— О, нет, — простонала Камилла.

Юноша пронзил ее взглядом и повернулся к Рисе.

— Прекрасна и светла, как ароматная ромашка. Как ароматная ромашка! — он приблизился к телеге, уперся руками в край и посмотрел на них. — Мое сердце так бьется, нет, оно колотится и сбивается! От одной мысли от поцелуев этих губ!

Риса опешила и смотрела на юношу. Он повернул голову.

— Мило, — шепнул он. — Ты не говорил, что твоя леди так красива.

Риса возмущенно посмотрела на Мило. Она еще не видела у него такое выражение лица, она впервые видела стража почти злым. Она отыскала слова.

— Не говорил, — сказала она. Услышала, что голос дрожал, вдохнула и продолжила. — Не говорил, потому что я не его леди.

— О, леди, но это не так, — сказал юноша. — Будь время иным, в вашу честь велись бы сражения. Мужчины бились бы даже за прядь твоих волос. Империи разваливались бы, чтобы поцеловать эту светлую ладонь.

— Рикард, — сказала Камилла, — угомонись. Это казаррина Диветри, а не хихикающая служанка.

— Бедный Рикард! Ему нравятся только те, кто не ответит, Камилла, — сказала другая девушка. Она вышла из улицы с высоким хмурым мужчиной. — Со служанками проблем нет.

Юноша обернулся и нахмурился.

— Поэт народа возмущен, сестра, — холодно сказал он.

— О, возмущайся! Мне не нравится, когда ты начинаешь с пустого куплета. От этого у меня зубы болят. Здравствуй! Я Таня. Близнец Рикарда, даже если не верится, — девушка склонилась над плечом Рикарда и протянула руку для приветствия. — И ты — казаррина. Мило рассказывал нам вчера о вашем приключении, — Риса заметила, что Мило смущенно смотрел на землю. — Просто игнорируй Поэта народа, — посоветовала она. — Он легко отвлекается, — Рикард что-то пробурчал.

— Я тебя где-то видела? — спросила Риса. Едва Таня вышла из-под арки, ей показалось, что она ее знала. Она не могла спутать черные кудрявые волосы, ниспадающие по ее спине, полные губы и веселые глаза.

— О, могла, — сказала Таня. — Я позирую художникам. И я — актриса.

— О, конечно! Помощница Лены! — картина Даны Буночио висела в холле храма богини в прошлом году. Там была девушка перед статуей лунной богини. Работу называли лучшей у казарры. И сама девушка была перед ней, не нарисованная, а цветущая жизнью.

— Среди прочих. Я рада, что ты меня узнала! Привет, Кам. Хорошо выглядишь, — Камилла спрыгнула с телеги, Таня поцеловала ее в щеку.

Рикард протянул ладонь к Рисе.

— Спускайся, богиня. Возьми эту бедную ладонь, ведь я зову тебя своей! — Таня издала грубый звук.

Бедная ладонь была с грязными ногтями, заметила Риса.

— Ах… не думаю.

— Отвали, Рикард, — Мило оттолкнул его. — Оставь ее в покое. Не обращай на него внимания, — сказал он Рисе. Мило протянул руку, и она обхватила его ладонь, стараясь игнорировать взгляд Рикарда. — Это Амо, — шепнул Мило, кивнув в сторону своей сестры.

Камилла стояла рядом с высоким мужчиной, шепталась с ним с редкой и смущенной улыбкой. Он не мог отвести взгляда от нее, а она — от него. Когда Мило подвел Рису к паре, Амо на миг помрачнел.

— Риса, позволь познакомить тебя с Амо Стиллой. Амо тоже создает стекло, — сказал он. Судя по лицу Мило, она поняла, что он хотел, чтобы новость была приятным сюрпризом.

— Ты — Диветри? — резко спросил он.

Она кивнула, и он промолчал. Разговор зависел от нее.

— У тебя есть мастерская? — спросила она, глядя на его ладони. Они были большими и в мозолях от труда, но не такого размера, как описывал Мило.

— Я выдуваю стекло для Анаплецци, — он будто оправдывался. — Хорошо выходит.

Она не слышала о них, ей было жаль. В городе было много создателей стекла для общего пользования, но она мало знала о мастерских, кроме ее семьи и инсул.

— Чудесно, — с энтузиазмом сказала она. Камилла гордо взглянула на Амо.

— Ты знаешь все чары, — сказал Амо. — Что они делают с контейнерами и окнами?

Она услышала сзади переливчатый голос Рикарда.

— Она умеет и очаровывать сердца мужчин.

— Нет, меня этому не учили, — Риса посмотрела на потрясенные лица, покраснела. Они не знали. Кроме Мило, никто из них не знал, каким разочарованием она была. — И не буду, — может, они перестанут расспрашивать ее.

— Но ты — Диветри, — не понимал Амо.

Почему они не могли просто оставить ее в покое? Она хотела домой.

— Боги сказали мне, что я им не нужна. Меня не учили в инсуле и не будут.

Она ожидала шок и разочарование. Но видела только интерес.

— Невелика потеря, да? — сказала Таня, ее идеальные зубы сияли, она улыбнулась. — Все знают, что инсулы просто отвлекают занятиями не важных родственников.

— Младших родственников, — исправил Мило, поглядывая на Рису. — Не неважных.

— Поэта народа никогда не учил наставник из инсулы, — заявил Рикард.

— Поэт народа никогда и луни не заработал, — парировал Мило, Таня рассмеялась.

Амо покачал головой.

