одном из столиков и поглощал остатки угощения — бутерброды, крошечные корзиночки с икрой и забавными салатами, спринг-роллы… Вот проглот. Почему я не могу так же наслаждаться моментом, хотя мои проблемы и близко не так велики, как у этого парня? Стыд мне и позор, но стоило только взглянуть на эту довольную рожу — тут же появлялось желание взвалить на него еще и мои беды. Наверное, мужчины устроены проще, как черепахи — что не кинешь, от панциря отлетает.
К тому же, он сам предлагал.
— Ёршик? — кинула я пробный камень.
Оборотень подавился канапе.
— М-мы? — возмущенно потребовал он разъяснений.
— А не хлопнуть ли нам по рюмашке, Ёршик? — не устрашилась я.
— Хлопнуть, — согласился парень, откашлявшись, — Только не называй меня Ёршиком.
— Хорошо, Ёршик, — я подошла к оборотню, выдернула из-под его зада гномий рог, открутила широкую крышку и принюхалась, — О, это сгодится! Закуску организуй.
Ерш буркнул что-то про неслыханную наглость, но поручение выполнил. При виде огромного подноса с несколькими видами сыра, горой фруктов и бессчетным количеством маслин я поняла, что такую терапию не переживу.
Пятнадцать минут спустя я рассказывала оборотню обстоятельства моей сердечной драмы, сидя на ковре у камина в гостиной третьего этажа. На моих коленях устроился Броми, и в особенно болезненные моменты я прижимала бульдога к груди, как плюшевого медведя. Что уж говорить, история моя проста, как пастушья песенка: встреча, любовь с первого взгляда, месяц тайных ухаживаний, ночь телесного воссоединения и…
— Я неделю ждала официального предложения — ну, знаешь, как у эльфов положено в таких случаях, — бубнила я, стараясь не драматизировать, — А Фиавар как в воду канул. Я думала, он готовит что-то грандиозное к нашей помолвке, потом заволновалась, в итоге рассказала все тетушкам, а они связались с главой рода Серебряной Стрелы. Тут-то и выяснилось, что он уже женат. На младшей дочери Старейшины Наладера. Скандал был — до небес, разбирательства, суды… Нам тогда отдали на откуп треть его родовых земель…
Я в очередной раз отхлебнула из рога — отличная вещь, надо будет поблагодарить гномов — и вцепилась зубами в дольку лимона.
— А теперь оказывается, что… не было ничего. Глюк. Обман чувства.
Ерш внимательно слушал, не забывая подъедать сырную нарезку. Потом, когда я надолго замолчала, решил спросить:
— Тебе же, вроде, от этого полегчать должно? Что не ты дура, а он подлец?
Я поморщилась.
— Дело-то даже не в нем, — ой, пол качается, прилягу-ка я, — А во мне. Если я его не любила, значит — вообще никогда не любила.
— Велика беда, — фыркнул оборотень, — Тот еще геморрой.