В конце концов Кутула поймал конец плетеной веревки, перебросил ее через верх стога, воткнул острый, тонкий шест в сено и спустился вниз.

В полдень из села принесли обед для солдат. Солдаты разбрелись группами по берегу реки и молча начали обедать.

Слановский, Станков и Лило сели в тени единственной развесистой груши посреди луга. Слановский медленно начал есть. Станков с едой разделался вмиг и, не вставая со своего места, задремал.

— Искупаемся? — тихо спросил Лило.

— Давайте, — ответил Слановский и начал раздеваться. Отвыкший ходить босиком, он осторожно ступал по скошенной траве луга. Вышли на тропинку. Почти все солдаты уже были в воде. Ниже по реке двое местных жителей купали в реке коня. Конь фыркал и с удовольствием помахивал мокрым хвостом. Его шерсть блестела на солнце. Кутула нырял, стараясь схватить в воде высокого Пени, а тот, увернувшись от Кутулы, бросился к противоположному берегу и упал там на горячий песок.

В это время кто-то закричал:

— Змея, змея!

— Где? — Пени вскочил, глубоко нырнул с разбегу и выплыл уже на этом берегу. Отдуваясь, он раздвинул кусты и попытался вылезти на сыпучий песчаный берег. — Где змея? — спросил он еще раз.

Какой-то солдат испуганно показывал на кусты, продолжая пятиться.

Пени спокойно приблизился к кустам бузины и крапивы, присел на корточки и начал насвистывать незнакомую и какую-то странную мелодию.

— Да он настоящий циркач, — раздался чей-то насмешливый голос.

— Змея только его и ждала, — подзадорил другой.

— Вот увидите, он ее поймает, вы его не знаете, — добавил третий, давно знавший о ловкости Пени.

Слановский опустил ноги в воду. По коже пробежала холодная, но вместе с тем приятная дрожь. Он все еще не решался нырнуть. Марин воспользовался тем, что все солдаты как завороженные глядели на Пени, и приблизился к Слановскому.

— Вы не знаете, третий взвод останется в селе?

— Нет. Ожидаются новые аресты.

— Кого могут схватить?

— Не знаю. Вечером узнаем.

Марин замолчал. Оглянулся. Около них не было никого.

— На днях нам дадут знать…

— Откуда? — прервал его Слановский.

— Йордан позаботится. Может быть, и Калыч спустится сюда. Хотите с ним встретиться?

— Во что бы то ни стало…

— Господин подпоручик, смотрите, какого ужа вытащил этот сумасшедший! — громко закричал один из солдат, указывая на Пени.

Пени обмотал змею вокруг шеи и пошел к солдатам, а те разбежались от него кто куда.

— Иди и подложи змею под голову фельдфебелю, — поддразнивая, предложил какой-то шутник.

Перед заходом солнца со стороны Камено-Поля появилась колонна третьего взвода. Впереди на черном как смоль молодом жеребце ехал Игнатов. Арестованные каменопольцы шли молча. Вокруг все было им хорошо знакомо: высокие орехи, стоящие по обеим сторонам дороги, тополя, луга вдоль Осыма, вязы около мельницы, где сороки, и вороны вили гнезда, а дальше скрытый садами Лозен. Кто из них не бывал здесь то ли по делам, то ли в гостях у родных или друзей! Но все теперь таило в себе странное предчувствие. Уж не последний ли это их путь по родным и милым сердцу местам? Может быть, потому глаза их так жадно впитывали зелень полей, а ноздри с таким наслаждением вдыхали запах щедрого чернозема.

Когда они приблизились к лозенскому кладбищу, Игнатов, показав в его сторону плетью, выкрикнул:

— Вы не заслуживаете даже и того, чтобы вас здесь похоронили!

Они бессознательно посмотрели на каменные кресты, на покосившуюся ограду и, не проронив ни слова, продолжали свой путь.

— Где бы вы нас ни похоронили, нас найдут, а вот вам есть над чем подумать, — тихо промолвил учитель Станчев.

Игнатов повернул коня, солдаты попятились. Поручик попытался плетью стегнуть учителя, но конь вдруг отпрянул в сторону, и конец плети обвил шею старого Бойо.

