Прабабушка была предана родине, любила свою деревню. Из последнего письма графа видно, что он предлагал выехать ей за границу. Но она отказалась. Недавно мы выяснили, что во время оккупации фашисты предлагали ей работу в комендатуре, которая располагалась в бывшем имении графа, но она не согласилась.
Лично мне кажется, что Серафима была прозорливой, дальновидной. Каждый свой поступок она тщательно обдумывала.
А вот то, что медаль «За трудовую доблесть» была вручена ей как колхозной ударнице, явилось для меня неожиданностью. Значит, трудилась она по-настоящему, добросовестно.
Больше всего нас волновала судьба золотой статуэтки, где изображена юная Серафима. На основании пьедестала специалисты обнаружили вензель — А. К. Экспертиза установила, что это работа знаменитого итальянского скульптора. Золотая статуэтка, таким образом, является бесценным произведением искусства. Почему же она оказалась в роднике? Видимо, неуверенная в том, что дом ее, Серафимы, сохранится — родители настаивали снести его при жизни прабабушки, по этому поводу не раз возникали размолвки, — решила надежнее спрятать статуэтку. Родник она знала хорошо и, вероятно, считала самым надежным местом. Похоже, когда она прятала свой необычный портрет, кулон зацепился за арматуру в колодце, цепочка разорвалась, и он остался в роднике. Это еще говорит и о том, что клад Серафима прятала перед самым затоплением водохранилища. То, что она не положила туда графские письма и документы, показывает: особого значения им не придавала.
Самсон Иванович в действительности оказался знатоком и ценителем старины, внештатным сотрудником музея. По его совету мы передали статуэтку в музей. Взамен золотой нам отольют точную копию из бронзы. Запечатленный образ прабабушки останется в нашей семье. Кстати, музейные работники брали на экспертизу серьги и кулон. Установлено, что метки на них нанесены позже, чем изготовлены сами украшения, сделаны непрофессионально, что дает основание предполагать: это дело самой Серафимы.
А вот насчет Библии, якобы хранившейся у Серафимы, так ничего пока не удалось выяснить.
Ну, что ж, время у меня есть…»
«Бью челом, князь!»
Часть первая
ТАЙНА СЕВЕРА
1. ПИСЬМО
Деревня изнывала от жары. Горячий воздух в солнечных лучах, казалось, полыхал, как прозрачное пламя. Словно испарялась сама земля. Листья на деревьях, а особенно на свекле и картофеле в огородах, поникли, привяли, просили пить. Еще несколько таких дней — и они начнут осыпаться, засыхать. Даже утром, когда земля немного освежалась от ночной прохлады, в травах не было ни единой росинки. Но зелень за короткую ночь будто взбадривалась, выпрямлялась. А когда на безоблачное небо снова выплывал яркий и чистый диск солнца, все повторялось.
Но деревня продолжала жить своей привычной жизнью. Главной заботой у дубровчан стал сенокос. На луга старались выходить на заре. Косы звенели в высокой и поникшей траве до часов одиннадцати. В наступавший зной косцы укрывались в тени деревьев, где не было покоя от комаров и оводней. А когда солнце клонилось к закату — снова брались за косы. То, что на заре успевали уложить в валки, к вечеру собирали в копны. Сено было сухое, душистое, зеленое. Не каждый год его удавалось заготовить таким чистым и добротным. И каждый в тайне надеялся, что вот уберет сено, а там, гляди, снова пойдут дожди, и отава двинется быстро в рост. Но дождя не было…
Степка с сенокоса вернулся поздно. В одних брюках, без рубашки. Загорелое и крепкое тело парня словно вылитое из бронзы. Русые волосы выгорели и стали светло-рыжими. Походка медлительная, важная, казалось, он никогда и никуда в жизни не торопился.
Подошел к выварке с водой, стоявшей на лавке у забора, взял литровую стеклянную банку и тут же, во дворе, стал умываться. Брызги разлетались по сторонам, струйки воды по спине стекали в брюки, но Степка с удовольствием лил на себя банку за банкой, а под конец сунул голову в выварку, промыл волосы и не спеша направился в сени вытираться.
