Я долго колебался, сразу ли поговорить с Младеном или еще повременить. Вообще, было бы куда приятнее, если бы кто–нибудь другой сообщил ему о моем фиаско. Все же чувство долга во мне победило, и я попросил соединить меня с Загребом. Пускай накричит на меня, пускай отчитает, так мне и надо за мои промахи!..

Соединили сразу. Дежурный сообщил, что Младена нет на месте. Однако меня это не обрадовало: уж если предстоит нахлобучка, пусть это произойдет как можно скорее.

Я коротко сообщил дежурному о случившемся, попросив обо всем доложить Младену. Под конец спросил:

— Есть что–нибудь для меня?

— Есть кое–что… Товарищ Младен ждал вашего вызова. Он просил вас связаться с ним завтра в семь часов. Он будет на месте.

Закончив разговор, я выкурил сигарету, размышляя, что можно сделать в сложившейся ситуации, выискивая какой–нибудь контрход, но ни до чего путного не додумался. Позвал своего сотрудника и сказал ему, что мы возвращаемся в Порторож. Он, как и я, был подавлен неудачей. За всю дорогу мы не проронили ни слова. На развилке при въезде на пулскую автостраду мы увидели машину из управления с нашими товарищами, которых я выслал к шоссе. Они, оказывается, встретили милицейскую патрульную машину, и патрульные сообщили, что черный «фольксваген» в сторону Пулы не проезжал. Поэтому они повернули назад в надежде, что нам повезло больше. К сожалению, они ошиблись.

В Порторож я вернулся вконец расстроенным. Бору нашел у кафе «Сузанна». Хотя уже давно перевалило за полночь и кафе было закрыто, он сидел на опустевшей террасе, с понятным нетерпением поджидая меня. Ему сообщили, что Црнкович вышел из отеля, а я пустился за ним в погоню, что случилось дальше, он не знал. Я устроился рядом с ним, поблагодарил товарищей за сотрудничество и, когда мы остались одни, поведал о своем невезении.

Он не сказал ни слова. Все понятно: считает, что не его ума дело критиковать старших по званию. Я чувствовал себя подавленным и усталым после всех этих передряг. Рюмка спиртного была бы сейчас весьма кстати, чтобы успокоиться. Было уже поздновато, однако бар в отеле «Палас» работал. Я пригласил Бору составить мне компанию, но он отказался. Тогда я попросил его отвести Вучко в отделение милиции — не тащить же мне пса в гостиницу, где мне был заказан номер. Мы расстались, и каждый пошел в свою сторону.

В баре я задержался не долго. Оркестр уже ушел, и публики оставалось немного. Мое внимание привлек мужчина с непомерно длинным носом: еле держась на ногах, он тем не менее осаждал барменшу за стойкой. Изъяснялся он по–итальянски, и, похоже, они плохо понимали друг друга. Выпив свою рюмку, я вышел из бара. Утро уже потихоньку занималось. Предутренняя прохлада освежила меня, и я не спеша отправился берегом в гостиницу. Поспать мне придется совсем немного: на семь назначен разговор с Младеном. Я подумал, что, пожалуй, лучше бы вообще не ложиться, а то подниматься будет куда тяжелее. Может, погулять пока, а там уже и семь?..

Я повернулся и пошел в другую сторону. Подходя к кафе «Ядран», примостившемуся у самой воды, услышал громкие голоса: препирались двое. Сделав еще несколько шагов, я увидел красивую, довольно большую яхту, стоящую у мола. Названия я не разглядел — его скрывал парапет. Мужчины стояли возле яхты на берегу: черноволосый смуглый парень пытался утихомирить того самого носатого итальянца, которого я приметил в баре. В стельку пьяный носатый размахивал бутылкой и не хотел слушаться приятеля, который уговаривал его пойти на яхту и хорошенько проспаться.

Я вообще не охотник до подобных сцен, а в таком настроении, как сейчас, и подавно. Но ретироваться было уже поздно: носатый меня заметил и, видимо, несмотря на хмель, припомнил, что мы только что виделись в баре. Вырвавшись от приятеля, он ринулся ко мне, протягивая бутылку и вопя на итальянском:

— Эй, дружище! Выручай… Не дают выпить, пузырек отнимают!.. На, держи! Пей ты!..

Я едва успел поймать бутылку, выскользнувшую у пьяного из рук. Тут его нагнал приятель и подхватил.

