— Нет, правда, мне уже лучше. А скажите, Тиль… То есть, Анатоль Скалеш…

— Ваш брат уже спрашивал. И, честное слово, мне бы хотелось узнать историю вашей семьи. Такой… выдающейся, что вы с Анатолем примерно в одно и то же время начали принимать психостимуляторы. И что-то мне подсказывает, что не по назначению врача.

Сиф обратил внимание только на начало фразы, и невольно улыбнулся: значит, и правда к Тилю приехали… Но потом до него дошло, что он-то этого не помнит, и улыбка сама собой пропала.

Не помнить прошлое — это ладно, это ещё можно пережить. Но когда пропадает память о совсем недавнем… Так ПС — возвращает воспоминания или отнимает?!

— Иосиф, вы меня слушаете?

— Виноват… то есть, извините, — поспешно вернулся на забольский язык Сиф. — Задумался.

— Ладно, большое спасибо, что помогли и вообще… Семь утра, а вы… В общем, мы, наверное, пойдём? — поднялся с кресла Кап. — Сиве, кажется, стало уже лучше, и…

— Никуда вы сейчас не пойдёте, — врач нахмурился. — Я, конечно, понимаю, что в восьмом часу у вас есть ну совершенно неотложные дела, но даже если Иосиф героически добредёт до порога моего кабинета, он уже в коридоре снова свалится. Знаете ли, после семилетнего перерыва снова начать употреблять психостимуляторы, да к тому же так… неосмотрительно смешать с кофе — для подросткового организма тяжеловато. Удивляюсь, как вообще сердце это выдержало.

— И что нам делать — сидеть здесь у вас и ждать у моря погоды? — разозлился Кап, но врач, как говорится, и ухом не повёл. За долгие годы работы он привык к каким угодно посетителям.

— Именно. Сидеть и ждать. Может, и не погоды, но хотя бы пока у молодого человека не вернётся на лицо цвет. И желательно, не зелёный.

Кап вздохнул и с кислой миной снова сел. Подчиняться кому-то постороннему он ненавидел всеми фибрами своей души.

Сиф молчал и думал, не встревая в спор. Что же всё-таки произошло ранним утром в Пролыни?

Какие-то осколки видений кружились на самой границе сознания, но мгновенно таяли, стоило попытаться их поймать. Словно сны, только странные и слишком яркие. Как раз влияние ПС? Отдельные образы, размытые и неузнаваемые, странные мысли, в основе которых лежала совсем не человеческая логика…

Это были воспоминания?! Мгновенно ускользнувшие и растаявшие, когда Сиф пришёл в себя.

Вспомнилось тяжкое чувство падения души обратно в тело, так что снова чуть не стошнило. Вспомнилось ещё нечто ускользающее от разума, словно Сиф тогда что-то понял, и никак теперь не осознает, к чему это относилось… Что-то очень простое, какая-то очевидная истина.

— Кап… Что произошло сегодня? — не выдержал Сиф. Уж лучше чужие рассказы, чем глобальное «ничего» в памяти.

— В кафешке? Ты «пси» кофе запил, и почти сразу свинтился. Хорошо, рядом один парень оказался, помог…

— Шанхай? — уловил один из смутных образов Сиф.

— Представился Шацем. Прозвище у него такое… Понятия не имею, кто он.

Шанхай. Шац. Шацкий Захар… Одиннадцатый артдивизион, Шац, он же Шаня, он же Шанхай.

Пока Сиф хлопал глазами, пытаясь вместить в голове внезапно всплывшее воспоминание, Кап рассказал, как они оказались здесь, в клинике, и о добрейшей души человеке Димитре Лавеине, который в семь утра оказался как нельзя кстати. Что-то он не договаривал, некоторые моменты опускал, но Сифу это было неважно — хоть за что-то бы зацепиться и заставить себя это вспомнить самому.

Всё произошедшее больше походило на сон — точно так же вспоминались только отрывки, моменты и отдельные ощущения. Например — ночной разговор с Капом по дороге куда-то. О чём они говорили? Куда шли? Это было сегодня или несколько дней назад?.. Или висящая в воздухе морось и словно чей-то укоризненный взгляд…

Сиф сжал руками голову, путаясь в тумане обрывков недавнего прошлого. Обычного эффекта от ПС — отстранённости от эмоций, спокойствия и благодушной уверенности, что всё будет в порядке — не было и в помине.