Мать стояла у газовой плиты, готовила ужин.
— Ну как, — спросила она, — управился?
— Осталось еще на полдня.
— Иди кушать.
— От переутомления, — сказал Степка, — перехотел.
— Перехотел — не перехотел, — озабоченно сказала мать, — а горячего поесть надо. Хоть чаю. Заодно и письмо прочитаешь. Елизавета Петровна прислала.
— Елизавета Петровна? — удивился Степка. — Не знаю.
— Узнаешь, — улыбнулась Татьяна Николаевна.
За столом Степка отхлебывал мелкими глотками горячий чай и читал письмо. До него никак не доходило, кто такая Елизавета Петровна. Он думал, вспоминал, ворошил в памяти знакомые имена, но не мог сосредоточиться — слова скользили мимо внимания. Напряженная работа еще держала его в своих объятиях: перед глазами мелькала коса, трава ложилась в валки, кузнечики стайками перелетали с места на место. И только дойдя до последних строчек, где упоминались его имя и кличка, придуманная ею, вспомнил: это же тетя Лиза, приезжавшая к ним в гости несколько лет тому назад. Степка вновь стал перечитывать письмо:
«Дорогая Танюша!
Прости меня, кочевницу, что так редко пишу. За последние годы я поменяла множество мест. Превратилась в настоящую северянку. Сейчас меня судьба забросила на Конскую Голову. Догадываешься? И снова — в тундру. Есть же ненормальные люди, которые ради любимого дела могут пожертвовать даже семейным счастьем. Такой дурой оказалась я. Замуж так и не вышла. Одна радость — работа. Здесь лето. Тундра в цветах. Тебе трудно представить себе дикий край цветущим. Но это так. Живу я в благоустроенной квартире. До города — рукой подать.
Я так соскучилась по тебе, Танюша. Снова хочу напроситься к вам в гости: хоть на недельку. Ну, а что я могу дать тебе взамен? Вот подумала: приедь сюда, хоть на несколько дней. Посмотри мир, нашу землю, мою тундру. Она такая прекрасная и необыкновенная. Хоть раз в жизни выберись из своей Дубравы.
А как там Степка-красавец? Небось уже жених? Чем он занимается? Не забудь и его взять в путешествие. Для него — это география и история: лучше раз увидеть, чем сто — прочитать.
В общем, жду!
Крепко целую.
Твоя Лиза Буринская.
P. S. Обязательно предупреди телеграммой».
Степка, не допив чая, отодвинул чашку в сторону.
— А что, мама, — сказал он. — Твоя тетка Лиза права.
— Это она тебе тетка, — улыбнулась мать. — А мне — подруга. Три года на одной кровати спали.
— Так в чем дело? — серьезно сказал Степка. — Прокатись. Тебе очень полезно. Будет что ученикам рассказать. Ведь считай, что на курсы повышения квалификации послали. Ты и в самом деле нигде еще не была. Хотя, о чем я… Тебя и в больницу трудно заставить… А если всерьез — экзотика! Подумаешь, неделя. Ничего здесь, дома, не случится. Поехали!
Мать отрицательно покачала головой, собрала со стола посуду.
— Некогда.
— Тогда я съезжу один, — вдруг загорелся Степка. — А оттуда, может быть, вместе приедем с Елизаветой Петровной. А?
Татьяна Николаевна удивленными глазами посмотрела на сына. Поедет один? В такую даль? Да какая же это мать может согласиться на подобное: пустить в неизвестную и опасную дорогу одно дитя. Это же надо, что ему в голову взбрело?!
— Мама, я — серьезно, — не отставал Степка. — Да пойми ты: мне скоро в армию. Не маленький.
Мать снова отрицательно покачала головой:
— Отстань!
— Нет, не отстану. У меня каникулы, и я сам могу распоряжаться своим временем. К тому же там можно купить хорошие вещи. Пыжиковую шапку, например. Ты знаешь, что такое пыжик? Нет? Это шкура олененка в возрасте до года. А там этих оленей…