– Пофранцузски! – мило улыбнулась партнерша. – И – осторожнее – вы сейчас едва не наступили мне на ногу.

– Ах, Влада…

– Меня зовут Бьянка, сеньор лейтенант, – девушка расхохоталась, синие глаза ее весело заблестели. – Вы учитесь танцам у месье Кавузака?

– Откуда вы знаете?

Не Влада!!! Определенно – не Влада. Но черт побери – как похожа! Глаза, фигура, лицо…

– О, сеньор лейтенант, мы, женщины, всегда все про всех знаем! Не думайте, что вам удалось хоть чтото о себе скрыть – Барселона не такой большой город.

Влада… нет, все ж таки – Бьянка! – шутливо погрозила пальчиком:

– Вы так на меня смотрите, сеньор… Андреас. Вас ведь так зовут?

– Именно, так, мадам.

– Хм, мадам… – девушка насмешливо прищурилась и вдруг… потрогала себя за мочку уха – точно так же, как это делала Влада! Так, значит…

– Вы меня сейчас взглядом прожжете, – прошептала… Влада?

– Нам нужно встретиться… и поговорить.

Девчонка кивнула:

– Хорошо. Послезавтра, днем. Таверна «Золотой Якорь» в порту, знаете?

– Найду.

Бал вскоре закончился, но до того Громов еще успел потанцевать с «куколкой» Амалией, пригласившей его на свидание завтра, во второй половине дня. Даа, дамы здесь времени зря не теряли!

– Восточные бани, это недалеко от…

– Я знаю, милая Амалия, знаю.

Дом маркиза де Каррахас располагался на углу улицы Мотгат и снаружи не производил никакого особенного впечатления – дом как дом – серый, трехэтажный, обычный. Однако внутри…

Постучав в небольшую дверь, Громов, как и был научен хозяйкой, представился посланцем ее воюющего супруга, и дюжий темнокожий слуга, поклонившись, сразу же провел его на второй этаж по широкой мраморной лестнице, устланной узорчатым ворсистым ковром. По стенам были развешаны картины в дорогих позолоченных рамах, сквозь широкие, распахнутые в сад окна доносилось щебетание птиц, в прихожей и по краям лестницы стояли пальмы в больших деревянных кадках.

Маркиза Эжена дель Каррахас дожидалась утреннего гостя в роскошном, с голубыми шелковыми обоями, кабинете, сидя за большим дубовым столом, застланным зеленым велюром.

– Ах, мой верный идальго! Вы принесли вести от мужа? Входите же, прошу вас, садитесь в кресло… Али! – женщина посмотрела на неграслугу. – Вели подать нам кофе, а потом никого в приемную не пускай – посланец принес слишком важные вести.

Негр молча поклонился и вышел, закрыв за собой дверь, украшенную затейливым гербом маркиза.

– Ах, друг мой, я так рада, что вы пришли! – томно прикрыв глаза, прошептала маркиза.

Несколько запоздало вспомнив про этикет, молодой человек подошел к столу и, галантно склонив голову, поцеловал хозяйке особняка руку.

В дверь постучали – все тот же слуга принес на серебряном подносе кофе в фарфоровых чашках. Эжена томно махнула рукой:

– Хорошо, хорошо, Али, поставь все на стол и ступай себе.

Усевшись в кресло, молодой человек протянул руку к чашке…

– Нетнет! – Светлосерые глаза маркизы блеснули, словно жемчужины. – Кофе потом, друг мой, сначала же… я хочу показать вам сад. Вот, посмотрите!

Сделав приглашающий жест, женщина подошла к окну, жемчужносерое, в цвет глаз, платье ее, украшенное многочисленными бантами и рюшами, сзади оказалось зашнурованным очень неплотно, оставляя обнаженными не только, как обычно, плечи, но и почти всю спину… На левом плече маркизы имелась небольшая родинка, такая же, как и на щечке, волосы ее были уложены в затейливую прическу – похоже, Эжена дель Каррахас предпочитала обходиться без парика. Еще бы – с такойто густой шевелюрой!

– Ах, Андреас, мне чтото туго, – обернувшись, маркиза стрельнула глазами. – Прошу, ослабьте шнуровку…

Молодой человек немедленно вскочил с кресла, подошел… почувствовав пальцами теплую шелковистость кожи.

– Дада, вот так… Пожалуй, и еще можете распустить… Ага!

А дальше уже, пожалуй, и некуда было – верхняя часть платья просто соскользнула, тихо шурша, обнаженная до пояса дама обернулась. Сверкнули глаза, и большая тугая грудь ее призывно качнулась.

