— Не засоряйте эфир! Я не давал такой приказ! — загрохотал в наушниках чей-то голос, может быть, даже самого настоящего Жукова… Поздно, однако, этот настоящий Жуков зачесался — Трауирхлиген уже видел, как приближается к нему взвод Баума, а за ним эти русские, расшвыривая грязь. Залп «брахмашираса» на таком расстоянии оставит от них только грязный песок и пепел!

— Надо же, я ему эфир засорил… Сейчас сяду в угол и заплачу! — хмыкнул Траурихлиген сам себе, выключив рацию, а когда включил её снова — услышал Баума.

— Босс, я — Сокол, план пять выполняю! План пять выполняю, как поняли, Босс, я — Сокол! — Баум разрывался, докладывая по уставу, а Траурихлиген, взглянув в смотровое окошко, увидел, как по полю, уничтожая последние всходы, двигается танковый взвод «Икс», будто убегая от русских тридцатьчетвёрок, которые наивно преследуют его, выполняя фальшивый приказ Радиофантома.

— Сокол, я — Босс, тактическое отступление, как понял? — заревел Траурихлиген, требуя, чтобы Баум уводил свой взвод «Икс» к лесу, но Баум почему-то не внял, а продолжал тупо переть прямо под смертоносный залп, который Эрих собрался дать из своего «брахмашираса».

Баум, перенервничав, словно заснул, выключился, замерев над радистом, а его послушный водитель ехал вперёд…

— Баум, в стороны, я стреляю! — суровый голос Траурихлигена прогремел для Баума, как раскат грома, потопив в себе грохот взрывов и шум мотора.

На миг он впал в ступор, но тут же «включился», осознав, что должен уводить свой взвод, потому что Траурихлиген обязательно выстрелит, как только вражеские танки приблизятся — и ему всё равно будет, успеет Баум скрыться или не успеет.

— В стороны! В стороны! — Баум отпихнул радиста, вклинившись на его тесное место, и принялся отчаянно кричать в микрофон радиостанции, стараясь кричать сурово, а не пропускать панические петухи. Если его взвод не успеет скрыться с поля этого боя — они погибнут, и виноват в этом бууудет он, потомучто он — медлительный хомяк.

— Давай, едь к лесу! — Баум напал на механика-водителя, который уже развернул танк к лесу и поддал газу, чтобы выполнить приказ командира как можно быстрее. — Сонный сурок! — Баум ругнул его для острастки и полез назад, в командирскую башенку, чтобы посмотреть, есть ли у них шанс спастись или уже всё…

В Бауме поднимался страх — сожжённый дьявольским пауком венгерский городок встал перед глазами… Какой жуткой смертью умерли эти люди, сейчас Баум рискует разделить их судьбу. Отодвинув заслонку, Баум выглянул в узкую щель и увидел, что они уже преодолели поле и въехали на лесную опушку, обламывая подрастающие деревца. Страх немного отступил: он успеет спастись. Испустив вздох облегчения, Баум ощутил вспотевшим носом движение воздуха, осознал, что по его спине бегут ручейки пота, промачивая мундир, что шлем его валяется на полу, под сиденьем механика-водителя, а волосы всклокочены и торчат на голове смешными рогами… Пригладив их кое-как пятернёй, Баум понял: оказавшись под прицелом «брахмашираса», он поддался всепожирающей панике и даже позабыл о своём взводе, боясь лишь собственной страшной смерти. Видя, что танк врубился в лес, слыша треск ломаемых стволов, он взял себя в руки, превратился в командира и принялся связываться со всеми своими танками, стремясь узнать, скрылись они от «брахмашираса» или нет…

Немцы вообще не стали драться — они разбежались, как зайцы — кто в лес, кто вообще неизвестно куда. Командир взвода лейтенант Волков удивился…

— Испугались, что ли, товарищ лейтенант? — хихикнул со своего места водитель по имени Макарка, по инерции продвигая танк вперёд… — Эй, гляньте, а? — он вдруг принялся шептать, прильнув к своему перископу, ещё сильнее удивляя лейтенанта Волкова.

— Куда? — Волков даже открыл смотровой люк и уставился в чистое поле через плечо Макарки… И тут же увидел, как прямо перед ними над зелёными всходами озимых одиноко возвышается некое сооружение, ни на что не похожее, не несущее ни единого опознавательного знака. Построенное будто из металла, оно имело несколько узких оконышек, наглухо закрытых абсолютно чёрными стёклами… и зачем вообще поставили посреди поля диковину такую??

