Порция Брутон выходит из магазина и накидывается на него, заключая

в объятия. Руки Блейка легко смыкаются вокруг нее.

В мгновение огонь растекается по венам. Мик рывком отпускает мое

запястье. Я делаю несколько шагов ближе, ныряя в темную каменную арку,

которая образовывает небольшую нишу напротив книжного магазина. Я

прислоняюсь к холодной стене и стараюсь дышать. Блейк и Порция друзья.

Поэтому они и обнимаются. Это ничего не значит. Я подавляю огонь,

поддавшись искушению выглянуть из-за угла.

Порция выглядит красивее, чем обычно. Ее каштановые волосы

подстрижены каскадом, что подчеркивает ее огромные янтарные глаза. Не

думаю, чтобы когда-либо видела ее улыбающейся. Теперь же улыбка озаряет

все ее лицо и она – великолепна.

Я хочу убить ее.

Восемнадцать. Триста двадцать четыре. Я сосредотачиваюсь на

возведении в третью степень, но бушующий огонь внутри меня мешает

думать, грозя вырваться наружу.

Блейк, Блейк склонят голову и целует Порцию прямо там, на улице. Не

простое чмоканье, а глубокий, проникновенный поцелуй, слишком

интимный для тротуара.

В мгновение огонь внутри меня исчезает, сменяясь льдом. Я дрожу.

Слезы на щеках превращаются в маленькие сосульки настолько холодные,

что обжигают кожу.

Мик ныряет в нишу рядом со мною. Он снимает свое тяжелое, черное

пальто и накидывает мне на плечи. Небольшая дверь потрескивает от

образовывающегося тонкого слоя льда на каменной стене.

– Не здесь.

Я едва слышу его. Порция что-то шепчет Блейку на ухо, пока они идут

по тротуару в обнимку – общественное проявление любви. Это своего рода

обозначение территории, чего Блейк ни разу не делал со мной. Даже тогда,

когда мы были связаны.

Жаль, что мы не связаны теперь. Хочу, чтобы Блейк ощутил холод,

потрескивающий и прорывающийся сквозь мою грудь. Чтобы отчаяние,

сковавшее мое горло, лишило воздуха и его легкие так же, как и мои. Хочу,

чтобы его сердце разбилось на тысячи мелких осколков.

Но он не чувствует меня. Он даже не видит. Проходя мимо моей

маленькой ледяной пещеры, он даже не замечает. Он слишком занят,

улыбаясь Порции Брутон, словно она самая идеальная девушка на свете.

Две недели. Вот сколько понадобилось Блейку Уильямсу, чтобы забыть

о моем существовании.

Понадобилось всего лишь пять секунд, чтобы вырвать мое сердце из

груди также легко, как заколоть меня мечом.

Я сползаю по ледяной стене на замершую землю.

Мик садится, дрожа возле меня.

– Нам нужно доставить тебя обратно в Лоркан.

Я не спорю с ним. Я просто вдыхаю холод, молясь, чтобы он заморозил

меня изнутри. Молясь о мире, который никогда не настанет.

– 14 –

Трудно представить, что какая-то часть меня все еще верит в то, что я и

Блейк сможем все исправить. Что Блейк поймет – он слишком быстро

обвинил меня в пожаре. Что мы сможем разобраться во всем вместе. Но нет

никаких сомнений, что это именно то, о чем я думала с той ночи, когда он

отослал меня.

Да, я была обижена на его не доверие, но какая-то часть меня всегда

верила, что он преодолеет это. Я была такой дурой, цепляясь за фантазию,

что Блейк научиться доверять мне. Что у нас все было по-настоящему.

Теперь я сомневаюсь во всем. Не только в ночи пожара, но в каждой

ночи, проведенной вместе. Была ли я по-настоящему дорога Блейку когда-

нибудь, или же все это – просто побочное явление сверхъестественной связи,

искусственное соединение, основанное на том факте, что мы разделяли одну

душу? После этого, он оставался со мною еще пару месяцев, но никогда не

подпускал близко. Он не хотел снова разделять со мною эмоции, поэтому и

этого и не сделал. Я слышала, как он называл меня ведьмой при других

Сынах, а затем убедил Раша Брутона, держать меня поблизости достаточно

долго, чтобы я могла привести их к другим бандиям. Теперь, когда я больше

не нужна Сынам, я не нужна и Блейку.

