Тетушки только кивнули, сосредоточенно распределяя сумки на черверых.

— Даянира, пойдем! — неожиданно окликнул меня оборотень и направился куда-то в лес. Ничего, что я как бы на него обиделась?

— Дая!

Молча вешаю на спину сундучок с зельями и старательно не замечаю, как тетушки переглядываются между собой и сдержанно пофыркивают.

— Даянира!

Вот еще, больно на… Ау!

— Спасибо, что обратила на меня внимание, — выговорил мне Ерш, пока я выковыривала из капюшона запущенный оборотнем снежок, — Сюда иди!

Возмущенно осматриваюсь вокруг — ни капли сочувствия и поддержки! Ау, обижают!

— Иди ты… к лешему! — я подумала и, плюнув на гордость, зарылась в одну из сумок по пояс. Пушистый капюшон оказался не такой надежной защитой от холода, как я надеялась, а где-то в недрах данного творения Chanel затерялся первый и единственный опыт вязания мисс Плам — алкоголическая шапочка с пушистым помпоном, в иных условиях никогда не увидевшая бы свет дня.

— Давай-ка кое-что проясним, — Ерш вырвал у меня из рук это чудо текстиля и нахлобучил мне же на голову, не особенно церемонясь с кудряшками, — Обижаешься ты только потому, что сама понимаешь — косяк твой. Я тебя предупреждал? Предупреждал. Ты меня послушала? Нет. Так что цапнул я тебя за дело.

— За тело ты меня цапнул! — не выдержала я, — За нежное, прекрасное, неприкосновенное тело, чурбан ты дуболобый! Ну кто так делает, а?!

— Я так делаю! — у оборотня тоже терпение не бесконечное оказалось, — Вот такая вот засада — говорю и делаю! Дома бы оставалась, раз такая обидчивая!

— А ну, принишкли оба! — рявкнула мисс Плам, угрожающе покачивая длинной палкой с привешенными на нее Черными Ловцами, — Еще один несанкционированный вяк, и домой отправитесь оба! Пешком! Никакой собранности.

Я злобно клацнула зубами, но ослушаться не посмела — с Матильды станется и впрямь выполнить угрозу.

— Ерш, и правда — не пойти ли вам к лешему? Обоим? — миролюбиво, но не без ехидства предложила Оливия, — Теряем время.

— Именно это я и пытаюсь сделать, — парень цапнул меня за руку и потащил куда-то за деревья. Причем, судя по плотоядности физиономии, дабы сожрать без лишних свидетелей.

— Ээ-э, вы чего? — перепугалась я, — Не хочу я к лешему!

— Далеко не отходите, — Княгиня Ветров одним движением собрала волосы в хвост и жестами показала, что мы здесь не на прогулке, и время тикает. Кажется, пока я варилась в своих обидках, тетушки и оборотень успели о чем-то договориться.

— А мы, собственно, куда? — поинтересовалась я, чуть сбавив обороты стервозности.

— К лешему, — выражение моего лица было очень уж красноречивым, и Ерш решил сжалиться, — Проводник нужен. В само Горолесье мы не полезем, но и здесь проблем хватает — на партизанских тропах нечисть лесная, нецивилизованная, дороги путает, ловушки на лохов ставит, иллюзиями балуется. Станем все распутывать — и преступник мгновенно нас вычислит, лучше сразу заручиться поддержкой.

Метрах в ста от стоянки парень остановился и стал деловито шариться в карманах.

— Мы же не станем и в самом деле вызывать лешего[76]? — на всякий случай уточнила я.

— А что ты имеешь против леших? — усмехнулся этот лохматый изверг, — Не, эти в здешних местах повывелись, будем звать барабая[77].

— Как?

— Увидишь.

Ерш наконец извлек из кармана нечто круглое, размером с вишню, опустился на колени и дважды подул на загадочный предмет. Я пригляделась и ойкнула — из предмета торчали три пары крошечных черных лапок, а гладкое, ярко-алое брюшко аритмично пульсировало, как светлячок.

— Ваа! — восхищенно воскликнула я и присела на корточки, чтобы получше рассмотреть диковинное существо, — Ну натурально клюква с лапками! И светится! Ерш, что это?

— Барабаев огонек, — оборотень не спешил впадать в умиление, но моя реакция его, кажется, забавляла, — Их тут море, по весне вообще из всех шкафов вытаскиваем — кожу сжирают, до последнего клочка.

