Тревис. В мой первый день здесь он швырнул Сэма на землю и пинал. Мертвая птица в его постели.

Я придвинулся ближе и обнял Сэма за плечи. Вздохнув, он приник ко мне.

Желать его было неправильно, но, черт, я испытывал к нему столько нежности. Выходит, я смешал две различные эмоции?

Подобным образом мы просидели очень долго, и руку мою начало покалывать. Я немного сдвинулся и ею пошевелил, чрезмерно наслаждался прикосновениями, чтоб от него оторваться, а он развернулся в моих руках и неловко меня обнял.

«Это всего лишь объятия», — размышлял я и начал отодвигаться назад, пока не прислонился к стене, и притянул к себе Сэма. «Всего лишь объятия», — напомнил я себе и погладил его по спине. Почувствовал, как его бедра прижались теснее, когда я добрался до пояса его джинсов. Всего лишь объятия… Только вот член мой набух как черт знает что, я неспешно проигрывал битву со своим самоконтролем.

Он дышал мне в шею, а мягкие губы едва уловимо касались кожи. Руками он крепко сжимал мои плечи, эрекция требовательно прижималась ко мне. Я чувствовал пальцами, что мышцы его спины, словно спиралевидные пружины, готовились ослабить напряжение под давлением моего прикосновения. Я подмечал каждое крошечное движение его тела, все места, которых мы касались через одежду. Как же я его хотел… даже мысли о Джо не сумели меня разубедить. Я прильнул лицом к его плечу и окунулся в сладкий мускусный аромат.

— О, черт, Сэм, — прошептал я.

Медленно он поднял голову и проникновенно на меня посмотрел.

— Ты не хочешь этого делать, — губами проговорил он.

Я понятия не имел, то ли покачать головой, то ли кивнуть. Жаль, он не предоставил мне выбора.

Его губы были так близко, такие полные и бархатистые. Хотелось выяснить, каков он был на вкус, хотелось ощутить его язык у себя во рту.

— Ты не хочешь этого делать, — повторил он.

Сидя на шаткой постели, я держал его в руках и знал, что это не было правдой. Все, чего я хотел, — это быть с ним.

Я подался ближе и очень-очень нежно дотронулся до него губами, словно мы целовались сквозь вуаль. Его руки погрузились в мои волосы, удерживая меня на месте, наши губы недвижимо прижимались друг к другу. Я медленно приоткрыл рот и провел языком по его нижней губе. Глаза его были зажмурены, словно он молился. Слегка отклонившись назад, я заметил слезы на его щеках.

— Сэм? — шепотом позвал я и ласково вытер слезы большим пальцем.

Но он притянул меня за голову к себе и чувственно поцеловал приоткрытыми губами, наши зубы столкнулись.

Еще никогда меня не целовали столь отчаянно. Пальцами я ощутил, как слезы орошали его щеки, он ахнул, всхлипнул и глотнул воздуха.

Почему он плакал, мне думать не хотелось. Хотелось лишь, чтоб он перестал. Хотелось остановить его боль своими губами, языком, эмоциями, что сидели внутри и порывались вырваться наружу. Но, в конце концов, он неконтролируемо разрыдался, а я обвил его руками и целовал волосы.

В тот вечер, когда я вернулся в нашу комнату, Джо спросил, где меня носило. Меня не было несколько часов. Я знал, что в выдуманную историю он не поверит, поэтому честно признался, что был с Сэмом. Лгать все равно не хотелось. Я был сыт по горло. Был вымотан тем, что ставил под сомнение каждую эмоцию, вымотан чувством вины. Я улегся на нашу постель и накрыл лицо подушкой. Я сам себе не доверял, боялся, что слова польются из меня, как вода из переполненной ванной. Если б Джо настоял прямо здесь и сейчас, я рассказал бы ему все. Но он не сделал того, чего я ждал. Только свернулся возле меня на кровати и притянул к себе. Я припомнил, что когда-то считал, что очень сильно его любил, что не хотел причинять ему боль, что его занятия сексом с другими людьми сильно меня ранили.

Он уложил подушку на наши головы и поцеловал меня, потянувшись вниз, расстегнул мои штаны и скользнул рукой в мое нижнее белье. Не было никаких усилий, никакой борьбы за доминирование. Можно пересчитать на пальцах одной руки, сколько раз мы просто и сладко занимались любовью.