— Не слышал о Диветри без обучения в инсуле, — сказал он. — Но ты права. Многие хорошие мастера не были в инсуле или мастерской Диветри, без обид. Ты не хуже.

Она не верила ушам. Она каждый день жизни мечтала попасть в одну из инсул. Она не могла представить жизнь иной. Когда Мило сказал ей, что не для всех инсулы были самым желанным местом в мире, она думала, что он пытался ее утешить, как мог. Но его друзья тоже отмахивались от инсул.

Может, жизнь в службе богам была не тем, о чем она мечтала? Ей нужно было позже обдумать это.

— Мы не хотим навредить, милая, — сказала ей Таня. Браслеты с дешевыми цветными камнями звякали на ее запястье, она погладила волосы Рисы. — Я знала много добрых людей из инсул, особенно из Каза Буночио. Но тебе не понравилось бы с ними. Особенно сегодня!

— Что рифмуется с Диветри? — вдруг спросил Рикард, оторвав взгляд от листа, на котором быстро записывал что-то заточенным угольком. Мило сжал губы и не стал отвечать.

— Почему сегодня? — Риса старалась игнорировать самопровозглашенного Поэта народа.

Браслеты Тани звякнули снова, она опустила руки.

— Не слышала? Инсулы под осадой.

Три голоса воскликнули хором:

— Что? — Риса, Мило и Камилла переглянулись и посмотрели на Таню.

— Никому нельзя входить или выходить из инсул. Это как-то связано с приказами принца Берто, — Таня удивилась их ответу. — Я узнала, когда пришла позировать для урока рисования у Кающихся, но меня прогнали. Стражи там, — она сказала это Камилле и Мило. — Вы разве не знаете, что делают другие стражи?

— Ничего о таком не слышала! — воскликнула Камилла.

— Последние два дня были сплошным смятением, — сказал Мило. Он посмотрел на Рису. — Ты в порядке?

Риса была не в порядке. Ее ноги дрожали. Ромельдо успел получить послание? Ее отец обещал, что, если он не сможет выполнить ритуал, Ромельдо будет там. Он был ее последней надеждой! Все уходило из-под контроля.

— Почему боги против меня? — завопила она, озвучивая страх и боль, бурлящие в ней. Друзья Мило обеспокоились от ее вспышки.

Таня коснулась руки Рисы, но утешение от незнакомки не помогало. Стараясь не казаться вредной, Риса отодвинулась от модели и забралась в телегу, сжала поводья.

— Мне нужно увидеть самой, — сказала она Мило. — Нужно уезжать сейчас.

— Я поведу, — Мило запрыгнул на телегу без колебаний. Казалось, он хотел успокоить ее. — Тебе хватает тревог.

«У меня одни тревоги», — подумала Риса. Путь обещал быть долгим.

15

Разве милые звуки рожков на закате не напоминают ежедневно о гармонии, на которой построен наш город? Церемония — живое доказательство не глубокой магии — ведь ее нет — а соглашения между монархом и работающим человеком и равновесия между ними.

— Мартоло Скептик в «Развенчании, так называемых, кассафортийских чар: манифесте думающего человека»

Построенные сотни лет назад, высокие стены инсулы Детей Муро когда-то стояли одиноко среди луга полевых цветов на северо-западе города. Два канала были построены, чтобы доставлять до них припасы. Века спустя выросли рынки и дома, многие принадлежали Тридцати. Два изначальных канала затерялись в комплексе новых каналов. Западный район Кассафорте нынче было не отличить от другой части города, кроме того, что здания тут были не так истерзаны ветром, и мосты над каналами выглядели лучше, были украшены в разных стилях.

Мило остановил телегу у моста из инсулы, Камилла и Амо прошли туда к стражам, стоящим у закрытых врат. Больше стражей стояло по периметру огромного здания с промежутком в двадцать футов, не двигались, были настороже.

— Не переживай, — шепнула Таня на ухо Рисе. — Уверена, все будет в порядке.

— Клянусь ей в верности своей, но тревога не покидает ее чело, — бормотал Рикард, записывая на бумаге. — Неплохо вышло, да?

— Нет, — рявкнул Мило, а Таня сказала:

— Тихо, Рикард.

Рикард не слушал их, бормотал и сочинял. Риса напряженно смотрела, как Камилла говорила со стражами.

— Не переживай за семью, — сказал Мило. — Инсулы способны выдержать осаду. Во время Лазурного вторжения народ в инсуле Кающихся Лены два года прожил без поступления припасов снаружи.

— Знаю, — но она не успокоилась. Стена без окон вокруг зданий инсулы могла защитить от атак. — Но ничего не могу поделать. Каждый раз, когда я думаю, что хуже быть не может, все ухудшается!

— Хочешь кое-что попробовать? — она думала, он снова шутил, но в глазах Мило была искренность. — Ничего плохого. Когда я порой нервничаю, это помогает.

— Ты нервничаешь? — удивилась Таня. — Ты всегда был спокойнее всех, кого я видела, Мило. Вряд ли ты что-то не можешь сделать.

Мило прищурился.

— Кое-что я не могу заставить себя сделать. Но это не твое дело, — добавил он, когда Таня открыла рот для вопроса. Он посмотрел на Рису с робким видом. — Мама научила меня этой технике. Закрой глаза. Давай.

Его теплый голос приободрил ее. Она опустила веки, закрылась от солнца.

— Знаю, будет непросто, — сказал он, — но нужно представить себя в месте, где ты ощущаешь уверенность. Там, где ты ощущаешь себя собой. Хорошо? Где ты?