Все эти годы о нем говорили за глаза - монстр, ненормальный, ради работы готов принести в жертву все и вся. Так ведь так оно и есть.

   Гэйну нужен тыл, так часто говорят. В семье должен быть этот тыл. Конечно, он мало у кого есть на самом-то деле. Когда оба супруга - гэйны, получается, конечно, маленькое боевое братство, но не тыл в семье. Когда один из супругов из другой касты - чаще всего получается и вовсе ерунда... Вместо тыла - нудное тягучее болото с претензиями, с полным непониманием. Но Ивик, видимо, повезло. У нее есть семейное счастье. Покой. Любовь. У нее есть этот тыл.

   А что было бы у нее со мной? Кошмар, честно ответил себе Кельм. Он вскочил на свой скутер, понесся сквозь светлеющие улицы, по серой снежной жиже.

   ...как ночью палили. Все эти фейерверки... Кельма это всегда раздражало. Отдаленно похоже на хороший дарайский прорыв на Тверди и артподготовку... неужели кого-то может радовать такой грохот?

   Улицы были почти пусты. Первое января, утро - страна спит.

   ... я все равно не дал бы ей счастья, и с детьми ничего не известно, вряд ли у меня могут быть дети. Так что пусть живет так... Ну а здесь, на Триме...

   Нам уже не пятнадцать лет. Да что там, квиссаны и в пятнадцать уже перестают всерьез воспринимать какие-то там церковные запреты. Другой вопрос, что в квенсене за степенью близости отношений тщательно следят, и нарушителям бы не поздоровилось. А мы взрослые люди. Мало ли что бывает в жизни... бывает всякое. И что такое эта брачная клятва? Кельм давно уже перестал это понимать. Он дал такую клятву однажды, в молодости - и оказалось, что это блеф, что его страшно и гнусно обманули. Он дал ее еще раз, Велене - и она тоже обманула его. Все это не имело никакого значения. Все это слова.

   Он знал одно - что Ивик он будет любить до конца своей жизни. Такого, пожалуй, еще и не было, никогда. Это было - настоящее. Ее он будет любить. Защищать. Будет верным. Пока смерть не разлучит нас. Только смерть...

   Что еще может иметь значение? Какие там запреты... какая мораль?

   Он взбежал по широкой парадной лестнице.

   Несколько секунд - уйти в Медиану, взять азимут, отключить предохранитель "Деффа" и сунуть заряженный пистолет на место, вернуться по горячему следу - уже за дверями квартиры, за дверью угловой комнаты. Попал правильно, отлично.

   Василий, будущий семинарист и редактор православного журнала "Светоч", крепко спал. Вчера он все-таки, несмотря на пост, позволил себе отметить праздник в нужной ему компании... Кельм аккуратно достал левой рукой шлинг.

   Василий открыл глаза.

   Через секунду он рванулся - но было поздно, Кельм уже схватил его за плечо, переходя вместе с ним в Медиану. Легко взмахнул шлингом.

   Охраны никакой не было. И правильно - против гэйна слишком много людей понадобится. Вася - слишком мелкая сошка, кто же ему такую охрану выделит...

   Он корчился на серой почве Медианы, в майке и синих семейных трусах, из которых торчали длинные, тощие волосатые ноги. Золотые петли шлинга не давали ему пошевельнуться. Кельм подошел ближе, носком ботинка брезгливо толкнул подбородок, так что Вася развернул к нему лицо, красное, в крупных каплях пота...

   Кельм не удалял облачное тело. Просто зафиксировал дарайца. Большинство, впадая в паралич после удаления облачка, не могут говорить, а Кельм собирался немного с пленным пообщаться. Васина челюсть мелко дрожала. Кельм протянул правую ладонь вперед, задумчиво посмотрел на нее, потом на Васю. В глазах дарайца плеснулся ужас. Но остатки гордости все еще позволяли ему молчать.

   Ничего, кроме гадливости. Ничего. А ведь этот тип мучил Ивик... лапал своими мерзкими граблями. Бил ее ногами. Еще и вангалов натравил. Ивик права, вангалов даже жаль, они не соображают, что делают. А этот-то... И еще ведь идейно себя, видимо, оправдывает. Но никакой ненависти Кельм к нему не испытывал. Одно только отвращение. Бить не хотелось - больше всего хотелось повернуться и уйти.