— И теперь будете разводить агитацию, мать вашу…

Игнатов пришпорил коня и обогнал колонну шагов на двадцать.

Подвал школы был приспособлен для содержания арестованных. Под командой унтер-офицера Кочо был выставлен удвоенный караул из особо доверенных солдат.

Вечером Слановский вытянулся по стойке «смирно» перед столом Игнатова.

— Слановский, надеюсь, ты понимаешь, для чего мы здесь? — прохрипел Игнатов.

— Так точно, господин поручик, — ответил Слановский вполголоса.

— Как ты думаешь, мы не зря хлеб едим? — посмотрел поручик прямо в глаза Слановскому холодным, испытующим взглядом.

Слановский молчал. Игнатов сжал губы и укоризненно покачал головой.

— Принимаю твое молчание за знак согласия. Мы действительно не оправдываем доверия нашего начальства.

Слановский побледнел. Ничего хорошего от этих намеков он не ожидал, и тем более странной казалась ему общительность Игнатова. У него пересохло в горле, глотать стало трудно.

Игнатов искоса наблюдал за ним.

— Что с тобой?

— Ничего, — с усилием ответил Слановский, — похоже, что я немного простудился.

Игнатов продолжал разглагольствовать!

— Позавчера я совсем случайно узнал, что ты служил у полковника Додева.

— Да, тогда он был моим командиром батальона.

— Тебе следовало бы знать, что он очень хорошего мнения о тебе.

— Но, кажется, вы с ним не согласны?

— С чем? — не понял его намека Игнатов и уставился на него.

— Да именно с его отношением ко мне.

— Ах вот что! Ну посмотрим. Если заслужишь, другое дело. Тогда и я не останусь в долгу. Сели мы в галошу минувшей ночью. Представился такой случай показать себя! Сами к нам пришли партизаны, своими ногами! А мы их проморгали. Надеюсь, что и ты убедился в простой истине: запугать их можно только одним — беспощадным истреблением.

Голова Слановского работала лихорадочно и путанно. Сознавая, что попадает в безвыходное положение, он последним усилием воли попытался овладеть собой и хотя бы внешне сохранить спокойствие. Но Игнатов хорошо понимал его состояние и поэтому продолжал играть на нервах подпоручика.

— Ты знаешь коммунистов, которых привели из вашего села? — спросил он после короткого молчания.

— Так точно.

— Мы не ошиблись, не так ли?

— Не могу знать.

— Имей в виду, что эти — самые главные, но есть и другие. Будем живы и здоровы, так и до них доберемся. Ты что так побледнел? Уж нет ли среди них кого-нибудь из твоих родственников или друзей?

Слановский продолжал молчать. В ушах шумело, он был не в состоянии связать и привести в порядок свои мысли. А Игнатов с циничной настойчивостью продолжал допытываться:

— Может, у тебя были какие-нибудь дела с ними? Так я тут ни при чем! — Он опустился на стул, закурил сигарету и рассеянно поглядел в окно. — Могу я узнать, где ты был прошлой ночью до половины второго?

— На улице.

— А с кем, если не секрет?

У Слановского снова пересохло в горле. Ему было очень обидно, что человек, к которому он питает чувство особой неприязни, с такой легкостью вмешивается в его самые интимные дела, но тем не менее он решил, что лгать было бы ниже его достоинства, и поэтому откровенно признался:

— Со знакомой. — Его бледность быстро перешла в румянец.

— Похоже, что девушки легко липнут к тебе. И давно ты ее знаешь?

— Несколько лет. После демобилизации я несколько лет работал учителем. С тех пор мы и знакомы.

— Ах, значит, старая дружба, — многозначительно осклабился Игнатов и тут же изменил выражение лица. — Этой ночью будет много работы. Не хочешь ли поприсутствовать на допросе? — уставился он на Слановского.

— У меня нет опыта, и кроме того…

— Тебе неудобно, — подхватил Игнатов. — Не так ли? А что касается опыта, никто не рождается опытным. Ну ладно, постараюсь покончить с этим делом и без твоей помощи. Думаю, и у тебя еще будет возможность проявить себя. Этой ночью надо усилить охрану. Я приказал удвоить посты. После комендантского часа из расположения роты не отлучаться, понятно?