— Они этой штуки испугались? — удивился заряжающий Смолкин, который даже покинул своё место и присоседился к Волкову, таращась.

— Смолкин, на место! — ругнул его Волков, подспудно чувствуя, что непонятная постройка таит опасность.

— Есть, — заряжающий вернулся на своё место, пожав плечами, Волков решил отдать приказ возвращаться к Еленовским Карьерам, где кипел страшный бой, но… Сооружение вдруг поднялось из озимых, оказавшись на восьми высоких ногах, словно гигантский паук из неизвестного металла, сверкая в лучах восходящего солнца. Это не просто сооружение — это машина, странная такая и… жуткая одновременно, непонятная… Чёртова таратайка какая-то из страшных баек, которые ходят по местным глухим деревушкам.

— Стоп, стоп, Макарка! — Волков, буквально, заорал, оглушив водителя и испугав его так, что тот навалился на тормоз всем своим весом. Танк ощутимо встряхнуло, гусеницы врезались в мягкий полевой грунт, наворачивая его двумя грудами.

— Что это такое? — удивился Макарка, едва застопорив прущий танк, хлопая своими мальчишескими глазами.

— Я не знаю… — выдавил Волков, который никогда в жизни ничего похожего не видал… Ноги эти… и у чего вообще бывают такие странные ноги??

— Что нам делать? — прошептал Смолкин, будто боялся, что этот сверкающий монстр его услышит…

— Обстрелять! — сурово решил Волков, не собираясь сдаваться. Ясно, что таратайка фашистская — кто ещё мог сделать такую уродину?

— А… каким? — Смолкин не знал, как подбить это чудо, поэтому на всякий случай спросил…

— Подкалиберный давай! — Волков подозревал, что чудище хорошо защищено, поэтому и выбрал для неё подкалиберный, чтобы наверняка пробить.

— Есть! — Смолкин принялся заряжать, а Волков высунулся в люк с красным флажком, замахал им, приказывая взводу остановиться и приготовиться обстрелять таинственную штуковину. Просигнализировав, Волков тут же спрятался назад, опасаясь, как бы в непонятной машине не «заговорил» пулемёт… Но странная штука молчала, будто бы и не была вооружена вообще, а может быть они, там внутри выжидали.

— Баум, отошли? — осведомился по рации Траурихлиген, который всё же не хотел потерять исполнительного Баума.

— Яволь! — ответ майора был лаконичен, а Траурихлиген, кивнув сам себе, проворчал:

— Баум, вы бы могли их сами перебить! Эти микробы до сих пор флажками машут!

Баум там, где-то в лесу замялся, не зная, что ответить, а Траурихлиген решил его помиловать:

— Ладно, не берите в голову, смотрите фейерверк! Сокол, отбой! — примирительно сказал он и отключил связь.

По команде Волкова взвод остановился, танки окружили эту невиданную штуку полукругом, заряжающие, потея, лязгая снарядами, готовили к бою пушки, наводчики крутили прицел.

Эрих Траурихлиген прекрасно видел, как на его чудо техники наводят пушки. Что ж, у них есть пара минут славы, пока их медлительные железяки приготовятся стрелять. «Брахмаширас» стреляет мгновенно, и русские даже не осознают, что уже на прицеле, и обречены вместе со своими банками!

Лейтенант Волков, вытирая со лба пот, слышал, как Смолкин со скрипом и щелчками наводит пушку на эту «таратайку». Видел, как фашистская машина топчется посреди озимых, а из-за её странной кабины выдвигаются какие-то штуковины, вроде бы пушки, только странные такие, без дул, а скакими-то непонятными остриями на концах… Их было всего три, но на конце одного из них жутко собирался шарик странного белого света. Свет становился ярче, напоминал какие-то разряды, которые потрескивали — громко так, жутко… На миг Волков осознал: фашисты не испугались, разбежавшись, они заманили их к этому паукообразному чудищу… И ушли, предоставив ему этот бой.

— Назад… — прошептал Волков водителю. — Назад… — только сейчас заметил он, какое странное поле лежит вокруг них — словно сожжённое, наполненное какими-то страшными чёрными развалюхами…