Щелчок открывшейся дверцы портала отвлек. Я открыла полные слез глаза, в них загорелась надежда. Сердце застучало с удвоенной силой. Только бы это был Глеб. Я молилась о его возвращении - он единственная надежда на спасение Руба. Увидеть пришедшего, не было ни какой возможности. Тяжелые шаги по ковру и чужой запах развеяли призрачную надежду на спасение. Это был не он.
- Никита, времени совсем не осталось.
- Закрой рот! Сам знаю.
Несколько фраз брошенных собеседнику и он опять смотрит на меня.
- Ну же, милая, жизнь Руба в твоих руках.
Он провел кончиком ножа несколько сантиметров по бледной коже Руба. Совсем без приложения усилий – такое ощущение, что это было не касание - просто имитация – не касаясь кожи. Но все сомнения развеяла тонкая полоска крови, выступившая на месте недавнего прикосновения ножа.
Руб застонал, но отбиваться у него сил не было.
- Нет!
- Не медли девочка моя. Руб может не дожить, до того как ты решишься открыть эту чертову дверь.
Его голос срывался. Начиная фразу фальшиво нежным тоном - заканчивал ее криком. Я безумно боюсь этого сумасшедшего, но, тем не менее, пыталась успокоиться. Это был единственный шанс остаться Рубу в живых.
Прижавшись к прозрачной двери лбом и руками, не могла отвести заплаканных глаз от этих двух мужчин напротив.
- От этого дерьма никакой пользы.
Одно легкое движение рукой и фонтан крови брызжет мне в глаза. Я автоматически отшатываюсь, отворачиваюсь, но горячие капли так и не касаются моей кожи. Они стекают по прозрачной двери, окрашивая ее в багровые разводы.
- Нет! Нет! Нет!
Удары кулаками стекло, крик, вой. Сердце разрывается на части. Кулаки содраны в кровь, ногти сорваны, а я все барабаню в эту долбанную дверь. За красными разводами и льющимися с глаз слезами почти ничего не видно. А я не закрывая глаз, всматриваюсь в одну точку – в то место где должны быть глаза Руба. Он даже не сопротивлялся, не отбивался – у него не было сил, просто медленно закрыл глаза.
Никита отбросил его тело, как ненужный балласт, а я сама за дверью опустилась на колени, не прекращая попыток разбить эту гребаную дверь. Он лежал там - за дверью, в каких то, пол метра от меня, умирал ужасной смертью, а я не могла отсюда вырваться и хоть как-то помочь. Он пожертвовал собой, чтобы предупредить, но было поздно. Сам погиб, спасая меня.
- Он с минуты на минуту вернется в наш мир. Если заблокирует дом, ты останешься здесь как в клетке. Ждать больше нельзя.
Чужой голос отвлек мое внимание от лежащего на полу Руба. Никита его не слушал. Он смотрел на меня нежным взглядом и ласковым голосом продолжал уговаривать.
- Наташенька, пойдем со мной.
Опустился на колени напротив меня, коснулся стекла, измазанного в крови, и стал гладить его руками в попытке прикоснуться ко мне. Только что эти руки безжалостно перерезали горло моему другу. Кричать я больше не могла. Закрыв рот руками, вся сжавшись, оттолкнулась от двери, глотая ручьем текущие с глаз слезы.
- Никита, у нас нет времени! Вернемся за ней в другой раз!
Не видимый мне мужчина уже орал, сам удаляясь в сторону кабинки портала.
- Наташенька, любимая, выходи. Я не могу без тебя, слышишь. Я люблю тебя. Пойдем со мной, малыш.
Ненавижу его! Ненавижу! Как эта мразь смеет мне признаваться в любви? Он мне противен. Хочу убить - разорвать его собственными руками.
От него воняло страхом. Невероятная вонь - смесь фекалий и гниющей плоти. В то, что это был страх потерять меня - не верила.
Не могла ничего говорить. Просто махала головой в разные стороны и рыдала. Кусала губы от безысходности и невозможности ничего изменить.
Он монстр. Последние полгода я была с ним рядом, оставалась наедине. Я доверяла ему! Как можно быть таким холоднокровным убийцей? У меня перед глазами стояло полное боли и ужаса лицо Руба. Я старалась не смотреть на его тело, лежащее на полу, но размазанные следы крови на прозрачной двери не давали о нем забыть.
