Кельма нервно передернуло, видно, воспоминание боли все еще жило в нем. Ивик поцеловала его.

   - В принципе, можно восстановить, говорят. Но... знаешь, так, как сейчас у нас все... лучше без ребенка.

   - Я не понимаю, почему это грех, - сказала Ивик, - вот знаешь, теперь совсем не понимаю. Мы вот рассуждаем о сверхцели, о христианстве... а сами? Какие мы христиане... грешим и даже не собираемся каяться.

   - Ну... - Кельм задумался, - если рассуждать логически, в разных церквах относятся к этому по-разному. Например, представь, что мы православные. Среди православных, конечно, кто в лес, кто по дрова, но вполне найдутся священники, которые скажут, что у нас истинный брак, и даже повенчали бы нас. Ведь у них измена в браке является поводом к разводу. Марк тебе изменил, как я понимаю? Значит, ты абсолютно не обязана с ним оставаться. То есть формально все правильно. У нас с тобой стабильные ответственные отношения, любовь, готовность быть вместе до конца -- значит, брак.

   Ивик задумалась.

   - Или представь, что мы католики. У них все построже будет, но по сути... католик бы тебе сказал, что надо просто подать на диспенсацию, то есть чтобы их папа признал, что ваш брак с Марком был недействительным... И признали бы вполне. Ведь он изменял, опять же... Правда, это сейчас бы признали, лет 100 назад -- ни за что. Короче говоря, католики бы нас поругали, но только за то, что мы не оформили все официально: ты не подавала на диспенсацию, мы не обвенчались, прежде чем ложиться в постель вместе.

   - Нет, Кель, - строго сказала Ивик, - все это неверно. Мы не католики и не православные. В принципе, да, наша церковь считает, что у тех тоже благодать. Но разве ты не помнишь, что подчиняться следует дисциплине той церкви, в которой ты находишься. Это как с армией. Представь, если каждый гэйн начнет в своих действиях рассуждать, что бы ему приказал генерал триманской армии... американской, российской. А наша церковь считает брак -- вечным.

   - Так многие и лицемерят в итоге. Врут. Изменяют и живут, как будто ничего такого нет.

   - Это от человеческой слабости. А брак -- вечный. И это, Кель, правильно. Брак -- это обет. От обета ничто, никогда не может освободить. Предположим, ты поклялся, а жена или наоборот муж -- нарушил клятву. Но ты-то клялся не ему, а Богу. Значит, должен соблюдать верность. Даже если он ушел, бросил тебя -- ты должен молиться и ждать, пока он вернется. До смерти. Даже если бьет, издевается... Это обет! Ты что, не понимаешь, какую силу имеют произнесенные слова? Присяга! Обет гэйна -- его что, можно нарушить, если тебе очень больно и плохо? Или если тебя, например, кто-нибудь оклеветал и забрали в Верс? Или командир идиот? Вообще разве существуют какие-то причины, позволяющие нарушить обет гэйна? Вот так же и с брачным обещанием...

   Она умолкла.

   - Ну ты фундаменталистка, - пробормотал Кельм. Ивик хихикнула.

   - И еще готанистка и тоталитаристка! А если серьезно -- я согласна с дейтрийской церковью. Или клятва навсегда, или это никакая не клятва. И мы совершаем грех. Это правда. И жуть в том, что мне это уже все равно... Наверное, у меня недостаточно веры, или я не знаю, что.

   - Ты знаешь, - задумчиво сказал Кельм, - я никогда никого так не любил, как тебя. Ты для меня... просто все. Абсолютно все. Я не могу представить, чтобы когда-то стало не так. Чувства - могут пройти, да. Но ты-то не пройдешь, ты будешь всегда. Но я не могу найти в себе силы... и не чувствую, что это правильно -- в чем-то тебе клясться... Не знаю,понимаешь ли ты это.

   - Да, - ответила Ивик, - и я чувствую то же самое. Я панически боюсь каких-то обещаний. Ужас охватывает. Я не хочу венчаться с тобой. Не хочу, чтобы - пока смерть не разлучит нас. При том, что точно знаю и понимаю -- что так оно и будет. Может быть, для нас просто обесценились слова?

   - Наверное, обесценились. Мы уже произносили эти клятвы, и потом выяснилось, что они ничего не стоят.

   - Но ведь это, то, что мы говорим, уже точно против канонов любой церкви. Триманской, дейтрийской... любой.

