Косари, едва Светлана появилась из-за гребня сопки, двинулись ей навстречу. Яков оказался впереди других, взял коня под уздцы, придержал стремя. Ему вдруг почему-то очень захотелось понравиться этой красивой женщине, чем-то удивить ее, отличиться перед нею.

Светлана ловко соскочила на землю.

— Салям! — по обычаю приветствовала она всех сразу, едва поблагодарив Якова за помощь. — Где ваш больной?

Движения уверенные, вид сосредоточенный. В лице нет и тени улыбки. Якова она словно и не замечала.

Кайманову понравился и показался необычным ее городской вид. В таких костюмах он видел в кино жокеев на скачках. Но сейчас было не до посторонних размышлений. В тени палатки лежал и охал толстый Мамед. Да и косарям необходимо скорее кончать работу: вот-вот повернет ветер, туча пойдет в сторону Асульмы, прольется дождем.

Мамеду помогли снять рубаху. При каждом осторожном прикосновении рук Светланы к его загорелому обнаженному животу он вскрикивал и принимался громко стонать. Всего несколько минут длился осмотр больного. Светлана подняла голову:

— Как только немного утихнет боль, надо транспортировать в город. Вскипятите мне воду.

И все. Больше ни взгляда, ни слова. Якова задевало такое равнодушие. Она ничем не выделяла его среди других. Казалось, ее полностью поглощают заботы о больном Мамеде.

Ну что ж, пусть так. Он вернулся в строй косарей и вновь принялся махать косой, втайне завидуя Мамеду и его разболевшемуся животу. С грустью посмотрел на свое неприглядное одеяние: рубаха навыпуск, вылинявшие сатиновые штаны, далеко не новые, потрепанные чарыки. Одежда привычная и удобная для работы, но нечего и думать понравиться в таком одеянии Светлане. «А, нам и так хорошо, — с ожесточением подумал Яков. — Не замечает, и не надо. С чего это я решил, что она приехала ради меня и разговаривать будет со мной одним? Какое ей до меня дело? Приехала лечить Мамеда, вот и лечит».

Яков тоже решил больше не обращать на нее внимания. Но все же раза два прошел мимо палатки.

Светлана даже головы не повернула.

Яков разозлился, но, поразмыслив, решил: «А почему, собственно, она должна выделять меня среди других? Что я за птица? Только и славы, как говорит Ольга, что вымахал с коломенскую версту да ем много».

Мысль об Ольге немного охладила Якова. Некоторое время он размашисто косил, стараясь утихомирить расходившееся самолюбие, но украдкой все-таки наблюдал за Светланой. Она по-прежнему была занята Мамедом и не обращала ни на кого внимания. Яков проклинал себя, что встречал ее, придерживал лошадь. Он не мог смириться с тем, что она не заговорила с ним, даже не смотрит в его сторону.

Ветер заметно усилился и теперь гнал тучу одним краем прямо на Асульму. Все чаще вдали полыхали молнии. За горизонтом погромыхивало. Тянуло сыростью

Почему-то Яков вспомнил: «Я думала, вы способны на большее, чем дурацкие шутки». Да, он бесспорно способен на большее. Но как ей доказать это? Пройдет каких-нибудь полчаса, и она снова уедет, увезет Мамеда к дороге, а оттуда на попутной машине доставит в город. «Оправдываться перед самим собой — позиция слабых, а вы сильный», — снова и снова будто слышал он голос Светланы.

Яков так задумался, что лишь в самый последний момент заметил перепелиное гнездо с поздними птенцами, на которых с нарастающей скоростью летела его коса. Он инстинктивно отдернул ее назад, к самым ногам. Птенцы были спасены, но острая боль обожгла голень.

Яков отбросил косу, присел, зажал рану рукой. Между пальцами просочилась тонкая струйка крови.

— Вай, Ёшка, что ты сделал? — крикнул подбежавший к нему Барат.

— Птенцов спасал, себя поранил, только и всего. Не кричи, помоги перевязать ногу.

Но Барат уже махал руками и во все горло вопил:

— Светлана-ханум, Светлана-ханум! Скорей сюда, Ёшка ногу косой порезал!..

Все так же стоя на одном колене, Яков зажимал рану, наблюдая, как по штанине все шире расплывалось темное пятно. Светлана, приготовив Мамеда к отправке в город, направилась к нему. Он услышал ее мягкие торопливые шаги по скошенной траве, потом увидел прямо перед собой ее удивленные глаза.

