— Доктор Сунь, — сказал в ответ Роберт. — Разрешите представить мою жену и сына. С моим братом вы уже знакомы, надеюсь.

Сунь склонился к руке Моники.

— Бог всегда благоволил Баррингтонам. Как я слышал, госпожа Баррингтон в их счастливой судьбе. — Моника очаровательно и загадочно покраснела, взглянув на мужа. — Вы должны познакомиться с моей женой мадам Сунь, как только она приедет, — продолжил Сунь. — А теперь, боюсь, мужчины должны поговорить о деле.

Роберт кивнул, и Моника вышла из комнаты, уводя с собой Джеймса. Адриан собрался было остаться, но Сунь окинул его таким холодным взором, что тот прикусил от злости губу и тоже вышел на веранду. Сунь сел, сцепив руки на бедре.

— Могу я говорить откровенно?

— Иначе и нельзя, ваше превосходительство, если мы собираемся совершить что-то стоящее.

— Хорошо, — удовлетворился Сунь. Итак, господин Баррингтон, ситуация странная. Я уверен, что вы много лет знали обо мне и моих устремлениях. — Он дождался утвердительного кивка Роберта. — Так вот, понимаете, я планировал революцию больше двадцати лет, с риском для своей жизни и, к сожалению, заплатил за нее ценой жизней многих моих соратников.

Роберт понял, что Сунь скоро узнает, что именно Джеймс Баррингтон был причастен к разгрому шанхайского туна в 1894 году. Но он также хотел выяснить, знал ли Сунь, что Виктория была одним из его самых ярых сторонников и оказала ему материальную помощь, несопоставимую ни с чьей другой? Однако он решил пока не упоминать ее имени.

— Признаюсь вам, — продолжил Сунь, — были моменты, когда я терял надежду осуществить свою революцию. И затем, внезапно и совершенно случайно, она произошла. Один мой слишком нетерпеливый подчиненный не смог выявить предателя и подвергся нападению правительственных войск, что вызвало взрыв недовольства и мятеж на всем протяжении реки Янцзы. В свете этого можно предположить, что династия Цин и правительство разложились в гораздо большей степени, чем мы подозревали, если их правление в бассейне Янцзы рухнуло так быстро и окончательно.

— Они были не теми, какими пытались казаться, — признался Роберт.

Сунь коротко улыбнулся:

— Вы имеете в виду после смерти Цыси? Однако она мертва, и нам остается меньше проблем для разрешения. На деле, я считаю, осталось только две крупных личности из окружения вдовствующей императрицы, кто поддерживали ее в победах и поражениях и кто пользуется властью. Разумеется, я говорю о Юань Шикае и Роберте Баррингтоне.

— Вы мне льстите, ваше превосходительство.

— Вам принадлежит самый богатый и самый мощный торговый дом Китая. Сейчас, если позволите говорить прямо и без церемоний, вы находитесь в моей власти волей сложившихся обстоятельств. Я могу разорить вас. Могу приказать расстрелять вас и всю вашу семью. Разумеется, в моей власти посадить вас и ваших близких на следующий пароход в Англию и запретить вообще возвращаться в Китай. — Роберт облизнул губы. — Но чего я этим добьюсь? — спросил Сунь. — Создам вакуум в сердце великой страны, которой собираюсь управлять. Я считаю, что Китаю нужен Дом Баррингтонов, господин Баррингтон.

— Теперь вы льстите нам, доктор Сунь.

Сунь опять улыбнулся своей мимолетной улыбкой:

— Поэтому единственное, что я хочу знать, господин Баррингтон, кому вы служите: Китаю или Цинам. Ваша семья провела в Китае более ста лет. Вы родились здесь и здесь прожили свою жизнь. Вы, полагаю, христианин. Как и я. Но я также уверен, что мы оба можем оценить полезные аспекты конфуцианства. Разве вы не согласитесь, что Цины утратили доверие Небес? Теперь, прежде чем вы дадите ответ, мне бы хотелось заранее снять некоторые вопросы. Я не собираюсь причинять императору какой-либо вред, также как и членам его семьи. Разумеется, если они не окажут мне вооруженного сопротивления. Для этого я написал письмо регенту, предлагая Пуи отречься от престола и уйти в почетную отставку. С доходами четыреста тысяч фунтов в год. Это большие деньги.