В тот вечер я напился. Становилось легче, когда я был пьян. Дни пролетали, а я пил все больше и больше.

День перетекал в ночь. Мой мир превратился в беззвездную тьму, и я больше не мог выполнять работу, которую мы должны были делать. Я не справлялся со своими эмоциями и даже не пытался распутать клубок, что свернулся у меня внутри. После того дня я лишь пытался его потопить.

— Нам нужно отвезти его на диализ.

Возвращается симпатичный медбрат. Я пробыл здесь практически час, просто наблюдаю, как грудь Сэма вздымается и опадает, слушаю мягкий писк и шепот всех этих машин. Сэм еще в себя не пришел.

— Разве он уже не должен был очнуться? — спрашиваю я, помогая медбрату переместить неудобный агрегат вокруг кровати.

Он качает головой и улыбается. Но чуть раньше я подмечаю, как он тревожно хмурит лоб.

— Позвоните попозже, и мы дадим вам знать, как он, — произносит он.

Сжимаю руку Сэма и ухожу, решаю вернуться как можно раньше.

Внизу полицейских нет. Направляюсь в маленькую комнатку, куда меня водила Джуди, но сквозь стекло вижу, что там все занято. Я уже намереваюсь усесться на жесткий стул возле рецепции, как вдруг к стойке подходит Джуди с двумя большими сумками.

— Вот ты где! — замечая меня, восклицает она.

— Я спустился сдаваться, но полиции нет.

Дело не в том, что я жажду ареста. Просто хочется с этим покончить. Чем скорее со мной побеседуют, тем скорее я вернусь к Сэму.

— О них не беспокойся, — радостно отзывается Джуди. — Я надеялась, ты купишь мне кофе в кафе, и мы отпразднуем. — Она заговорщицки подмигивает.

— Ладно, — говорю я, абсолютный невежда в конспирации. — С удовольствием купил бы вам кофе, но все деньги, как и вещи, остались в машине.

Джуди улыбается, словно ей известно нечто такое, чего не знаю я.

Больничное кафе переполнено. Джуди заказывает кофе для себя и горячий шоколад для меня. Мы садимся за столик возле выходящего на парковку окна. Кажется, больничная парковка вмещает лишь процентов восемьдесят автомобилей. Чувствую, как она что-то толкает ко мне под столом. Сумки. Вопросительно на нее гляжу.

— Думаю, они твои, — говорит она.

Открываю одну из них и заглядываю внутрь: моя одежда, одежда Сэма, музыка, листовки, всякий мусор. Она протягивает мой кошелек и все деньги, которыми я обладаю, что к нынешнему моменту не так уж и много.

— Что? — открыв рот, спрашиваю я.

— Удалось забрать ваши вещи у того парня, что подвез нас до больницы на украденном «кадиллаке». Оказалось, он припарковался на стоянке для персонала перед «лэнд ровером» консультанта и использовал идентификационный номер с бейджа, который я уронила. Должно быть, он хотел, чтоб его поймали. — Она улыбается. — Кажется, у полиции есть дела поважнее, чем гоняться по больнице за исчезнувшим автомобильным вором.

Молча на нее таращусь, а она подмигивает, глаза озорно поблескивают.

— Почему? — интересуюсь я. Меня переполняет благодарность.

Выражение ее лица изменяется. Она вновь собрана и полностью серьезна.

— Я не верю, что ты плохой человек, Хави. Ты всего-навсего принял несколько неверных решений. Полагаю, ты считал, что причины были достойными. Сейчас моему сыну было бы примерно столько же лет, сколько и тебе. — Она натянуто улыбается, но больше походит на гримасу. — Они с Алексом, моим племянником, были лучшими друзьями.

Она смотрит в другой конец кафетерия, глаза стеклянные. Появляется ощущение, что ей нужна просьба продолжить рассказ.

— Что случилось с вашим сыном?

— То же, что случается с большинством людей. Они принимают неверные решения, оказываются не в том месте не в то время. — Она опускает взор на руки. — Он уехал по обмену в Испанию, последний школьный год. Он любил языки.

Замечаю, что она начинает расстраиваться.