Торин, встретившись со встревоженным взглядом сестры, негромко сказал:

— Дис, я поговорю с ним, хорошо? Уведи Кили…

Дис понимающе кивнула и, взяв сына за ладошку, увела из комнатки, оставив Торина наедине с Фили. Торин молча закрыл за ними дверь. Косо посмотрел на притихшего мальчика и шагнул к кровати. Сев на край, он молча положил перед мальчиком окованный в железо клык волка на тонкой цепочке.

— Знаешь, что это? — негромко спросил Торин мальчика.

Фили, не подымая глаз, покачал головой и с сомнением спросил:

— Зуб?

— И да, и нет. Это клык. Того волка, что напал на тебя.

Фили потрясенно посмотрел на клык, на Торина, что ободряюще кивнул ему.

— Да, именно так. И я горд тем, что ты был так храбр в ту ночь. Ты не убежал, но впервые взял в руки оружие и одержал победу, — негромко, взвешивая каждое свое слово, проговорил Торин, смотря на растерянного, потрясенного мальчика, что смотрел на него широко раскрытыми глазами.

— Но… я испугался, — тихонько признался Фили, поежившись.

— В страхе нет ничего постыдного, — серьезно сказал Торин, радуясь честности мальчика. — Стыдно бежать от страха, или стоять, опустив руки. Шагнуть вперед, преодолевая страх, вот истинная доблесть. Ты станешь храбрым воином, когда вырастешь.

Фили был просто оглушен словами Торина. Его голос был таким уверенным, серьезным и полным одобрения… никто и никогда не хвалил Фили. И сейчас он просто потерялся в этом странном ощущении, что принесла похвала гнома.

— Фили, я бы хотел исполнить старый обычай нашего народа. Вручить тебе твой азхар, что ты добыл сам, своей отвагой. И вручить первый деревянный меч. А когда ты станешь взрослым, я хотел бы, чтобы ты принял свой первый, выкованный мной, меч, — сказал Торин, и слова признания вышли для него трудными. Он действительно этого желал. Когда этот мальчик, со светлыми пшеничными кудрями, стал для него настолько важным?

И раз уж он решился признаться именно сейчас в своих чувствах, то должен пойти до конца. Иначе чего стоят его слова о храбрости?

— Фили, я хотел бы… ты вправе сказать нет, знай это. Я хочу занять место твоего отца. Быть тебе отцом.

Отцом…

Это слово выбило дыхание из груди Фили. Он неверяще смотрел на Торина. Всю свою жизнь, как Фили осознал себя сиротой, он мечтал об этом. О родителях. О маме. О папе. Что однажды они придут и заберут его… он мечтал об этом, засыпая в слезах после побоев в сарае у дома мыловаров. Мечтал, когда с завистью смотрел на других детей. И когда Кили обнимала его мама… о, как же он хотел, чтобы и его любили! И как же хотелось плакать от понимания ясного и безжалостного, что это мама Кили! Его мама, а не его! И господин Торин… Фили знал, что ему чужой, что тот просто добр к нему, и нельзя надеяться на большее… но иногда так хотелось, тоже звать его дядей!

Он хочет быть ему… папой?

— Папа… — выдохнул Фили, и на глазах мальчика появились слезы.

Торин сам застыл, и сердце в груди пропустило удар от такого короткого слова…

Судорожный всхлип Фили, и Торин не выдержал, схватил в объятия мальчонку.

— Ну что ты, что ты, Фили… — шептал он горячо, сбивчиво, чувствуя, как дрожит тельце в кольце рук.

— Папа! — со слезами воскликнул Фили, и разревелся, крепко вцепившись в рубашку Торина своими пальчиками. Он плакал, уткнувшись лицом в его грудь, чувствуя сильную ладонь на волосах… у него теперь есть папа…

— … А он как даст мечом по перилам! Я так и сел… — потрясенно говорил кузен. — Вух, как вспомню! Чуть не убил!

— Не тронул он бы тебя… — тихо сказала Бианка, вспоминая голос гнома. Такой глубокий, бархатный… его сильные руки…

— Ага, не тронул! — восклицает рядом неугомонный Бофур. — Он с крыльца как прыгнет, как схватил меня и давай трясти! Орет, как от туда быстрей до врат города добраться. Трясет, а у меня зуб на зуб не попадает! Чуть не оглох от него!

— А потом что? — перебила его "стоны" Бианка.

