— Папа! — отчаянно зовет она на пределе сил и пытается встать, хотя уже ничего не видит от дыма, из-за чего слезятся глаза, а где-то в глубине норы громко трещит огонь…

Надо встать, надо… но как кружится голова! Горло раздирает дым, горечью оседая на языке. Кашель рвется из легких, забирая крупицы сил…

— Мама…

Она со всхлипом, собрав все свои крохи сил, пытается встать, и ей это удается… два шага и она натыкается на что-то. На пол с грохотом падает что-то тяжелое, звук разбившегося стекла, и в следующий миг прямо перед Бианкой вспыхивает, взметнувшись вверх стеной, огонь. Она отшатывается и падает… и затылок взрывается болью…

И она проваливается в темноту…

С тех пор прошел год. Год, как произошел пожар, унесший жизни ее родителей…

… Бианка Бэггинс, дочь Белладонны Тук и Банго Бэггинса, осталась одна — ослепшая и никому не нужная…

Родственники… да, надо отдать им должное, не оставили ее одну.

— Бедная девочка? — ворчливо вопросил голос ее старшей кузины Лобелии. — Да, чудесное спасение! Какое счастье, что моему драгоценному хватило храбрости вытащить ее во время пожара! Воистину счастье, господин лекарь! Вы говорите, она ослепла? Какое несссчастье…

Последнее слово Лобелия буквально прошипела и со злостью шваркнула на стол чайник.

А Бианка сидела замерев в одной из комнат норы, слепо смотря перед собой, и слышала каждое слово кузины… перед глазами стояла сплошная тьма, болели обожженные пальцы, в горле до сих пор стоял дым, а в голове билась мысль, что папа и мама остались в Бэг-Энде… и смысл слова "умерли" так и не смог пробиться до сознания Бианки. Зато слова Лобелии калёными иглами воткнулись в виски. Слух девушки различал скрип половиц под ногами хоббитов за несколько комнат от нее, что уж тут до слов…

Кузина не была рада ей…

Но выгонять Бианку, конечно, не стала. Даже слова ни единого не обронила подобного. Она могла быть недовольна сколько угодно, но, как сама Лобелия говорила, "я не так воспитана, чтобы не осознавать свой долг" — а долг родственницы не позволял гордости Лобелии перекинуть калечную родственницу на кого-то другого. И этот родственный долг, осознание собственной исключительности, вкупе с соболезнованиями соседей и пониманием, что придется тратить свои собственные деньги на оставшуюся нищей и беспомощной Бианку — позволяло Лобелии с полной уверенностью ощущать свою жертвенность и добропорядочность… что не раз вскользь, полунамеком, проскальзовало в ее речи и в отношении к калеке — кузине.

Если бы кто знал, как жалела Бианка, что выжила! Что Отто, несчастный, излишне полноватый хоббит, муж кузины, вдруг преисполнился негаданной отвагой и бросился в ту страшную ночь в объятую огнем нору… Зачем она выжила? Кому она нужна такая?

У нее больше нет семьи, нет дома… и даже зрения нет. И нет надежды, что когда-нибудь появится первое, второе, а о третьем даже думать было больно.

За год Бианка смирилась с произошедшим и научилась жить со своей слепотой. Научилась ходить по улицам с длинной тростью, ориентируясь по памяти и полагаясь на обострившийся слух. Она выучила наизусть нору Лобелии и Отто и почти не врезалась во все препятствия в виде тумбочек, столов и стульев, и тем более в стены. Научилась на ощупь одеваться, искренне надеясь, что Лобелии не хочется позориться нелепым нарядом Бианки… несколько новых платьев и жилетов Лобелия покупала на свой вкус. И судя по тому, что вслед Бианки не несся за спиной смех детворы, Лобелия смогла подобрать одежду сочетающуюся по цвету между собой, что бы девушка на себя не надела.

Кто бы знал, как трудно жить в постоянной темноте, и лишь во сне вновь погружаться в буйство красок, видеть вновь родные с детства холмы и милые сердцу лица. Просыпаться в слезах, вновь погружаясь в полную тьму и пытаться жить, и стараться меньше создавать проблем Лобелии…

Та, надо отдать ей должное, старалась сдержать свой нрав, замечая следы слез на лице Бианки.

