Застонав под тяжестью тысячи кинжалов, я посмотрел на койку, стоявшую напротив моей.

Как мы сюда попали, я понятия не имел.

Почему у нас в руках были капельницы, одеяла обернуты вокруг нас. Это было полной загадкой.

Кто это сделал?

Как долго мы здесь пробыли?

Сколько времени прошло?

Может быть, это чистилище? Место между мирами, где души влачили своё жалкое существование. Куда попадали только худшие, чтобы заплатить епитимью?

Мы не могли быть живы. А может быть могли?

Мерцающий свет в углу не давал никакого тепла — никакой защиты от пронизывающего холода, просачивающегося в мои кости от стен богом забытых катакомб.

Я рассеянно уставился на фигуру человека, закутанного в одеяло. Только вот он уже несколько часов не двигался, не стонал и не издавал ни звука. Мой дар — нет, мое проклятие — больше не работал.

Здесь со мной был кто-то еще. Но я не ощущал ни мыслей, ни страхов, ни мольбы.

Я не хотел признаваться себе в этом, но мой брат…его больше не было в живых. Однако я должен был попытаться воскресить его из мертвых. Я хотел напомнить ему, что я здесь ради него — ради того, чтобы он не сдавался, хотя соскальзывание со скалы с каждой минутой становилось все более соблазнительным.

— Ты… ты все еще жив, К…Кес?

Я так и не услышал его ответа.

Я впал в ступор, который длился Бог знает сколько времени. Моя энергия была на нуле, и я погрузился в мечты, кошмары и фантазии.

Одно мгновение я летел через лес на крыльях.

В следующий момент я снова был в этой ненавистной комнате, причиняя боль Жасмин, чтобы прийти в себя.

В следующую секунду я занимался любовью с Нилой, утопая в ее тепле.

В следующий раз, мне снова было четырнадцать, я дрожал от холода, убегая из Хоксриджа.

С каждым часом я становился все слабее. С каждым часом я все больше соскальзывал вниз.

Если бы не страх оставить Нилу в том ужасном мире, который я помог создать, я бы просто отпустил руки и ушёл.

Я так чертовски хотел исчезнуть.

Я хотел освободиться от боли.

Спрятаться от агонии.

Я не был достаточно силен, чтобы жить с такой душераздирающей мукой.

Но не важно, насколько жгучей была моя боль. Как бы я ни бредил и ни дрожал, я не мог умереть.

Я отказывался умирать, мать твою.

Я не могу. Нет, пока они живы.

Мой долг — покончить с ними. Чтобы навсегда прекратить это безумие наследия, положить конец убийства, сходившим с рук на протяжении многих столетий.

Я должен был уравновесить чашу весов добра и зла, и только тогда я смог бы расслабиться и отпустить ее.

Только после того, как я спас бы того, кто спас меня, я мог бы попрощаться и ускользнуть в пустоту.

Время от времени мое сердце сбивалось с ритма, теряя силу, как будто оно чувствовало приближение смерти и хотело сдаться ей. Я заставлял его делать самое необходимое, спасая меня от могилы. Я лежал в гробу, готовый к погребению, но еще не был трупом.

Я прищурился в тусклом свете, обратив свой взор на брата.

Он по-прежнему не двигался.

Время текло странным образом. Возможно, прошли десятилетия с тех пор, как я спросил, жив ли он, или только секунды.

Я повернулся к нему лицом, ожидая увидеть окровавленное тело, но вместо этого столкнулся лицом к лицу с пыльным скелетом.

На пороге смерти все было возможно.

Запах пепла и плесени разрывали мои умирающие лёгкие, но я смог снова проговорить:

— К…Кес…

Прошла минута, а может быть, и час, но, наконец, мой брат пошевелился. Его стон агонии эхом разнесся по стенам.

Я был не один.

Ещё нет.

Прошло еще немного времени.

У меня не было возможности понять насколько много.

Я поднял голову с колючей подушки и уставился на железные прутья.

Наш гроб был в тех же катакомбах, в которых покоились кости моего предка. В той же камере, где Дэниэл избил меня по приказу Ката. В том же подземелье, где я начал принимать наркотики, чтобы больше ничего не чувствовать.

Эти воспоминания были чистыми и свежими. Но теперь они были грязными и далекими.

Как и все мои воспоминания.

Своим сердцем я больше не ощущал голос Нилы. Своими ушами я больше не слышал обещания Жасмин. Я не помнил, что произошло, будто мне запретили захватить какие-либо воспоминания из этого мира в следующий.

Но я не хотел забывать об этом.

Я не хотел ничего забывать!

Я заставил свой иссохший, истощенный мозг вспомнить, как мы сюда попали. Как ночь близости и любви превратилась в ночь моего убийства.

Но как бы я ни старался, у меня ничего не выходило.

Не было ничего, кроме разрозненных картинок.

Пылающая жгучая боль.

Крики Жасмин.

Рыдания Нилы.

А потом еще больше боли, толкающей меня все глубже и глубже в небытие.

Я был слаб в своих муках. Моя душа была разбита, но отказывалась покидать тело, которое было в нескольких чагах от того, чтобы погрузиться в черный саван вечного сна.

Помогите нам…

Решётка была закрыта. Выхода не было.

И даже если бы решётка была широко раскрыта, все равно не было бы никакой надежды.

Мы были мертвы.

То, что мы ещё цеплялись за жизнь, было просто формальностью.

Прошло еще немного времени, и я перестал пытаться бороться. Я угасал.…

Осталось уже недолго.

