Паразит наелся и, выпустив соску, свернулся клубочком. Мёрзнет? Засунул за пазуху и сам, достав из котомки, вгрызся в большое зеленое яблоко. Втор тоже налопался и точно также отправился под отворот куртки, только на другую сторону. Проверил бутылки — обе пустые. Нащупал в котомке ещё одно яблоко и схрумкал. В сарае сидеть надоело, и вылез на солнце. Верный Сашка сидел на завалинке и что‑то стругал маленьким ножом. Кинул косой взгляд на герцога.

— Бдишь, твоё высочество?

— А чо ещё делать? — придвинул слуге котомку. — Сгоняй на кухню, пусть ещё молока вскипятят. И проследи, чтобы песок в термосе хорошо нагрели.

— Учи учёного, — огрызнулся Сашка и умчался, бросив свою поделку на завалинку.

Кирилл взял недоструганную штуковину. Ложка будет? Захотелось самому лишнее снять, но нечем. Кинжал для такой работы не годится — малость великоват. Герцог положил поделку обратно и задумался.

Интересно, почти у всех зверей на Наташке, даже самых диких, есть такое свойство — кого первого увидят, тому и будут преданы до конца жизни. Потому частенько и приходится их убивать сразу после смерти хозяина. Редкость, конечно — мало кто из собак или лошадей может прожить так же долго, как человек. Вот в бою — другое дело. Если хозяин погиб, то его бессловесные друзья с остервенением набрасываются на врагов и, обычно, тоже погибают. Поэтому крестьянам разрешается только котят приваживать. Жеребята и щенки первыми видят или дворян, или свою мамку. Во втором случае их тоже можно легко сделать домашними, но до настоящей преданности воспитывать надо уже годами.

«Импринтинг», вдруг прозвучало в голове новое слово. Искусственно усиленное так называемое запечатление — дошло откуда‑то из подсознания. Опять знания Создателей проявились? Вечером надо обязательно сходить к отцу в кабинет и записать в специальную тетрадку, хранящуюся в герцогском сейфе. Большой такой потайной ящик из толстенного железа, накрепко вмурованный глубоко в гранитную стену. Даже если найдёшь его — секрет сдвига части стены знают только правящий герцог со своими жёнами и дед, а теперь ещё и Кирилл — то все равно без ключа и знания, какие и в каком порядке потайные рычаги нажимать, сейф не открыть. Уже вторая тетрадь из драгоценного папируса, привозимого торговцами с юга континента, пишется.

— Это премудрости Создателей, — заявил однажды после рассказа сына об очередном странном сне правящий герцог Сангарии. — Их надо обязательно сохранить. Постарайся записывать все подробно, память у тебя, Кирилл, хорошая. Только, повторяю ещё раз, никому кроме нас с матерью и деда — ни слова, ни звука.

Странно, у животных преданность задаётся этим самым импринтингом, а у людей верность определяется вассальной присягой. Но её дают только дворяне. А как же Сашка? То, что он закроет Кирилла от вражеской стрелы своей грудью, если не будет в руке щита, у герцога не было никакого сомнения. Потому всегда разрешал своему слуге, когда они были один на один, говорить на «ты» и дерзить, если по делу. Вообще‑то, Сашка ему не столько слуга, сколько лучший друг, хотя он никакой не благородный и даже не свободный. Получается, у простых людей тоже есть честь? Почему же холопов на проповеди священник всегда чернью называет? А ведь и отец, и мама, и другие папины жены никогда так не говорят. Ох, что‑то неладно в этом мире.

Из подсознания вдруг вывалилось «Something is Rotten in the State of Denmark» ^[2]. А это ещё что такое?

Один из пригревшихся на груди кутят зашевелился и высунул свою мордашку из под тёплой куртки. Во, смотрит! Глазки открылись. Кирилл аккуратно вытащил чёрный комочек и присмотрелся. Светлое пятнышко было хорошо различимо.

— Втор, Втор, Втор, — громко повторил герцог имя щенка. Тот зевнул, демонстрируя в пасти маленькие зубки, и принялся вылизывать своим шершавым языком лицо хозяина.

Немедленно зашевелился и Паразит. Пришлось ещё раз повторить процедуру с именованием.

— Оба открыли глазёнки? — спросил примчавшийся Сашка, протягивая котомку.