Как только возвращаюсь в Лоркан, я переодеваюсь в штаны и сапоги и

спускаюсь в конюшню. Малкольм хватает уздечку Панды, но я поднимаю

руку, останавливая его.

– Не Панда, Талли.

Он начинает качать головой, но когда встречает мой взгляд, меняет

решение. Он кладет поводья и тянется к железным удилам.

– Уверены?

Я киваю.

Малкольм молча седлает Талли, и передает мне поводья.

Когда я взбираюсь, Талли брыкается, но я нахожу стремена и чешу его

шею, пока он не успокаивается.

Пришпорив его, он начинает скакать уверенной рысцой. Я чувствую

напряжение в мышцах его спины, подобно спирали готовой раскрутиться. Он

брыкается, когда приближаемся к открытому полю, чуть не выбив меня из

седла. Требуется все мое внимание, чтобы не дать Талли понестись во весь

упор. Я снова глажу его по шее.

– Тише, мальчик.

В одиночестве на тропинке я пытаюсь разобраться в своих чувствах.

Теперь остались только мои, поэтому нет неразберихи, где действительно

мои, а где Блейка. Гнев и чувство предательства смешиваются с горечью и

разочарованием, образовывая черную пустоту, растущую из центра груди и

распространяющуюся до тех пор, пока от меня не остается ничего, кроме

пустой оболочки.

Как только Талли ступает на широкую грунтовую дорогу,

пересекающую поле, я ослабляю поводья.

Талли пускается в галоп без побуждений. Я привстаю в стременах и

хватаюсь за гриву. Он отвечает радостным взбрыкиванием, ускоряя шаг до

тех пор, пока не двигается со смертельной скоростью. Голова и спина

вытянуты, когда он несется по дороге на всех парусах.

Я не смогла бы остановить его, даже если и захотела.

Ощущение отсутствия контроля за ситуации заглушает поток мрачных

чувств, бушующих внутри меня. Мы мчимся с такой скоростью около мили,

прежде чем Талли начинает снижать темп. Я сильнее сжимаю поводья и

осторожно потягиваю их, пока Талли не идет прогулочным шагом. Его

ноздри раздуваются от тяжелого дыхания.

Я устраиваюсь в седле, ожидая, чтобы сердце успокоилось. И

сосредотачиваюсь на каждом импульсе, пульсирующей во мне крови; каждое

биение – напоминание того, что я не окончательно сломлена.

Чем ближе к краю обрыва подходит Талли, тем сильнее в воздухе

ощущается морская вода. Я вдыхаю его и представляю, как обрушиваю мощь

океана на Сынов, насылая дождь за дождем, пока вода не поднимается,

чтобы сравняться с землей и поглотить их целиком. Улыбка играет на моих

губах, пока я не замечаю тучи, надвигающиеся с запада.

Нет.

Семь поколений назад моя предшественница уничтожила в пожаре

целую деревню после того, как один из сельчан разбил ей сердце.

Поговаривают, Дану вызвала голод, когда Киллиан отверг ее. Но я не стану

убивать невинных людей. Я концентрируюсь, пока небо снова не становиться

обычным светло-серым.

Есть только один человек, которому я хочу причинить боль. И я знаю,

как именно сделать Блейку больно. Моя месть будет более личной.

Клин клином.

– Уже вернулась?

Лайам стоит на вершине тропы, ведущей к пляжу; его длинные волосы

распущены и развиваются на ветру.

Талли останавливается и поднимает голову без какого-либо

побуждения; мышцы напряжены.

Я инстинктивно распрямляюсь.

– Наслаждаешься повышением?

Моргание Лайама – единственный признак того, что я застала его

врасплох.

– И правда. Я направляюсь в город. Прошло уже достаточно долго

времени с тех пор, как я наслаждался прелестями людской плоти.

От его слов меня передергивает от отвращения, не смотря на все мои

усилия.

– Может быть, тебе стоит переодеться во что-то более современное.