Ее трясло, и она увидела, как сквозь узкие щелочки смотрят на нее зеленоватые глаза Дуэйна. Он отошел и закурил сигарету. Дрожащими пальцами она принялась расстегивать рубашку, потом, сорвав ее, просунула руки в рукава свитера и быстро через голову натянула его на себя.

Свитер еще хранил тепло его тела, попахивая дымом и мужским одеколоном. В бедрах он был ей свободен, так что скорее она была похожа на мальчишку-сорванца во взрослой одежде, чем на молодую женщину.

В тот момент, когда она расправляла рубашку на корпусе лодки, чтобы она просохла быстрее, повернулся Дуэйн и посмотрел на нее оценивающим взглядом.

— Черт возьми! — И на лице у него появилась усмешка. — И как только вы могли себе вообразить, что при виде вас я могу потерять над собой контроль. Несмотря на то, что я вырос в джунглях, мисс Брант, и у меня есть свои представления о женщинах.

«Да уж», — подумала Рослин и тут же представила себе, как выходила из его спальни Изабелла в прозрачном пеньюаре, под которым легко угадывались очертания ее тела.

— Наверняка, эта гроза скоро кончится, — сказала она.

— Вряд ли. — В это мгновение сверкнувшая молния осветила помещение, и следом за ней прогремел гром, да такой силы, что, казалось, рушились прибрежные скалы. —Теперь-то, я полагаю, вы убедились в том, что наш климат, как впрочем, и наши эмоции, нельзя назвать умеренными.

— Начинаю это понимать. — Она прислонилась к лодке, на которой была разложена рубашка, приподнимая пальцами прилипшие к вискам волосы, всем телом ощущая тепло свитера, связанного из грубой шерсти.

— Надеюсь, вы не жалеете, что отдали мне свитер, —добавила она.

Он стоял, прислонившись к пальмовому стволу, который служил подпоркой для крыши лодочного гаража. За дымом от сигары прятались зеленые глаза. От него исходила опасность мужской силы, она отражалась даже в сверкающей меди его волос. И несмотря на то, что сила эта была под его контролем, Рослин не оставляло беспокойство.

— Я привык к крайностям местного климата, — продолжал он разговор. — Вы и представить не можете, как холодно иногда бывает в пустыне, особенно по ночам и перед рассветом. Солнце здесь жаркое, но климат, в действительности, весьма прохладный. Можно сказать, — он лениво взглянул на кончик догорающей сигары, — что он похож на женщину.

— Или умеренный, о чем не так просто догадаться, но с возможными отклонениями до прохладного. — Ее дерзость на самом деле была всего лишь защитой, сработавшей из-за того, что они остались одни в грозу.

— Конечно, — согласился он. — В пустыне всякое бывает, как и в отношениях с женщиной.

— А вы, господин Хантер, предпочитаете иметь дело с настроениями пустыни, а не женщины, не так ли?

— Да. — И она заметила его саркастическую улыбку.

— Вы правы. Мужчина в случае с пустыней имеет возможность получить наслаждение, не затрагивая собственных чувств.

— Разделяет ли Изабелла ваши чувства?

Только после того, как Рослин задала свой вопрос, она полностью осознала смысл сказанного. Дуэйн не шевельнулся, но она видела, как под белой рубашкой напряглись мышцы, обозначив грудную клетку и плечи. Бросив окурок на пол, он загасил его каблуком.

— А почему собственно Изабелла должна ответить на мои чувства? — В своей обычной манере произнес Дуэйн.

Рослин была не в силах взглянуть на него, она знала, что не мигая, на нее с усмешкой смотрели желтоватозеленые глаза.

— Я же не школьница, — вызывающе сказала Рослин. – Я знаю, что мужчина и красивая женщина не говорят о погоде или о пустыне, когда они одни в спальне.

— Так чем же они занимаются? — В его голосе прозвучала решительность.

Краска залила ей лицо. Ведь то, что было между ними и Изабеллой, ее абсолютно не касалось. И странно, что вместо того, чтобы рассердиться, он, скорее, был удивлен и весел.

— Простите, — пробормотала Рослин. — Простите мне мою дерзость.

Она отвернулась, и ее тонкая шея казалась особенно хрупкой на фоне черного свитера из грубой шерсти.

