Но такова диалектика общественного развития, что неизменно то, что еще вчера было прогрессивным, по мере этого развития становится реакционным. С железной необходимостью это происходило и с номенклатурой – по мере завершения ею своей исторической миссии. Соответственно все более реакционной (точнее, охранительной) становится ее политика, опирающаяся в качестве "теоретического фундамента" на догматические положения сконструированного для ее нужд под руководством Сталина "марксизма-ленинизма", в том числе и те, которые, будучи верными в свое время, перестали соответствовать изменившейся ситуации. И наряду с подтвердившимся общественной практикой положением о возможности победы социализма не только в отдельной, но и в отсталой стране, находящейся во враждебном капиталистическом окружении, по мере нарастания противоречий между номенклатурой и основной массой трудящихся делается уже неверный, но крайне необходимый номенклатуре для оправдания своих действий вывод о нарастании внутренней классовой борьбы (все те же "родимые пятна") между буржуазией и пролетариатом (на самом деле уже давно исчезнувшими в нашей стране в качестве производственных классов) – со всеми вытекающими практическими последствиями для тех, кого объявляли "агентами буржуазии". О каких объективных исследованиях социализма в этих условиях могла идти речь? Рассчитывать на что-нибудь иное, кроме "вульгарной апологетики" (и не только "экономической"), никак не приходилось.

Казалось бы, другие возможности открывались перед Троцким и его последователями, особенно тогда, когда многие из них очутились вне досягаемости (как потом оказалось, относительно) "железной руки" Сталина. Но не тут-то было. Перегруженный старыми, отмечавшимися еще Лениным, теоретическими ошибками, ослепленный жгучей обидой, Троцкий оказался неспособным воспользоваться этими возможностями. Но самое главное, что и он не смог "выпрыгнуть" за интересы той общественной группы, которую представлял в качестве идеолога, и которой являлась часть все той же номенклатуры, но проигравшая в междоусобной борьбе. Как известно, основой его теоретических представлений являлась так называемая "теория перманентной революции". Ее теоретические корни растут все из того же представления об обязательности победы социалистической революции именно в передовых странах и только в мировом масштабе, которое пытались приспособить к имевшимся фактам ("примирить непримиримое"). Реального же хода событий Троцкий так и не принял. Если действительность не соответствует теории – тем хуже для действительности. Раз новое общество возникло "не по правилам", в одной, да еще отсталой стране, находящейся на периферии капиталистического мира – значит, это никакой и не социализм. А значит – даешь мировую революцию любой ценой! Тем более, что найти для себя место упомянутая часть номенклатуры могла только в условиях этой самой "перманентной революции". Что касается "реального социализма", то на что еще, кроме жалкого лепета все о том же "обуржуазивании", да еще "обюрокрачивании", был способен Троцкий, если он и сам душой и телом принадлежал все к той же номенклатуре, хотя и был исторгнут ею – этакий номенклатурный "падший ангел”.

3. Социализм как общественно-экономическая формация

Относительность истины как нельзя более ярко проявила себя в представлении о социализме как первой фазе коммунизма. В момент своего возникновения оно имело конструктивный характер, позволяя, опять же в первом приближении, представить себе контуры будущего общества, но в качестве "теории" стало настоящими путами для теоретической мысли тогда, когда возникла необходимость анализа конкретного процесса его построения. Только его “отрицание”, отказ от определения социализма как "пятнистого" коммунизма, представление его тем, чем он на самом деле и является, а именно, совершенно особой общественно-экономической формацией, отличающейся по своим основным общественно-экономическим характеристикам от коммунизма никак не меньше, чем от капитализма, причем не столько количественно, сколько качественно, открывает сегодня возможность действительно научного анализа данного строя, его становления и развития. Так что сейчас, когда нужда в научных представлениях об этом общественном строе необычайно усилилась, хочешь – не хочешь, а создавать теорию социализма придется нынешним марксистам. И создавать, обязательно опираясь на имеющееся теоретическое наследие, но принимая принципиально новые решения, смирившись с тем, что обнаружить их в трудах классиков марксизма не удастся.

На социализм, как определенный общественный строй, имеется три достаточно существенно различающиеся точки зрения. Имея генетическую связь с представлениями о социализме социалистов-утопистов, они, тем не менее, формировались по мере того, как убеждение последних в том, что социализм может быть создан в соответствии с определенным проектом, заменялись представлениями о развитии общества в соответствии с объективно существующими законами.

Первая такая точка зрения принадлежит социал-демократам. Они считают, что в настоящее время достигнута добротная основа для общественного устройства, когда в принципе человек как суверенная личность может удовлетворить свое стремление к достижению собственных целей в условиях уважения выгоды других, вследствие наличия реальных недостатков нуждающаяся, однако, в совершенствовании. При обеспечении совершенной кооперации и имел бы место социализм, но поскольку, вследствие индивидуалистической природы человека, такая цель недостижима, то к ней нужно только постоянно стремиться, в чем и заключается глобальный смысл социал-демократического движения — при всех частных различиях между его отдельными течениями. Другими словами, здесь социализм представляется результатом прогрессивного развития нынешнего (буржуазного) состояния общества, и стало быть, не имеющим каких-либо собственных законов развития.

В доказательство справедливости такой точки зрения приводят достаточно высокий уровень жизни и социальной защищенности в так называемых “цивилизованных странах”. При этом не только не рассматривается вопрос, что же делать гораздо более многочисленным “нецивилизованным” странам, которым даже в силу нынешней ограниченности природных ресурсов планеты “цивилизованный” путь западных стран заказан, но, что гораздо важнее, в рассуждениях о таком “социализме” стыдливо обходится то обстоятельство, что “социализация” западных стран своим экономическим основанием имеет прошлую и нынешнюю эксплуатацию остального мира и грабеж его природных ресурсов. Так когда-то в Древней Греции высокое развитие демократии ограничивалось свободными гражданами, а гораздо более многочисленные рабы, за счет эксплуатации которых существовало все общество, в расчет попросту не принимались. То же сейчас с “социализацией” на буржуазный манер. В свое время национал-социалистам не удалось построить свой “социализм” за чужой счет на национальной основе; “цивилизованные страны” сегодня гораздо более успешно добиваются той же цели на основе региональной (“цивилизационной”). Ясно, что такой весьма удобный (для “всадника”, но не для “лошади”) “социализм за чужой счет” будущего не имеет – не вечно же эксплуатируемое большинство будет покорно его терпеть.

Коммунисты, базирующиеся на теоретической основе марксизма, представляют себе социализм как вполне реальное и достижимое посредством собственных усилий состояние общества. Однако в том, что касается его сущности вообще, и тех законов развития, которым он подчиняется, в частности, здесь также имеются весьма существенные различия.

Вторую точку зрения представляют те, кто ранние, доопытные гипотезы классиков марксизма возвел в ранг непогрешимого догмата веры. Для них социализм — первая фаза коммунистического общества, в качестве таковой уже имеющая его сущностные характеристики, но еще несущая на себе последствия своего происхождения из общества капиталистического. Другими словами, для них это “ранний”, еще “незрелый” коммунизм, чье развитие детерминировано конечной целью — полным коммунизмом, которым последний должен стать после созревания. Таким образом, и здесь социализм управляется не собственными законами развития, а законами развития другого общества. А поскольку это будущее общество, то здесь мы имеем достаточно явственный случай телеологического подхода, к науке отношения не имеющего.