Забыть? Да я до последнего вздоха не смогу забыть этого ужаса.
Глава 17
* * *
Он до хруста в костях сжимал кулаки. Ярость, кипевшая внутри, заставляя сжимать челюсти с невероятной силой.
Как они посмели провернуть за его спиной подобное?
На голограмме Наташа подавала руку Никите, идя с радостью в его объятья. Она ему улыбалась. Его пара кому-то улыбалась – не ему! Глеб с силой врезал кулаком в призрачного соперника впереди себя. Кулак прошел сквозь дымчатое изображение и влетел в стену напротив. Стена задрожала. Кожа на костяшках пальцев стерлась до крови. Но эта боль была ничем, по сравнению с той, что разрывала сердце.
Инстинкт собственника требовал уничтожить соперника – размазать по стене, изувечить, разорвать в клочья. Истребить даже память о нем.
А ее - ее наказать. За предательство, заговор за спиной. Наказывать сильно, долго, глубоко. Отпечататься в ней. Глубоко, на самом сердце поставить клеймо. Чтобы была только его. Ним жила, дышала, и ни о ком другом даже думать несмела.
Блок на доме был взломан, скорее всего, Руб постарался, допуск имел только он. И если бы он уже не был мертв, Глеб своими руками задушил бы этого предателя. Сразу по прибытию в свой мир он поставил дом на блок. Сам же вернуться сиюминутно не мог – правитель требовал отчета о проделанной работе.
Глеб хорошо знал, кому именно нужен его отчет, а вернее просто задержать на определенное время, чтобы этот сосунок успел смыться в иной мир. В последнее время правитель стал слишком подвластен мнению Виргана. И это Глеба совсем не радовало.
Дверца портала открылась, и в нос ударил резкий запах крови и смерти. Следы в самой кабинке отсутствовали, она убиралась автоматически, дом же был по-прежнему весь в крови. Он не хотел включать автоматическую уборку – хотел увидеть все своими глазами. Учуять запах и идти по следу этого.
Того кто звал этого сосунка быстрее возвращаться он не смог разглядеть – за маской не были видны даже глаза. Но вот запах, учуять его можно было только здесь, находясь на этом же месте, а не через голограмму.
Глеб вдыхал, глубоко медленно, улавливая тонкие нотки. Расщепляя запах на оттенки присущие каждому из людей побывавших не так давно здесь. Отлаживал их в памяти и хранил как улики, создавая свою собственную базу данных.
Среди всех этих ароматов он уловил какой-то чужой – специфический, не присущий их миру. Запах похоти с нотками гари и копоти, то, что он когда-то очень давно уже слышал. Этот запах был едва уловимым. Его обладателя здесь не было, он передался с кем-то другим. И был не ярким – всего лишь шлейф. Едва уловимый оттенок. Но и этого было достаточно, чтобы Глеб вспомнил его обладателя.
Глаза налились кровью, а руки сжались в кулаки – до боли, до хруста, но сейчас он этого даже не чувствовал. Безумная ярость заглушала все ощущения. Было только одно непобедимое желание мести. Убить, растерзать эту тварь – уничтожить.
Глеб сдержал себя, медленно ступая по испачканному полу, по мягким белым коврам, пропитавшимся кровью. Не стоило их вообще здесь стелить, но он знал, как сильно Наташа любила ходить босяком по дому. Помнил, как в доме родителей она часто кувыркалась на таком же ковру перед телевизором. Тогда еще совсем маленькая, просто ребенок, вызывавший умиление - сейчас все по-другому.
Он переступил безжизненное тело, задерживая на нем взгляд. Смерть Руба была бессмысленной. Парня было даже жалко. Но после того, что он намеревался сделать, Глеб и сам бы его не простил, лучше уж так – умереть, совершая благой поступок.
Дверь в спальню по-прежнему была закрыта. Сквозь прозрачное стекло и алые разводы по нему он увидел ее. Его девочка сидела на полу, опустив голову на колени прикрыв ее руками. Тело вздрагивало от немых рыданий. Она была измучена, подавлена. Глеб чувствовал ее боль, разъедающую сердце ему самому. Вся злость, бурлившая в нем, испарилась в одночасье. Его девочке плохо, и это важнее всего.