И все же Бианке было душно в ее норке. И так хотелось вырваться! И вот через год, дальняя родня из Туков, осевших в шумном, людском городе Бри, прислала письмо Бианке и Лобелии, приглашая погостить у них. Лобелия совершенно не желала куда-либо ехать. Приличные дамы сидят дома, а не бродят по дорогам. И Бианку она решительно не желала отпускать, но как из под земли неожиданно появился Гэндальф. А на следующий день, ранним утром, у норы Лобелии появился гном с двумя пони в сопровождении мага, и Бианка опомниться не успела, как ее усадили на пони и она оставила позади растерянную кузину…

— Осторожно, Бианка! — крепкие руки обхватили за талию, удерживая на месте. — О, ужас! Ты его чуть не раздавила!

В голосе кузена зазвучали нотки ужаса, но Бианка слишком хорошо знала своего троюродного брата. И все же опасливо спросила:

— Кого?

— Такого маленького… жука, — с придыханием сказал кузен. — Щас я его поймаю! А потом в морилку, сушилку и на стенд! У меня и булавки новые куплены!

— Ох, Бофур! — Бианка невольно улыбнулась, слушая восхищенные живоописания красивого жука, что расписывал ей неугомонный кузен Тук. Бофур был милым, добрым, легким в общении хоббитом, но — увы! — слишком любил засушенных жуков.

— … и окуда он взялся в городе? — недоуменно спросил Бофур, с лязгом захлопывая деревянную шкатулку. — Эх, мне бы еще красного лирмина поймать! У него усыщи!

— Мы до пекарни дойдем? — с улыбкой спросила Бианка.

— Да-да, пошли! Дядюшка Бом-Бом не простит нам, если мы оставим его без знаменитых вишневых ватрушек Бри! — кузен ухватил ее за руку, и треща без умолку потащил дальше по улицам города.

Бианка почти не слушала его, наслаждаясь просто звучанием его голоса, теплым ветром в лицо, слушая говор людей вокруг и слыша, как стучат колеса по разбитой мостовой городка. Какой же счастливой она себя сейчас ощущала! И никакой ворчливой, добропорядочной Лобелии!

— Бианка, понюхай!

— Что? — настороженно спросила девушка, вынырнув из своих мыслей. С кузена стало бы сунуть под нос букашку, а нюхать их ей не очень-то хотелось.

— Запах ватрушек! — восхищенно выдохнул Бофур. — Ну и очередь у пекарни тетушки Бри! Слушай, посиди у фонтана, а я за ватрушками туда и обратно. Их придется с боем добывать, а нежным девушкам в драке не место. Это дело настоящих мужчин!

Бианка с веселой улыбкой согласилась.

— Вперед же, о храбрый воин! От вас зависит жизнь великого Бомбура Тука! — пафосно сказала она, когда Бофур усадил ее на скамеечку у маленького фантанчика.

— И обхват его штанов! — воскликнул Бофур, рванув к пекарне.

Бианка засмеялась. Она счастливо закрыла невидящие глаза, и подняла голову, чувствуя, как жаркие лучи солнца, стоящего в вышине голубого неба, скользят по ее лицу.

— Все же хоббиты удивительные существа, — вдруг сказали совсем рядом красивым, глубоким голосом, который Бианка сразу узнала. — Устраивать бой во имя ватрушек и штанов.

— Это вы? — Бианка неверяще распахнула зеленые глаза и повернула голову в сторону голоса.

— Да, госпожа Бэггинс, это я, — мягко сказал бархатный голос, и Бианка услышала тяжелые шаги гнома, а потом она почувствовала тень, упавшую на нее, так как фигура гнома заслонило солнце. — Рад видеть вас в добром здравии. Вы позволите развлечь вас, покуда ваш жених…

— Жених?! О, нет, что вы! — тут же запротестовала Бианка, качнув головой. — Это мой кузен, Бофур Релиан Тук…

В этот миг, с дальнего конца улицы, где находилась пекарня, до Бианки и гнома донесся голос Тука — "мне десять ватрушек! С вишней!.."

— Видимо эти ватрушки настоящее сокровище, — глубокомысленно заметил гном.

— Вы правы, — чуть смущенно согласилась Бианка. — От них зависит очень многое.

— Я слышал, — голос гнома расцвел сдерживаемым весельем. — От них зависят штаны… только почему именно штаны?

— Видите ли, — деланно печально вздохнула Бианка, смущенно опустив голову. — Дядюшка может похудеть…

— Да, это будет по всей видимости печально, — сказал ей гном, и Бианка была готова поклясться, что в это время он улыбался.