— Хватит, Пьер! — с угрозой произнес он на итальянском. — Я сказал, хватит! Пора спать!

— Ну, Пьер… — отбивался пьяный. — Еще немножко…

Я понял, что они тезки, оба зовутся Пьерами. Отпрянув от носатого, шатавшегося из стороны в сторону, я протянул бутылку его трезвому приятелю.

— Возьмите, пожалуйста, — сказал я по–итальянски. — Пить я, конечно, не собираюсь, но если вам нужна моя помощь…

— Спасибо, не нужна, — не дал мне договорить трезвый Пьер. — Дружок у меня перебрал, да я с ним управлюсь сам…

Я повернулся и пошел своей дорогой, оставив Пьеров разбираться между собой. Не встреть я в баре носатого, я, может, с большим интересом посмотрел бы на яхту, пришедшую, по всей видимости, из Италии. В алиби этой пары не приходилось сомневаться: всю ночь проторчали в баре…

Небо на востоке стало незаметно бледнеть. Еще немного — и рассветет. Я пошел к машине, стоявшей неподалеку от «Паласа». На улицах полное безлюдье, город еще спал глубоким сном. Огни у входа в бар погашены. Спокойствие абсолютное. Я отпер дверцу своей машины…

И тут я услышал шаги… Нетвердые, словно сильно подвыпивший возвращается домой после хмельной ночи. А затем страшный хрип. Секундой позже я увидел человека. Он шел через парк от моря и остановился, ухватившись за дерево. Казалось, вот–вот рухнет. Заметив меня, открыл рот, видимо, хотел позвать, однако не смог произнести ни звука.

Возиться с пьяными я не люблю, хотя оставить человека в беде — даже если он угодил в нее по собственному легкомыслию — тоже не в моих правилах. Захлопнув дверцу машины, я подошел к человеку. И тут только понял, что он вовсе не пьян!

Он был ранен. Одежда мокрая, словно недавно из воды вылез, на груди темное пятно крови, сочившейся из раны. Черное лицо человека — это был негр — посерело от потери крови. Рот его открывался машинально, но голоса не было, одни хрипы… Прежде чем я успел его подхватить, негр потерял равновесие и рухнул на землю.

Я поспешно опустился на корточки и приподнял ему голову. Глаза были закрыты, на губах выступила кровавая пена. Я расстегнул мокрую рубашку и прижал к ране носовой платок, чтобы хоть немного приостановить кровотечение. Времени осмотреть рану — ножевая она или огнестрельная — не было. Силы раненого были на исходе, он нуждался в срочной медицинской помощи… Только бы она подоспела вовремя!

Я огляделся. Вокруг ни души… Устроил раненого поудобнее, прислонив его спиной к дереву, возле которого он рухнул, и побежал к «джульетте». Переносить его в машину я не решился, опасаясь, что он умрет у меня на руках. К тому же я не знал, где тут в Портороже пункт «Скорой помощи», так что самое лучшее поскорее вызвать врача. Я сделал то, что представлялось самым простым и быстрым: уселся в машину и засигналил, резкий клекочущий звук разорвал глубокую предутреннюю тишину.

Через несколько секунд появился дежурный милиционер. Углядев меня, ринулся к машине с криком:

— Какого черта раструбился в такое время? Не знаешь, что запрещено? Пьяный, что ли?

Вместо ответа я протянул ему служебное удостоверение и объяснил:

— Человек тяжело ранен! Немедленно вызовите «скорую помощь»! Я останусь возле него…

Милиционер, сообразив, в чем дело, без лишних слов повернулся и побежал. Я возвратился к раненому.

Теперь глаза его были открыты. Он глядел прямо на меня, когда я присел возле. Рот его открылся, запенившись кровью. Он силился что–то сказать. Сквозь хрипы и клекот я успел разобрать несколько слов, произнесенных по–итальянски:

— Полиция… Яхта… Копер…

В первый момент я не мог уразуметь смысла бессвязных слов. Раненый пытался сказать что–то еще, но силы его быстро таяли: глаза закрылись и тело обмякло у меня на руках…

Примчалась «скорая помощь». Врач и два санитара с носилками бежали к нам в сопровождении милиционера. Врач склонился над раненым и щупал пульс, пока санитары готовили носилки.

— Ну как? — спросил я, когда он выпрямился, давая знак санитарам взять раненого на носилки. Лицо врача было озабоченно–хмурым.