— Что, что… к воротам побежали. Это надо, ворота Бри Вратами обозвать! Ну, прибежали туда, он стражничков наших громадин трясти стал — видали-невидали… а потом выхватил поводья из рук какого-то гнома, что-то ему бросил на своем языке, и взлетел в седло пони. И ускакал. Вот. Бешеный, какой-то… яблоко будешь? Что-то я есть хочу…

— Это в тебе кровь дядюшки говорит… — рассеяно отозвалась Бианка, будучи мыслями далеко от кузена.

— Не дай Эру! — поперхнулся яблоком Бофур, вспоминая немаленький живот рыжего дядюшки Бомбура.

— Я так надеюсь, что он нашел того мальчика… — тихо вздохнула Бианка.

— Этот найдет… бешеный, — проворчал Бофур, возмущенно взирая на червяка, нагло высунувшегося из откушенного яблока.

Бианка грустно вздохнула, и, встав, шагнула к распахнутому окну. Подошла и застыла, положив руки на подоконник, подставляя лицо золотым, теплым, нежным лучам заходящего солнца. Как хорошо… и невесомый ветерок прохладой касается щек.

— Он хороший, — возразила негромко кузену девушка.

— Кто? — спросил Бофур, выковыривая из яблока червяка, что отчаянно сопротивлялся и вилял мерзким жирным — откормленным! — хвостом.

Бофур отвлекся от червяка, удивленно посмотрев на троюродную сестренку у окна. Такая… хрупкая. Грустная. Печальная… и кудри, цвета пшеницы, светятся под лучами…

Красивая…

Жалко ее…

Бофур задумчиво, с хрустом откусил яблоко, чуть не доведя до инфаркта червяка, что с перепугу свалился на доски пола.

А Бофур думал.

Тетушка Лу и дядюшка Бомбур решили, что пора ему, Бофуру, за ум браться. Не за жуками, как доросток какой бегать, а своей семьей жить… невеста ему нужна. И как-то заговорив о бедной Бианке, что осталась одна-одинёшенька, они вспомнили о том, что и Бофур в свое время остался один, сиротой, которого они взяли и воспитали.

Бофур поморщился, с досадой смотря на обгрызенное яблоко.

По их убеждению, Бофур и Бианка были прекрасной парой. И что с того, что они троюродные брат и сестра? Это уже достаточно дальнее родство!

Но Бофур воспринимал Бианку как младшую сестренку…

А ей, кажись, тот гном по нраву пришелся…

Бофур хмыкнул, и вновь задумчиво, все про сбя взвешивая, покосился на Бианку. В черноволосой его, вечно встрепанной, голове, шкодливо заскреблась Мысля…

— Бианка… — протянул он весело, усевшись на подоконник окна. — А ты помнишь, что у тебя послезавтра день рождения? Тётушка хочет позвать гостей…

— О, нет, — простонала Бианка, с ужасом вздрогнув.

— Ну, от гостей никуда не деться… если уж тетушка решила! Но раз так… почему бы не пригласить тех, кого бы хотелось тебе?

— Мне бы никого не хотелось, Бофур! — горько призналась Бианка.

— Даже одного, совершенно бешеного, гнома? — хитро спросил Бофур.

— Но… но… мы же почти незнакомы… — смущенно вспыхнув румянцем, проговорила Бианка к радости кузена.

— Вот и хорошо! На дне рождении ближе познакомитесь! — просиял Бофур, мысленно потирая руки. — Ты только представь! На празднике точно будет с десяток молодых хоббитов, и каждый должен будет потанцевать с именинницей!

В незрячих глазах Бианки появился ужас.

— Но если тебя пригласит гном… именно этот гном, — продолжил хитрый хоббит, — никто из них и близко к тебе не подойдет!

Бианку мучили сомнения. Слова Бофура были смущающими и, казалось бы, несерьезными… но в то же время… в них была доля правды. Что если Бианка больше никогда не повстречает этого гнома? Если сейчас она не решится…

— Бофур, а ты… ты передашь ему приглашение? — собравшись с духом, спросила Бианка, напряженно дожидаясь ответа.

— Да запросто! — яро заверил ее Бофур. — Все знают, где в Бри засели гномы!

Бофур счастливо зажмурился и заулыбался. О, он все устроит в лучшем виде! И сестренке хорошо, и он может дальше ухаживать за Милли… а что если…

Да, решено!

Ну, дядюшка и тетушка, держитесь!

Будет вам невесткой человек и "зять" гном!

Кили был счастлив — Фили нашли!