Внезапный прилив сил позволил мне сказать то, что я должен был сказать много раз в прошлом. То, что я всегда принимал как должное.

— Я… Я люблю тебя, Кес.

Кашель охватил мое тело, делая ощущаемую мною боль в десять раз сильнее.

Когда жар опалил мою кожу, а легкие завибрировали от слабости, я вздохнул и сдался. Я попрощался с ним. Я сделал все, что было нужно.

Мои чувства скользнули через комнату к моему умирающему брату, и я держалась. Надеюсь, мы снова найдем друг друга. Надеюсь, я снова найду Нилу, когда заслужу ее и заплачу за свои грехи.

Надеюсь, в другом мире ждёт лучшая жизнь.

Прости меня, Нила. Прости за все.

Брат к брату. Душа к душе.

Здесь для меня больше ничего не было.

Я закрыл глаза.

Я отпустил ее.

***

Я рванула за ней.

Он жив!

Вертиго пыталось сбить меня с ног, когда я бежала трусцой вслед за ней. Недоверие и подозрение сделали все возможное, чтобы лишить меня опьяняющей радости.

Он жив.

Он жив.

Это просто чудо.

Никогда простые слова не действовали на меня таким образом. Никогда еще голос не врывался в мое сердце, не вырывал его, не возвращал обратно. Никогда ещё он не даровал мне такую жестокую надежду, что я не хотела дышать, чтобы не потерять равновесие в этом опасном новом мире и не узнать, что Джетро все-таки мёртв.

Мне хотелось плакать. Кричать. Смеяться.

Он жив!

Я побежала быстрее, когда Жасмин рванулась вперед.

Я никогда не дружила с инвалидами. Мне нравилось думать, что я непредубежден и отношусь ко всем одинаково, но в обществе все еще было клеймо равенства.

Жасмин разрушила все мои заблуждения.

Я думала, что это ей придётся поспевать за мной. На деле это мне пришлось бежать трусцой, чтобы не отстать.

Я думала, что мне придется открывать двери и предлагать помощь в трудных ситуациях. Но нет — Жасмин управлялась со своим инвалидным креслом, дверью и замком быстрее, чем я когда-либо.

Она была свирепой и сильной, и хотя она сидела ниже уровня моих глаз, она была выше меня.

Я была в ее тени.

Он жив.

Но как?

Она не дала мне ответов. В тот момент, когда она сказала мне, что Джетро жив, я опустошила комод, отодвинула его в сторону и последовала за ней без всякой опаски.

Может, это ловушка? Жестокая шутка?

Вполне возможно, но я не могла упустить шанс спасти Джетро. Я должна была унять эту сердечную боль, прежде чем она сломает меня.

Наконец, вслушавшись в то, что говорила мне Жасмин, я пришла к пониманию всего. Я перестала слушать ушами и доверилась своему сердцу. Я не замечала вещи, которые были так очевидны. Я была так слепа. Она обожала своих братьев. Она была разбита от их боли. Но вместо того, чтобы ненавидеть меня…она…она попыталась спасти меня.

Неужели это возможно?

Неужели все, что произошло — борьба за право владеть мною и внесение изменений в контракт, — все это было ради него?

Неужели он сам попросил ее об этом?

Чтобы защитить меня.

— Ты ведь не собиралась причинить мне боль…правда? — Прошептала я, бросаясь вниз по очередному лабиринту коридоров. Здесь не было ни крупицы света, а камеры наблюдения под потолком не мигали. Ни один красный маячок не намекал на то, что наш полуночный забег записан и о нём будет известно всем.

Я не знала, как она их выключила. Я не знала, как она узнала, что Джетро жив. Я ничего не знала.

Я пребывала в неведении.

Страница 9

— Чертовски вовремя, — пробормотала она, катясь вперед, будто танк. — Я думала, что ты должна была поумнеть.

Гобелены висели молчаливые и угнетающие. Картины с изображениями мертвых монархов презрительно взирали на нас, а мы бесшумно сновали, как маленькие мышки. Я хотела задать так много вопросов, но что-то удерживало меня.

Он жив.

И я хотела, чтобы он таким и оставался.

— Откуда мне знать? Ты была такой…

— Правдоподобной? — Она оглянулась через плечо, ее руки подталкивали ее вперед. — Я училась у лучших.

Наступило неловкое молчание. Мы углубились ещё глубже в тень.

Жасмин нарушила хрупкое напряжение.

— Что заставило тебя усомниться сейчас?

Я не знала. Я задавала себе этот же вопрос. Единственный ответ, который приходил мне на ум, был: потому что я, наконец, чувствую правду, а не доверяю тому, что слышу.

Я ничего не ответила. Вместо этого я ответила вопросом на вопрос.

— Все, что произошло на собрании… это было ненастоящим?

Ее губы изогнулись в загадочной ухмылке.

— Ты уже знаешь ответ на этот вопрос.

— Я больше ни в чём не уверена.

Она тихонько рассмеялась.

— Значит я всё хорошо спланировала.

Мы пригнулись под другой камерой.

— А ты не боишься, что они нас поймают?

Она одарила меня жесткой улыбкой.

— Нет.

— Но разве Кат не увидит записи?

Она улыбнулась еще шире.

— Нет.

Я не стала спрашивать снова. Она что-то сделала. И я решила, что никогда этого не узнаю.

Мой уровень физической подготовки не был полезен, когда мы пригибались и пробирались через древний зал. Жасмин не сбавляла бешеного темпа, и каждый удар сердца сокрушал меня одним и тем же невероятным сообщением.