— Вредные, но прикольные, — зверушка выпустила облачко коричневой пыльцы и перелетела на другое дерево, едва я протянула к ней руку, — И быстрые! Зайди-ка с той стороны, пусть он тебя испугается!

— Сама и пугай, больно надо. Зачем он тебе? — парень поморщился, — Живут мало, пахнут плохо, еще и кусаются. Ну его, говорю!

— Да что ты понимаешь! Говорят, если поймать барабаев огонек, он приведет к кладу Косоглазого Шукши!

— Какому кладу?

— Я тоже понятия не имею, — я перестала бегать и просто любовалась маленьким светящимся чудом, — Хорошо, если он просто приведет к барабаю — я ведь еще ни одного не видела.

— Тогда, наверное, тебе лучше обернуться, — вдруг сказал Ерш.

— Зачем?

— Он у тебя за спиной.

— Правда?!

Я развернулась на сто восемьдесят градусов, готовая встретить лесного аборигена широкой улыбкой, опустила глаза на уровень пояса и увидела…

…огромную…

…серую…

…усатую…

…МЫШЬ!

Кто-то хлопал меня по щекам, рывками выдергивая из благословенной темноты. Но я помнила, что снаружи меня ждет что-то крайне неприятное, и реанимации всячески сопротивлялась. Мне и в снегу неплохо.

— Дая! — хлопки усилились, — Даянира! Слышь, недоведьма, возвращайся к людям!

Ерш. Как всегда — кладезь деликатности.

— Малахольная она у тебя какая-то, — заметил незнакомый скрипучий голос, словно у говорящего вместо голосовых связок — немазаные дверные петли, — Мышей, чай, не видала?

— Боится, наверное. Дая!

— Чего хлещешь-то, как рыбу дохлую? Молоденьких девок надо это… как прынцесс, будить — вон, у кажной в дико… дако… в грудях, короче, соли нюхательные, специально для того, ага!

Повисла пауза.

— Ну тебя к лешему, Шкраб, фигню не пори! Где ты у нее декольте видишь, закутана, как капуста! Дая! Я клад Криворукого Чукчи нашел!

— Косоглазого Шукши, — поправил голос, — Тогда надыть, как в сказках… того.

— Чего?

— Того… что со спящими прынцессами в сказках делают.

Новая пауза несколько задумчиво затянулась. Мамочки!

— Не надо меня, как в сказке! — я распахнула глаза и резко села, отмахиваясь руками от нависшей надо мной рожи, — Ты чего удумал, упырь?!

— Целовать собрался, — на роже — Ерша, естественно — ни капли раскаянья, — А ты что подумала?

И взгляд такой наивный-наивный, как у коровы. Так, не те я сказки в детстве читала[78].

— Ожила, — скрипучий голос по-прежнему доносился справа, но я боялась даже повернуть голову, так и одеревенела всей шеей и затылком, — Ох, и сильна же ты орать, девка, аж оба уха заложило! Даже теща моя, земля ей иголками ежиными, такого шума не подымала, а уж на что голосистая стерва была! Девка, ты чего, как кол проглотила? Мышей боишься, али как?

— Боюсь, — я вдруг поняла, что громко клацаю зубами, — До смерти боюсь, с детства.

— Тю, дурная! Людей бояться нужно, они всяко страшнее… Да повернись же, нечего пугаться.

С трудом поворачиваю голову, готовясь в любую секунду свалиться в спасительный обморок… и вижу носатую, бугристую, землистого цвета рожу барабая. И как я ей была рада — не передать!

— Шкраб, — барабай протянул мне узловатую, какую-то деревянную на ощупь ладошку.

— Даянира По-Плам, — а чего, я девочка отходчивая.

— Ты Ливке По, часом, не родственница? — лесной житель нахмурил кустистые брови.

— Ливке… Оливии, что ли?

— Ей самой, что с Тилькой Плам дружбу водит.

— Дочь я ей. Приемная.

Барабай закашлялся, пошарил за пазухой, выудил оттуда кожаную флягу и душевно приложился к горлышку.

— Сама она, небось, не тута с тобой? — с надеждой поинтересовался он, утолив первичную жажду.

— Тута, чего ж не быть, — я положительно начинаю проникаться этим заразным, как чума, говором.

Новый приступ кашля скрутил Шкраба пуще прежнего.