— Ага, — подтвердил Кирилл, — забирай и корми. А я мыться пойду. Кажется, уже весь собачатиной провонял.

— Нет, — слуга, поставив котомку на завалинку, спрятал за спиной руки, — ещё раз сам накорми щенков. Надо обязательно зафиксировать запечатление. Главным хозяином должен быть только ты, твоё высочество. Это же волкодавы — даже не всем благородным разрешается приваживать. Корми, а уже потом я кутятами займусь.

— Сколько? — на лице Джонса уже заранее была видна зависть. — Опять весь призовой фонд базы прикарманил? Полковнику в очередной раз начальство трясти на тему дополнительного финансирования?

— Восемьдесят тысяч, — лениво ответил Павел, сдирая надоевший пилотский комбинезон. Смятый отстёгнутый шлем уже валялся в корзине для грязного вместе с перчатками. Распустил герметизирующие обшлага, сорвал космоскотч с грудного шва и, вжикнув молнией, стянул с себя верхнюю часть пустотника, выдернув руки из рукавов. С наслаждением сдёрнул насквозь провонявшую потом футболку, критически посмотрел на неё и, отбросив в корзину, бухнулся на диванчик с жёсткой спинкой. Тяжело откинувшись назад, вытянул гудящие ноги, бросив короткий косой взгляд на американца — этому деньги самое главное.

— Ого! — не удержался и громко присвистнул Рихард, только что примчавшийся в раздевалку. Весть о том, что командир второй эскадрильи вернулся с боевого вылета, уже разнеслась по базе.

— Помотало, — согласился Николсон, как всегда раздвигая остальных пилотов своими тяжёлыми ручищами. На лицо и грудь Павла даже смотреть было больно. Гематомы разрисовали кожу замысловатыми многоцветными татуировками.

— Сколько их было? — спросил кто‑то из только что ввалившихся в раздевалку офицеров.

— Шесть истребителей и корвет, — расшифровал Павел сбитые корабли противника. Наверняка генаи свои боевые звездолёты называли какими‑то другими терминами, но земляне классифицировали вражеские корабли в соответствии со своими привычками.

— Серхио? — задал вопрос Николсон.

Пилоты притихли. Ведомые у майора Затонова менялись часто. Кто‑то, как например тот же Рихард фон Миллер, успевал многому научиться у Павла, овладевал в совершенстве боевой машиной, сбивал с помощью командира своего первого врага и сам становился ведущим пары истребителей. Но большинство новичков, вызвавшихся идти в патруль с лучшим командиром эскадрильи всего фронта, погибали, не сумев удержаться за хвост аса — задняя полусфера истребителя Затонова всегда была самым безопасным местом во время боя.

Майор отрицательно помотал головой из стороны в сторону.

— Пустота ему пухом, — привычно пробормотал кто‑то.

Маленьким белокурым вихрем в раздевалку ворвалась капитан Мартинес, дежурный врач космобазы. Растолкав пилотов, подлетела к Павлу, по–хозяйски большими пальцами оттянула веки и поочерёдно осмотрела налившиеся кровью из лопнувших сосудов белки. Раздвинула челюсти и осмотрела полость рта, подсвечивая маленьким фонариком.

— Ну хоть зубы в этот раз целы, не придётся новые имплантировать, — пробурчала себе под нос. Ткнула пальцем в коммуникатор на своём левом запястье и коротко приказала:

— Картриджи к реаниматору на режим четыре «Бэ», — и принялась сдирать комбез с безвольного в этот момент майора.

— Органы репродуцирования решили проверить, доктор? — с похотливой улыбочкой спросил Джонс.

— Вот твои яйца я в следующий раз точно восстанавливать не буду, — отрезала Сюзанна, — бестолку. Все равно потомство неполноценным будет, — она потрясла Павла за коленку, чтобы приподнял ногу, пустотные берцы были давно расшнурованы. Реакции не было. Голова пилота с закрытыми глазами медленно склонялась набок. Действие боевых стимуляторов кончилось, и последовал закономерный откат. Врач еле успела подхватить заснувшего майора и бережно уложила на диванчик. Ласково провела ладонью по щеке.

— Хватит зубы скалить, — потребовала Мартинес от наблюдавших пилотов, — раздевайте и несите в медотсек.

Глава 2