— Привет!

Я подпрыгнул и неуклюже попытался повернуться — вместе с зажатым от неожиданности в руке карнизом. Одним концом со всего маху грохнул по столу, другим — подцепил и чуть не свалил с койки постельные принадлежности.

— Никогда не думала, что произвожу столь разрушительное впечатление, — изумлённо сказал Диана, во все глаза рассматривая меня и карниз в моих руках.

— Э-э... Я задумался, — жалко начал оправдываться я и, осторожно приподняв карниз, вернул его на место.

Диана хмыкнула и, перешагнув порог, за которым стояла до сих пор, поправила вздыбленную постель.

— Чем занимаешься? Какие-то перестановки в каюте?

— Какие уж тут перестановки... — Я с трудом приходил в себя от испуга. — А ты... чего пришла?

— Нет, вы посмотрите, как он разговаривает с девушкой! — снова изумилась Диана. И ахнула: — Андрей, да ты никак краснеть умеешь! Боже мой, впервые встречаю мужчину, который не разучился краснеть! Андрей, ты прелесть! А пришла я, потому что мне скучно и хочется поболтать. Ты как? Расположен пообщаться с энергичной девушкой или уже баиньки собираешься?

Она решительно подошла ближе и уселась рядом на постель. А куда ещё? Больше в каюте мест для гостей и нет. Зато я впервые внимательно смог рассмотреть её поразительно белую шапочку на голове — ничего себе, так волосы постричь.

— И... о чём ты хочешь поболтать?

— Расскажи о своих старых полётах. Ты ведь много налетал по космосу. Наверное, много всяких приключений было, всякой всячины насмотрелся. Ну-ка, давай про свой первый вылет. Где, когда и с кем?

Я невольно улыбнулся её напору, но постарался вспомнить — и в подробностях. Есть у меня одна особенность: я хорошо помню все свои самые интересные годы, что позволяет разделить их на периоды в жизни, а также хорошо помню все путешествия.

— Так слишком долго. Хочешь, я расскажу тебе про Тисса? Ну, о том, как я его нашёл на Цирцее? Это путешествие было очень интересным.

— Хочу! — Диана выпалила это слово даже как-то агрессивно, а я впервые подумал: не повздорила ли она с кем-то из экипажа? Не пришла ли ко мне успокаиваться?

Но девушка залезла на койку подальше, чтобы прислониться к стене, устроилась поудобнее, взвалив на колени немалую тушу Тисса, и всем видом показывала, что твёрдо намерена выслушать меня. Я чуток усмехнулся, сел рядом и принялся рассказывать.

Всё бы хорошо, вот только время от времени я ловил испытующий взгляд Дианы на себе, причём ловил его, когда рассказывал о самых простых вещах. И немного недоумевал: ладно бы она сомневалась в моих словах, когда я говорю о чём-то необычном, но почему она вглядывается в меня, когда я рассказываю, например, о том, как выглядел наш корабль или космошлюпы на его борту?

Выслушав историю Тисса, поболтав со мной о том, где побывала она сама, и выяснив, что мы нигде не могли раньше повстречаться, девушка осторожно стащила с коленей дрыхнущего кошака.

— Пойду я. Спать пора. Спасибо, что не отказаться посидеть со мной.

Она привстала на цыпочки и поцеловала меня то ли в щёку, то ли в челюсть — в общем, куда дотянулась. И удалилась, вся такая задумчивая, что забыла прикрыть за собой дверь.

Пока она не мелькнула за дверью, мои глаза невольно проехались по её узкой спине с плеч чуть ниже. И я непроизвольно же вздохнул. Теплилась слабая надежда, что приход Дианы закончится немного по-другому... Я немного потешился этой мыслью, но потом вспомнил, что в таком случае она осталась бы на ночь, а с теми снами, которые я вижу, это нежелательно.

Оставленный без присмотра, Тисс немедленно оккупировал мягкую подушку. Я гневно, чтобы он слышал, посопел и, взявшись за уголки подушки, заставил кошака съехать к краю постели. Сначала хотел вообще выпихнуть с кровати, но потом вдруг подумалось: а если кошачье мурлыканье поможет мне выспаться? И покачал головой. За какие-то несколько дней я стал суеверным. Но кошака тем не менее оставил рядом с подушкой. Тисс сонно открыл один глаз, зевнул на меня и снова уснул.

Последняя мысль перед сном: теперь я всё знаю — может, сны про старый храм и мою стражу в нём больше не будут сниться?