   Кельм вздохнул. Склонился к Васе.

  -- Твое имя? Должность? Задание?

   То ли в его голосе было что-то ободрительно-обещающее, то ли Вася и вовсе не собирался бороться, но заговорил он сразу.

  -- Серрак Веней, вир-гарт, контрстратегия... я должен был предупреждать ваше... дейтрийское воздействие второго порядка...

  -- Ты охотился за Штопором. За куратором Штопора.

  -- Д-да.

   Вася уже весь трясся - не то от страха, не то замерз. Кельм взглянул на часы. Десять минут. Это максимум, который у него есть. Он не собирался повторять Васину ошибку. Через десять минут уже могут появиться дорши.

  -- Что ты делал еще?

  -- Выполнял... разные поручения...

  -- Внедрение в православную церковь - кто приказал?

  -- Никто... я это... по собственному убеждению...

  -- Может быть, ты верующий? - насмешливо поинтересовался Кельм.

  -- Да, - вдруг сказал дараец, - да! Я... я не мог там... вы знаете, у нас запрещена христианская церковь, и я...

   Кельм с удивлением смотрел на него, соображая. Возможно ли это? Ивик бы лучше поняла, черт их разберет. А вдруг он и правда - верующий?

   Конечно, это ничего не меняет. Он все равно умрет.

  -- Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым, - забормотал вдруг Серрак Веней, - И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век...

   Надо было торопиться. У Кельма еще оставались вопросы. И все же он не прервал Василия. Дождался последнего "аминь", а затем спросил:

  -- Кто твой командир? Каким образом ты связывался с ним?

   Василий пугливо покосился на него. Кельм снова протянул над ним правую ладонь. На ладони заплясал голубой огонек. Василий дернулся, расширив глаза от страха. И заговорил. Кельм заранее позаботился о записывающей аппаратуре, и слушал внимательно и с удовлетворением. Минуты через три он знал все, что можно было узнать от Василия. Поднялся. Оценивающе взглянул на связанного дарайца, прикидывая... Тот вдруг застонал и дернулся, насколько позволял шлинг.

  -- Брат... брат, не убивай меня! Я тоже верую... я христианин, как и ты!

  -- Не всякий говорящий Мне "Господи, Господи", войдет в Царство Небесное, - сказал Кельм спокойно, - помнишь женщину, над которой ты издевался недавно? Помнишь ее? После этой грязи - как ты смеешь произносить имя Христово, подонок?

   Лже-Василий молчал, с ужасом глядя на него.

  -- Повторяй, дерьмо, - сказал Кельм, - Господи Иисус, Сын божий, помилуй меня грешного...

   Василий повторил. Он бы сейчас сказал все, что угодно. Он очень не хотел умирать. А Кельм говорил по наитию. Он не помнил точно, что там надо говорить в таких случаях. Перешел на дейтрийский - по-дарайски он этих вещей и вовсе сказать не мог. Василий знал дейтрийский, послушно повторял за ним. Прости меня, Господи, грешного. Помилуй. Прости великие прегрешения мои и спаси меня Твоей святой Кровью, пролитой за меня... Кельм перекрестил связанного дарайца.

  -- Да будет с тобой милость Божья, - сказал он и в тот же миг ударил.

   Вир-гарт Серрак Веней, лже-Василий, умер мгновенно, созданный Кельмом серый острый диск перерезал ему шею, хлестнула алая кровь. Кельм отскочил в сторону, не собираясь пачкаться и стал аккуратно уничтожать тело потоком плазмы, льющейся из обеих ладоней.

   От тела Василия осталась лишь горстка черного пепла. Кельм постоял рядом в некотором ошеломлении. Н-да, месть получилась какой-то неправильной. Не о том мечталось. Ну да ладно. Кельм отошел подальше, трансформировался в свой технооблик, маленький самолет-истребитель и понесся к ближайшим Вратам.

   Ивик тупо глядела в экран. Роман что-то не шел. Застопорился. Бывает. Может быть, просто усталость - она много писала, потом эта счастливая, сумбурная новогодняя ночь. У трансляторов все спокойно. Она взглянула на окно Штопора и отвела глаза. Штопор недавно завел очередную подружку. В данный момент они на матрасе, на полу в его комнате пробовали какую-то сногсшибательную позу. Господи, как все просто у людей.