— Да, вы действительно дерзки, — согласился он. — Ошибка молодых в том, что они стремятся заглянуть туда, куда не осмеливаются проникать даже ангелы, а такие ошибки нужно исправлять.

Интонации его голоса заставили ее посмотреть на него: она вся напряглась. Он шел к ней, и в свете лампы его тень казалась огромной. Сквозь щели дул ветер, на улице гремел гром, и тут она почувствовала, как, схватив, он опрокинул ее на корпус перевернутой лодки.

— Нет, вы не смеете, — задыхаясь, шептала она.

— Не смею чего? — Не отпуская, он смотрел в ее огромные от испуга глаза. Тело обмякло и было ватное, словно у куклы. — Отшлепать вас или поцеловать?

— Я... я ненавижу вас! Отпустите меня!

— Не отпущу, пока не сделаете выбор, — поддразнивал Дуэйн. — Нашлепать ли мне эту очаровательную маленькую попку или поцеловать эти несдержанные розовые губки?

— Вы... вы... не посмеете!

— Я посмею и то, и другое, и вы это прекрасно знаете.

— Он как-то недобро рассмеялся и посадил ее около двери.

— А теперь посидите немного здесь и остыньте! Ведь я схватил вас не из-за внезапного порыва страсти, мои намерения были более благородными — и вы сейчас в этом убедитесь!

Смеясь, он подошел к лодке, на которой она только что сидела, и стал внимательно изучать паутину, на которой, когда она там сидела, никого не было. Теперь же там сидел огромный черный волосатый паук с согнутыми лапками — при виде его Рослин охватил ужас, и по телу пробежала дрожь.

— Не думаю, что это ядовитый паук, — спокойно произнес Дуэйн, — но сначала, когда й его увидел, то именно так и решил. Не правда ли, он красив? А вы боитесь пауков?

— Он омерзителен, — прошептала Рослин. — Я бы умерла, если бы увидела его так близко, когда там сидела.

— Вы хотите, чтобы я с ним разделался? — спросил он.

— Не могли бы вы положить его в банку и выбросить в окно?

— Сжалились над пауком? — язвительно спросил он Рослин. — Посмотрите на полке пустую жестянку от краски да сухую кисточку и поторопитесь, милая. Наш волосатый друг уже зашевелился, а я вовсе не хочу потерять его из виду.

В этом их желания совпадали, и Рослин, быстро перешагнув через лодку, взобралась на кучу свернутых парусов, лежащих на полу. Она искала подходящую банку и вскоре нашла одну, почти совсем пустую, и что-то, напоминающее кисточку. Спрыгнув с кучи парусов, она осторожно приблизилась к Дуэйну.

— Вот, сказала она, стараясь не смотреть в сторону паука. — Спасибо. А теперь идите к двери и стойте там, пока я не посажу нашего друга в банку.

Ему не пришлось повторять ей это дважды. Она крепко сжала руки, так что ногти впились в ладони. Дуэйн в это время ловким движением с помощью кисточки извлек паука из паутины и опустил в банку, прикрыв ее рукой. Он попросил Рослин открыть ему дверь, так как он полагал, что открывать окно будет сложнее, а паук уже щекотал руку.

Она сразу же догадалась, что Дуэйн не был до конца уверен в том, что паук не был ядовитым. Одним движением она широко распахнула дверь и отступила в сторону, чтобы дать Дуэйну возможность выбросить как можно дальше жестянку с пауком. На улице шел дождь.

Он, улыбаясь, смотрел на нее. Лицо было мокрым от дождя, с волос на Рослин упала большая капля, и она сделала шаг назад.

— Пусть дьявол оправдает его! — сказал Дуэйн.

— Вряд ли можно было сделать для меня нечто большее, господин Хантер. — Он отошла еще дальше, давая ему возможность закрыть дверь. В это время раздался такой грохот, что было впечатление, что рушится скала. На гром это было совсем не похоже!

Через минуту все стихло, наступила тишина, которую нарушили два глухих удара шлепнувшейся грязи.

— Что это было? — прошептала Рослин.

— Оползень. И, если не ошибаюсь, то на берег обрушилась добрая половина скалы.

Быстро войдя под навес, он взял лампу и поспешил назад на улицу. Рослин пошла следом, совершенно забыв о буре. Она, также как и Дуэйн, была озабочена размером оползня.