... Приснилось. Единственная разница в том, что теперь я знал: это мой, странный до реальности сон. И, чёрт бы всё подрал, но мне всё равно в нём надо выжить.

Та же колонна. Тот же светильник, мерно покачивающийся на тонких цепях треножника. Та же ночь — сплошь тьма, хоть глаз выколи...

Теперь я мог осмотреться. Внимательно. С трудом — в мерцающем, дёргающемся свете огня в чаше. Сначала я. Оба меча при мне. С опаской посмотрел на сильные загорелые руки, с опаской подвигал лопатками. Насчёт плавников — сомневаюсь, чтобы они мне пришлись по душе, хоть и спасли жизнь. Но ощущение крыльев в прошлый раз мне понравилось. Как понравилась и одежда. Точнее — те самые штаны и сапоги. Теперь ещё разглядел странный пояс с бляхами. Показалось, шестиугольные штуки — съёмные, попробовал отодрать — не получилось. Оставил в покое. Крылья и плавники появились в нужный момент, может, про назначение блях узнаю тоже в своё время.

Оглядевшись — тихо пока вроде, нагнулся к сапогу, поставив ногу на цоколь колонны. Да, кожа тонкая, как вчера (а точно ли это было вчера?) и заметил, но почти не морщит. На всякий случай обхлопав обувь, понял: сапоги держатся жёстко на внутренних ножнах. Неплохо.

Так, сейчас бы надо осмотреться, где же я. Сообразить, что очень уж темно из-за храмовых сводов, подпираемых колоннами, оказалось нетрудно, едва я бесшумно вышел к краю лестницы. Вышел и только увидел, что мечи в моих руках насторожённо смотрят в сторону ступеней. Хм, здорово. Наверное, в этом мире я и сплю с оружием в руках, если так привык к нему, что почти не замечаю...

Что я здесь воин — ясно. Но с кем воюю и ради чего или кого? Вчера промелькнуло, что кого-то защищаю. Но что в основе этой защиты? Почему при виде змеи я определил, что эти твари делятся на одичавших и ездовых? И, помнится, мне надо было охранять храм и от тех, и от других. И главное: что ждёт меня сегодняшней ночью?

И тут же подумалось: это — главное? А если поднапрячь мозги? По сути, главным должно быть оружие в руках Чёрного Всадника. Судя по всему, оно лучевое.

Тишина. Вчера луна высветила горы. Храм наверняка находится на земле, свободной от жилья. Так почему же так тихо вокруг? Здесь не холодно — почему не слышно насекомых? Почему ни одна мошка не кружит вокруг огня в светильнике? Странное впечатление плотной тишины. Будто стою в густом тумане...

Звук нарастал постепенно. Сначала глухой и неразборчивый. Потом показалось, где-то вдалеке находится космопорт, с поля которого с глухим шелестом поднимаются лёгкие космические корабли — стремительно и неотвратимо.

Понадобилось минуты две вслушивания, чтобы я понял: звук растёт, причём растёт, окружая меня. Словно тот же туман быстрой волной поднимается к моим ногам.

Напряжённо, но не задумываясь, я подбежал к светильнику и, схватив чашу за вычурный край ручки, щедро выплеснул горящее масло на площадку, стараясь, чтобы струя была как можно длиннее.

Вспыхнувшая стена низкого огня заставила полчища змей отшатнуться.

Полчища... Так мне показалось в темноте. А уж в блеске пламени — твари размножились тем более. Но, пока они, ошеломлённые взметнувшимся пламенем, застыли, я успел перерубить головы двух ближайших ко мне.

Масла в светильнике было мало. Оно догорало, и твари зашевелились, кивая треугольными башками, внюхивались в воздух, насыщенный едким дымом, жирной кровью, смрадом вываленных потрохов и пьянящим запахом тёплого мяса.

Они бросились на меня, едва пламя распласталось беспомощными всполохами по каменным плитам. Ими будто выстрелили — выпрямившимися в полёте стенобитными стрелами, выстрелили, чтобы сбивать меня с ног, давить, утюжить.

Из-под первой же гигантской стрелы меня выдернули крылья, по ощущениям чуть не сломав позвоночник, — так мощно. Я превратился в мошку, в зашуганную птицу, которая в панике металась среди стремительных гибких столбов-убийц, вознамерившихся склевать её. Они и правда клевали: быстро и жёстко дёргали головами с разинутой пастью, откуда стрелял в меня трос с разлетающейся с него жидкостью.