— Могу я спросить, откуда возьмутся эти деньги?

— Их выделит правительство, конечно, как только мы придем к власти. Теперь позвольте остановиться на следующем: я говорю мы, потому что по натуре оптимист. Но правительство, о котором я говорю, будет избранным правительством. Я избран президентом, но ограниченным электоратом, мне же хотелось бы подтвердить свои полномочия всеобщими выборами. Я верю, что гоминьдан выиграет эти выборы, и я стану полноправным президентом Китая. Однако если мы проиграем и явится другая партия под руководством другого лидера и он будет избран, то я даю твердое обещание отойти от политической деятельности и стать частным лицом. Тем не менее в этом случае я потребую от нового правительства обещания выполнить мои гарантии семье Цинов. Итак, теперь вы готовы дать мне свой ответ?

Роберт уже принял решение. Сунь прав, и положение Дома Баррингтонов было гораздо более прочным, чем казалось тем, кто видел только гоминьдановских солдат, окруживших дом. Но он также знал, причем знал со дня смерти Цыси, что дни династии сочтены и требуется лишь толчок, чтобы она пала. Он тешил себя надеждой, что не позволил Юаню дать этот толчок, отказав ему в поддержке. И вовсе не из особого желания сохранить умирающее правительство, а потому, что знал намерение маршала установить в стране военную диктатуру. То, что Юань удерживал Мартина, только укрепляло Роберта в его уверенности по этому поводу.

И вот теперь перед ним сидел человек, с которым можно иметь дело. Человек, который говорил о демократии. Его отец, Роберт прекрасно это помнил, имел глубочайшее предубеждение по поводу перспектив демократии в Китае. Но прежде чем полностью списать ее со счетов как неудачу, все-таки следовало попробовать.

И немаловажно, что Сунь оказался человеком, который, похоже, мог понравиться Роберту. Он уже был ему симпатичен даже после столь короткого знакомства. И самое главное, только имея дело с Сунем, у него оставалась надежда узнать, что случилось с его единственной оставшейся сестрой... или спасти ее жизнь, если она еще жива. Но осознавал ли Сунь, что ему предстоит?

— Я окажу вам поддержку, — сказал Роберт, — какую смогу. Помимо финансовой помощи могут быть полезными мои связи с Англией и Европой. Но я не командую армией. Этим занимается Юань Шикай. Что, если обратиться к нему?

— Я могу преодолевать препятствия только по очереди, — сказал Сунь. — Вашу поддержку я считаю более важной, господин Баррингтон. Теперь, когда я уверен в вас, можно подумать и о контактах с маршалом Юанем.

Юань Шикай развернул плотную бумагу медленно и с явным удовольствием. Он откинулся в своем кресле, стоящем перед его палаткой. Вокруг слышался шум пробуждающейся ото сна армии. Здесь, в горах, была армия, его армия, тридцать тысяч тщательно подобранных и обученных, обеспеченных военных обмундированием, хорошо вооруженных и уверенных в себе бойцов. На создание армии он истратил все свои средства, и теперь эти люди — единственное, что у него есть. Но маршал не сомневался: он с лихвой окупит затраты, его солдаты ждали приказа на выступление, и только он один знал, куда поведет да. И теперь отдать этот приказ для него становилось гораздо легче.

Окружившие его офицеры ждали, пока он дочитает императорский приказ. Мартин Баррингтон чувствовал растущее волнение. За те месяцы, что он служил этому человеку, юноша начал боготворить его. Причина была не в том, что Юань обеспечил его всем, о чем он мечтал. Он оценил талант маршала, его целеустремленность и широту его взглядов. Как и любой солдат этой армии, Мартин не сомневался: Юань Шикай — человек, за которым будущее. То, что тетя Виктория стала любовницей маршала, только утвердило уверенность Мартина. У него, окруженного собственным гаремом из мальчиков и девочек, подаренных маршалом, и в мыслях не было осуждать поступок Виктории.

Юань улыбнулся и сложил бумагу. Он взглянул на своих офицеров.

— Господа, — сказал он. — Регент приказал мне отправиться в Ханькоу и подавить мятеж. Я восстановлен во всех моих званиях и привилегиях и вновь — маршал Китая. — Он взглянул на одного из офицеров, недавно прибывшего с юга. — Поделитесь с нами еще раз наблюдениями о гоминьдане.