   - Значит, мы с тобой -- грешники, - спокойно заключил Кельм и снова притянул ее к себе, - кстати, пока не забыл. У меня есть еще одно поручение для тебя. Придется тебе познакомиться с одним человеком.

   Один человек жил в тивеле Кул-Лойс -- таком же нищем, как тивел, где жила Ивик. И здесь тоже встречались эмигранты из Дейтроса.

   Многоэтажка была длинной, как колбаса. В некоторых окнах уже вспыхнули огоньки, по поводу близящегося Дня Возрождения. Как и в Дейтросе, здесь было принято к соответствующему дню украшать дома мишурой, гирляндами, ветвями и огнями. Огоньки горели в кромешной тьме. В подъезде, куда вошла Ивик, вспыхнул свет, озаряя грязные, исписанные граффити стены. Среди надписей Ивик обнаружила косой крест в круге -- запретный знак Готана. Под ним было написано: "Дейтры -- вон!"

   Замызганный лифт поднял ее на шестой этаж. Ивик позвонила в одну из дверей.

   Человек, открывший дверь, был молод. И даже не сразу поймешь, что это вообще дейтрин -- волосы длинные и выкрашены по здешней молодежной моде, в пшеничный цвет с ядовито-красными и зелеными прядями. Колечки пирсинга на скуле. И одет во что-то драное и пестрое. Только потом уже замечаешь характерные расовые черты -- узкое длинное лицо, скулы, глаза... Глаза сразу приковывали внимание -- большие, темные, проницательные. Казалось, человек смотрит прямо на тебя и очень хорошо все видит и понимает.

   - Здравствуйте, - сказала Ивик, - если вы - Кир иль Ресан, то я хотела вам передать привет от дяди Льена.

   - Давненько мы не виделись с дядей, - дейтрин правильно ответил на пароль, - ну заходите, раз такое дело. Дейри!

   Ивик шагнула через порог. Скользнула взглядом по обшарпанной, голой, но чистой прихожей.

   - Отец Кир, - робко сказала она. Этот человек меньше всего походил на хойта. Но ведь Кельм сказал...

   - Просто Кир, - поправил ее неформал, - а тебя как называть?

   - Ивенна, - она пожала протянутую руку, - Тилл сказал, что вы... глава миссии нашей здесь, в Дарайе.

   - Круто, - дейтрин покрутил головой, - глава миссии! Я прям сразу вырос в собственных глазах! К такой главе бы еще туловище, конечно... Да ты заходи. У меня никого сейчас нет. Чайку выпьем...

   Ивик первый раз видела в Дарайе такую квартиру. Ничего похожего на обычный дарайский мещанский уют. Голый старый линолеум, лампочка под потолком без абажура. Мебель обшарпанная, явно со свалки.

   Кухня, правда, обычная встроенная -- видно, досталась от хозяев квартиры. Отец Кир притащил разнокалиберные чашки, чайник, печенье. И правда, не поворачивался язык называть его "отцом"...

   Ивик выложила на стол флешку.

   - Это вот... для вас, - пояснила она, - и еще я должна передать, что Ви и Луарвег готовы. Они выходят из интернета, и Тилл рассчитывает дальше на вашу опеку. Они... подготовлены также к крещению. Когда и как?

   Кир разлил по чашкам крепкий золотистый чай.

   - Ты с сахаром пьешь, нет? А я с сахаром. Тиллу передай, что я очень рад, я их беру, и... - он бросил взгляд на стенной календарь с довольно пошлыми цветочками-вензелями, - пусть приходят через три декады, шестого числа, где-то вечером. Я буду сидеть и их ждать. Запомнишь?

   - Запомню. Шестого числа.

   - Ивенна... Ивик?

   - Ага.

   - Ты давно здесь?

   - Не очень. Два месяца.

   - Ну и как тебе?

   Ивик поморщилась. Хойта вздохнул.

   - Вот и мне как-то тоже не очень.

   - Я не думала, что в Дарайе существуют наши миссии, - осторожно сказала Ивик. Кир хмыкнул.

   - Это не очень официально. По личной инициативе. Хотя благословение у меня вроде как имеется.

   - Вы здорово рискуете.

   - Вы тоже, - пожал плечами хойта. Ивик удивилась.

   - Но это наша работа. Для нас это нормально.