— Зачем вы это сделали? — спросила она строго.

— Конечно, не ради того, чтобы вы пришли, — с досадой ответил Яков. — Просто неудачно косу отдернул, гнездо с перепелятами чуть не срубил...

Светлана внимательно посмотрела на него, покачала головой:

— Ну и ну...

Темное пятно все шире расползалось на брючине. Между пальцами Якова, зажимавшими рану, струйками пробивалась кровь.

— Дайте веревку или пояс, — приказала Светлана. Барат тут же стащил с себя кушак.

Светлана заставила Якова лечь на косогор так, чтобы ноги оказались выше головы, наложила жгут, туго затянула его палкой, после чего разрезала и развернула в стороны пропитанную кровью штанину.

Рана оказалась глубокой: такие быстро не заживают. Но ни один мускул не дрогнул на лице Светланы. Вид крови не испугал ее.

— Принесите стерилизатор. Он там, возле палатки, — попросила она Барата и, увидев на его лице недоумение, пояснила: — Железную коробочку, где иголки лежат и шприц для уколов.

Барат мигом исполнил поручение.

Вокруг уже собрался народ. Все молча наблюдали, как доктор будет лечить Ёшку. Перед этими людьми Светлана держала сейчас экзамен. Здесь, в горах, не так уж много врачей. Некоторые жители поселков и аулов порой больше верят различным знахарям, чем ученым докторам. Если она сумеет быстро залечить рану Якова, ей будут больше доверять и другие, не сумеет — оттолкнет от себя людей.

— Швы накладывать буду без наркоза, — сказала Светлана.

Яков в знак согласия кивнул головой. Теперь никто не мешал ему любоваться ее лицом, следить за каждым движением красивых, с округлыми запястьями рук. Если бы Светлана даже предложила разрезать его на куски, а потом сшить вот этими острыми кривыми иглами, которые она перебирала пинцетом в стерилизаторе, он не раздумывая согласился бы.

Но она прежде всего взялась за шприц, строго приказала:

— Повернитесь лицом вниз! — А когда Яков исполнил приказание, попросила Барата: — Приспустите ему брюки.

— Зачем это? — запротестовал Яков. Лежать на виду у всех со спущенными штанами — это уж слишком! И главное — перед кем? Перед женщиной, которой хочешь понравиться, стараешься поразить ее своим героизмом? Ни за что!..

Он так посмотрел на склонившегося к нему Барата, готового выполнить любое распоряжение Светланы, что тот не осмелился расстегивать ему поясной ремень. А Яков молча наблюдал через плечо, как Светлана отломила заостренный кончик ампулы, сунула в ампулу иглу шприца и набрала в шприц прозрачной жидкости. Только сейчас она увидела, что ее распоряжение не выполнено:

— В чем дело? Я сказала, приспустите ему брюки.

— Не надо, — наотрез отказался Яков. — Никаких уколов. Сам пеплом засыплю, подорожник приложу, пройдет.

— Зачем же так, Яков Григорьевич? Ведь это противостолбнячная сыворотка, — терпеливо пояснила Светлана. — Ее необходимо вводить при любой травме. Если вы не подчинитесь необходимости и не позволите сделать себе укол, все они, — кивнула она на обступивших их косарей, — будут поступать так же, как вы. Неужели вы не понимаете?

Он упрямо мотнул головой, хотя очень хорошо понял правоту Светланы.

— Вы же умный человек, Кайманов. А какой пример подаете своим товарищам?

Яков глянул на Барата, на других косарей и увидел на их лицах только напряженное внимание: чем, мол, окончится спор, смысл которого не все понимали?

Тяжело вздохнув, он опять лег на живот, проклиная нелепый случай, расстегнул брюки, приспустил их вместе с трусами.

Светлана быстро сделала укол. Деловито сказала:

— Ну вот и все. Теперь будем штопать вашу ногу.

Зашивая рану, Светлана безжалостно втыкала в ее края кривые иголки, крепко затягивая узлами шелковую нитку. Она словно мстила ему за его упрямство и нисколько не жалела его. Больше того, Якову виделась в ее глазах затаенная и, как ему казалось, не простая усмешка, будто Светлана хотела сказать: «Дурью мучаешься? Ну и мучайся. Так тебе и надо».