— Почему я ничего не помню?..

На этот непростой вопрос взялся отвечать врач, потому что у Капа сразу стало такое виноватое лицо, что никаких пояснений от командира Шакалов ждать было уже бесполезно.

— Это обычное последствие при подобной нагрузке на организм вообще, мозг и сердце в частности. На вашем месте я бы радовался, что вы помните хоть что-то, а не очнулись «с чистого листа». Со временем память восстановится — думаю, уже к вечеру.

Сиф поднял глаза на Лавеина и вдруг решился задать вопрос, за который всегда себя ненавидел и однажды поклялся себе, что не спросит больше ни у кого вот так:

— А когда-нибудь может восстановиться память… о совсем давних событиях?

— В этом я не профессионал, — покачал головой мужчина, в задумчивости перекладывая на столе бумаги. — Так что ничего сказать не могу — к тому же какое это имеет отношение к произошедшему?

— Прямое, — Сиф себя ненавидел. И ненавидел за эту самую ненависть. Эмоции и страх сплетались в единый ядрёный клубок, от которого звенело в ушах. — Я… Я не помню своего прошлого — после того, как закончил тогда, в детстве… употреблять ПС. Помню «ломку», смутно, какие-то обрывки и чужие рассказы… А более-менее внятно — уже то, что было совсем потом. А здесь, в Заболе иногда что-то возвращаться стало… Только редко. И почти сразу снова забывается…

«Здесь, в Заболе…», — хмыкнув, повторил за ним Лавеин вполголоса, но Сиф не обратил на это внимание и продолжил:

— А штуки, вроде ПС… Как-то помогают. Мне кажется, я сегодня всё-всё вспомнил… И снова забыл. И забыл даже вчерашний день.

Врач слушал отстранённо, в задумчивости катая ладонью по стол ручку — только напряжённая поза подсказывала, что в не стоит обвинять этого человека в невнимательности. Сиф ненадолго замолчал, и нескольких секунд внимательной тишины ему хватило, чтобы окончательно смутиться и спрятать взгляд в часах:

— Ну и… я не понимаю. Я ведь вспомнил!

Ручка, которую слишком сильно толкнули, докатилась до края стола и упала на пол. Лавеин вздохнул и полез за ней.

— Ну, с ближайшим прошлым всё понятно — это бывает, — раздался его голос из-под стола. Даже в такой позе он умудрялся говорить спокойно, веско и серьёзно. — А что касается детских воспоминаний… Увы, я вряд ли могу с этим вопросом вам как-то помочь. Не мой профиль, — он наконец выбрался из-под стола и сел обратно, вертя злосчастную ручку между пальцев. — Извините.

— Ясно… — вздохнул Сиф со смесью разочарования и облегчения, успев уже трижды пообещать себе больше никогда этот вопрос не задавать.

Лавеин пожал плечами:

— Вы бы поискали специалиста…

— Да искал коман… ой, — Сиф вспомнил, что Кап назвал его своим братом, — то есть… Короче, искали, но никто ничего определённого не сказал. Частые детские травмы психики и всё такое. На войне, мол, всякого нагляделся, когда-нибудь пройдёт и всё восстановится.

Лавеин надолго задумался, и Сиф ему не мешал. Огляделся и, поймав взгляд Капа, кивком указал за дверь: не пора ли двигать? Ему было неприятно осознавать, сколько всего лишнего — и личного — сболтнул этому врачу, и хотелось поскорее оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда.

Кап закатил глаза, мол, сам затеял разговор, а теперь резко валить неудобно.

— Иосиф, — прервал диалог Лавеин. — Я знаю, что лезть в чужие тайны лучше не надо. По тому, какие вы иногда оговорки допускаете, кто устроил сюда вашего брата и кто за вас меня попросил, понимаю, что в такие тайны мне лезть попросту «для здоровья не полезно», как говорят наши дорогие безопасники. Так что не надо делать такое лицо, как будто размышляете, убить меня, как лишнего свидетеля, или просто сбежать, не попрощавшись, очень вас прошу. Это по меньшей мере невежливо.

Кап хрюкнул проглоченным смешком, а вот Сифа сказанное совсем не развеселило:

— А кто за меня попросил?

— Захар Шацкий, — улыбнулся Лавеин. — И в его тайны я тоже предпочитаю не лезть…

Сиф сглотнул, прогоняя опять накатившееся головокружение, и буркнул: