бы это произошло. Он хотел быть со мной, но на этом все. Мои ноги

трясутся, когда я соскальзываю на пол.

Я обхожу Остина, направляясь к двери, чувствуя неловкость теперь,

когда момент прошел.

Неужели я неправильно поняла его? Я больше ничего не понимаю.

Тяжелая дверь открывается со скрипом.

Я ощущаю взгляд Остина на своей спине. Когда я оборачиваюсь, то

застаю его наблюдающим за мной. Я не выдумала желание в его глазах. Он

облизывает нижнюю губу.

Я крепче сжимаю ручку двери.

– Чего же ты от меня хочешь?

Он вздыхает, и на секунду мне кажется, он ничего не ответит. А затем

его губы искривляются в печальную, кривоватую улыбку.

– Все, Брианна. Я хочу все.

– 16 –

Когда я забредаю на кухню за завтраком, Остин уже сидит за огромным

деревянным столом, потягивая чашку чая. Он насторожено наблюдает за

мной, словно не уверен, собираюсь ли я залепить ему пощечину или снова

накинутся на него.

Тут нечего беспокоиться. Я слишком обессилена, чтобы ударить его, да

и ни за что на свете я не буду пытаться поцеловать его вновь, даже притом

что мой живот сводит, когда я смотрю на его губы. Я сажусь напротив него и

хватаю пустую чашку.

Остин думает, что хочет от меня все, но он не имеет это в виду. Не по-

настоящему. Он желает идеал, фантазию, которая не существует. Эта

печальная, раздраженная девушка – это все что я представляю из себя на

данный момент. Я – сама горечь и месть. Во мне есть место только для этого.

Остин ставит свою чашку.

– Ты когда-нибудь была в Риме? Он летом прекрасен.

– Нет.

Итак, мы не собираемся обсуждать, что произошло. Хорошо. Мне не

нужна вторая доза унижения.

– Если Сыны здесь – это означает, что у нас не так много времени.

– Тогда мы будем драться. Разве не в этом весь смысл?

– Смысл в том, чтобы уберечь тебя.

– С каких пор?

Его взгляд теплеет.

– Так было всегда.

Я сосредотачиваюсь на корзине с кексами в центре стола, сражаясь с

огнем, разгорающимся под ложечкой и распространяющимся наружу.

– Ты ведь можешь сражаться теперь, когда ты больше не бессмертный,

правильно? Ты не можешь быть изгнан в потусторонней мир. Я отыщу

Шерри Миликен. Мы сможем победить их.

– Слишком рискованно.

– Это то, чего ты хотел. Я буду сражаться с Сынами. – Я буду

сражаться с Блейком. – В чем дело? Теперь, когда ты можешь погибнуть,

война перестала казаться такой уж великолепной идеей?

– Я потеряю не только свое бессмертие.

Дрожь в его голосе заставляет меня взглянуть на него. Его лицо

бледное, осунувшееся. Что происходит с Остином? Мик спешит в кухню.

– Милорд, я пытался остановить его, но он настаивает на том, чтобы

увидеть вас сейчас.

Он оглядывается через плечо.

– Кто? – спрашивает Остин.

Прежде чем Мик успевает ответить, Лай ам врывается за ним.

На нем современная одежда – пара узких джинсов и облегающий синий

свитер. Похоже, что в царстве духов тоже есть Городские Торговцы. Лайам

выглядит моложе, но также и не к месту. У него не очень хорошо получается

скрыть потусторонний вид в том, как он держит идеальной формы

подбородок.

– Ну, разве это не по-домашнему?

Лайам практически плюхается на место рядом со мной и тянется за

кексами. Он откусывает такой большой кусок, что полкекса исчезает. Я даю

деру, оставляя как можно больше расстояния между нами.

Остин садится прямее, теперь его лицо – маска надменного

притворства.

– Прошло так много времени, что ты забыл свои манеры?

Лайам стряхивает крошки с рубашки.

– Прошло слишком много времени. – Он смотрит на меня. – Вижу, ты

уже познакомился с моим воином.

– Я тебе никто, – говорю я.

– Она тебе никто, – одновременно отвечает Остин.

Лайам переводит взгляд от меня к Остину и смеется.

– Разве это не интересно? Ты даже слабее, чем я думал, Араун.

– Остин. – Поправляет он.

– Такое человеческое имя. Оно кажется тебе более подходящим.

Лайам запихивает остаток кекса в рот и жует. Он говорит с полным

ртом.

– Я поживу здесь ближайшее время. Пусть твой человек приготовит

лучшую комнату.

Мик все еще неловко мнется в дверях.

– Сэр?

Остин делает глоток чая, внешне выглядя спокойным.

– Не припоминаю, чтобы высылал тебе приглашение. Это все еще мой

дом.

Лайам ухмыляется.

– Лучше держаться за свое земное имущество, пока оно у тебя есть. Ты

не сможешь взять его с собой.

Остин исчезает во вспышке золотистого света настолько яркого, что

мне приходится прикрывать глаза. Свет едва тускнеет, когда он появляется

снова, окутывая всю комнату своим блеском.

– Ты слишком много предполагаешь. Я не какой-нибудь слабенький

человек.

Лайам поднимает руку, прикрывая глаза. Его лицо выглядит бледным

даже в золотистом свете.

Я не могу оторвать от Остина взгляд. Невозможно смотреть на него и

не понимать, почему богам поклонялись. На нем только клетчатая ткань,

обернутая вокруг его бедер и обнажающая ровные линии золотистой кожи,

которые выглядят, словно вырезаны руками мастера. Его волосы по-

прежнему взъерошены, а в сочетание с идеальными чертами лица, заставляет

его казаться почти осязаемым. Один взгляд в его глаза, озаренные

золотистым светом, который кажется, исходит извне – и становиться ясно,

Остин не дружелюбный бог. Его взгляд одновременно царский и

смертоносный, когда он взирает на Лайама.

Остин заносит свой драгоценный меч, острие лезвия касается кожи над

воротничком.

– Тебе здесь не рады, – произносит он, словно меча у шеи само по себе

не достаточно, чтобы донести сообщение.

Лайам склоняет голову, но его рот искажается в презрительной

усмешке.

– Милорд.

Остин принимает человеческий облик; и небрежно садится, поднимая

чашку чая.

– Микл? Можешь проводить Лайама?

Лайам не смотрит ни на одного из нас, когда встает и проходит к двери.

– Ты всегда был более безрассудным, чем умным. Сегодняшняя

дерзость – завтрашнее сожаление.

Остин закатывает глаза.

– Ты не мой бог, Лайам.

Лайам смеется над этим.

– Что ж, как я и думал. Ты становишься человеком.

Остин встречается с Лайамом взглядом.

– Еще нет.

– Скоро.

Лайам посылает Остину воздушный поцелуй, прежде чем последовать

за Миком в холл.

Остин дожидается, когда последние шаги смолкают в тишине, прежде

чем заговорить вновь.

– У нас не остается времени.

Я не понимаю ничего из этого, но не упускаю того, как Остин

нахмурил лоб. Он волнуется.

– Что это было?

Остин наливает себе еще одну чашку чая.

– Лайам веками жаждал заполучить мой трон. Это на него похоже,

теперь ему захотелось помыкать и мной.

– Как именно он сверг тебя?

– Я теряю свои силы, Брианна. Все.

– Но я видела тебя. Ты спас меня, когда я тонула, и только что …

– С каждым разом требуется все больше усилий.

Остин помешивает кубик сахара в чае. Лайам имел в виду буквально,

когда сказал, что Остин становиться человеком? Я пытаюсь переварить это.

– Как?

– Волшебство легко сотворить, но не так легко отменить.

– Отменить?

– Обратное заклинание, котороя я использовал, чтобы спасти твоего

коня – обманчиво легко выполнить, не правда?

Я киваю. Я использовала то же самое заклинание, чтобы воскресить

Блейка из мертвых. Все, что мне нужно было – произнести несколько

древних слов.

– Подобная сильная магия не дается даром.

– О чем ты говоришь? Ты теряешь силы из-за того, что ты сделал,

чтобы спасти Дарта?

Остин не смотрит на меня. Он потирает виски и пристально глядит на