– Идите сюда, друг мой… Вам нравится моя родинка?

Ни слова не говоря, Громов обнял женщину за талию и поцеловал в щеку… в мушку… а затем – в губы, и – очень осторожно – в грудь.

– Развяжи мой пояс, милый Андреас… Теперь дай, а я раздену тебя сама…

Оба слились в любовном экстазе здесь же, в кабинете, на стоявшей в углу софе, софа поскрипывала, а маркиза, томно закатив глаза, кусала губы:

– Ах, друг мой, ах… Как я рада, что ты пришел!

Большая грудь Эжены волнительно колыхалась, и кудато делась родинка со щеки – словно и не было, видать и впрямь – мушка.

– Ах, друг мой!

Лейтенант покинул маркизу дель Каррахас почти через три часа, и все это время они находились в кабинете, видать, хозяйка все же опасалась слуг. Впрочем, если верить словам капитана Педро – эта женщина вообще ничего не опасалась, тем более, в том, что касаемо любви.

Несмотря на весь напряженный ход встречи, Андрей все же успел спросить о Красном Бароне, однако получил довольнотаки уклончивый ответ. Мол, для многих знаний время еще не пришло. Значит, знает всетаки! Не зря зашел.

Перед встречей с Амалией молодой человек успел поспать и даже выкупаться на заднем дворе дома в бадейке с водою, которую использовал по утрам вместо душа.

– Месье Кавузак прислал с утра слугу, господин, – по ходу дела докладывал Жоакин. – Мы задолжали за танцы и фехтование полдублона.

– Так отдал бы! Знаешь ведь, где деньги лежат.

Мальчишка замахал руками:

– О, сеньор! Как же я могу – без вас?

Вообщето, верно сказал. Выбравшись из бочки, Громов поощрительно улыбнулся, заворачиваясь в поданное слугой полотенце.

– Эх, сейчас бы водочки… Впрочем – не время.

– Что, господин? – не поняв, переспросил Перепелка.

Молодой человек отмахнулся:

– Так… Всему свое время, как сказала одна красивая женщина. Интересно только, что она имела в виду?

Восточные (турецкие) бани располагались не так и далеко от съемных апартаментов Андрея, в той части города, где впоследствии будет проложен проспект Диагональ. Вообще, Громову нравились названия главных барселонских улиц – Диагональ, Параллель, Меридиана…

Как и положено всякому уважающему себя господину – тем более заместителю коменданта крепости Монтжуик! – Громов явился в баню в сопровождении слуги: в большой ивовой корзине Жоакин Перепелка нес для своего хозяина свежую нижнюю одежку, простыни, полотенце и кувшинчик неплохого вина, купленного в таверне неподалеку от дома.

Кроме Громова и Жоакина, в бане уже были и другие посетители, правда, не так уж и много: двое слуг терли спину какомуто усатому толстяку, блаженствовавшему в большой бадейке, и гдето с полдюжины человек плескалось в бассейне. Еще ктото был и в парной, однако погреть кости Андрею так и не удалось, по крайней мере сейчас – едва молодой человек направился в парную, как подскочил окутанный паром банщик:

– Господин лейтенант?

– Ну да, он самый.

– Вас хочет видеть одна… одно лицо.

– Так кто же против?

– Идемте за мной, господин.

Велев Жоакину ждать да приглядывать за одеждой, Громов зашагал следом за служителем. Андрей уже неплохо понимал покаталонски, особенно – такие простые фразы, только вот говорил еще недостаточно хорошо, но и это Перепелка обещал быстро исправить, парнишка неожиданно оказался весьма приличным учителем… или просто Громов был прилежным учеником?

– Сюда, господин, – обернувшись, банщик приоткрыл небольшую дверцу позади заполненного теплой водою бассейна, однако сам не входил, пропустив «сеньора лейтенанта».

Молодой человек вошел в небольшое, окутанное паром помещение, где имелась еще одна дверь – оттуда и послышался веселый женский голос:

– Ну идите же скорее, сеньор!

Полулежавшая на несколько узковатом, как видно – предназначавшемся для массажа, ложе Амалия де КамбресиРозандо, нынче вовсе не напоминала глупую и напыщенную куколку – женский идеал эпохи барокко. Обычная девчонка, закутанная в простыню, юная красавица, блондиночка с карими сияющешоколадными глазами и губками настолько прелестными, что Громов не выдержал – нагнулся, поцеловал… Простыня, словно сама собою, упала, обнажив стройненькую и хрупкую фигурку с тоненькой талией и маленькой, но весьма аппетитной грудью.