Не должна была она появиться и на последнем государственном экзамене, поскольку все ловушки теоретической грамматики были уже позади, а его хорошо поставленная французская речь и переводческие навыки не были откровением для экзаменаторов. Однако в жизни случайное соседствует с предписанным. В конце экзамена в аудиторию вошел председатель государственной экзаменационной комиссии генерал- лейтенант Воробьев. Как и подавляющее большинство генералов, он, естественно, никакого иностранного языка не знал, но своего права выносить вердикты упускать не хотел. Узнав, что экзаменующийся старший лейтенант еще не демонстрировал своего искусства перевода с листа, он раскрыл наугад лежащую на столе книгу «Огонь» Анри Барбюса и ткнув пальцем в середину страницы, произнес командным голосом: «Переводи!» Перевод с листа считается достаточно сложным видом устного перевода, учитывая, что у переводчика нет возможности предварительно ознакомиться с текстом и ему следует сразу же его читать на языке перевода. Именно поэтому литературные произведения с листа не переводятся, тем более, если речь идет о произведениях, в которых широко используется арго, в данном конкретном случае – солдатское арго. Вполне понятно, что перевод с листа книги Барбюса не мог принести лавров экзаменующемуся. Последний заикался, поправлял себя и строил не свойственные ему косноязычные фразы. Прослушав ответ, генерал достаточно крупным почерком написал на листе бумаги: «Старший лейтенант заслуживает тройки!» Увы, старший лейтенант тоже прочел вывод генерала, который с чувством своего собственного достоинства вышел из аудитории. Вслед за ним, поверженный в своих лучших надеждах, вышел и Ростислав и стал ждать официального объявления результатов.

Люди, преданные учительской профессии, редко поступаются принципами. Они не принимают указания, противоречащие чувству справедливости, их совести. Это могут сделать только «временщики», т. е. лица случайно, из-за сложившихся обстоятельств, выполняющие обязанности преподавателя. К счастью для Ростислава его педагоги оказались на высоте. Вступив в бескомпромиссный спор с председателем государственной комиссии и разъяснив ему нелепость перевода с листа литературных произведений, они сумели добиться четверки для старшего лейтенанта, переводчика Барбюса. Так, начав с четверки на первом вузовском экзамене, ему пришлось еще раз на ней споткнуться при завершении учебы.

Впрочем, генерал Воробьев не был исключением на генеральском Олимпе. Компетентные генералы занимают руководящие посты только в военное время. Так, в годы войны Военным институтом командовал в первый и последний раз человек широких взглядов с дореволюционным военным образованием, свободно владеющий итальянским языком. Это был генерал-лейтенант Н.Н. Биязи. Он сумел под крышами Лефортовских казарм собрать лучшие лингвистические силы страны, что способствовало не только подготовке высококвалифицированных военных переводчиков-референтов, но и выживанию ученых, которым присваивали воинские звания и которых подкармливали военными пайками. В Военном институте любили рассказывать, как профессора Зою Михайловну Цветкову на станции метро «Бауманская» остановили патрули, обратив ее внимание на болтающийся за спиной погон старшего офицера. Но от этого уважения к Зое Михайловне у слушателей не уменьшилось. Профессор Цветкова была великолепным педагогом и блестящим специалистом в области методики преподавания иностранных языков. Ростислав ее запомнил прибегающей в последнюю минуту на занятия со старым потрепанным портфелем подмышкой, из которого вечно что-то вываливалось. Но ее анализ методических разработок, пробных уроков будущих педагогов был безукоризненно точен по содержанию и остроумен по форме. Она легко откликалась на все новое и поддерживала интересные идеи молодежи.

Позже в этом убедился и наш герой. В 1956 году, через семь лет после окончания Военного института, он предложил в диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук оригинальную систему обучения устному переводу. Соискателю потребовались оппоненты и, конечно, лучшей кандидатуры, чем профессор Цветкова, найти было трудно. Только она могла поддержать и защитить его перед Ученым советом, в котором из 27 членов около половины (в основном полковники и генералы) мало что понимали в иностранном языке и в преподавании перевода. Зоя Михайловна в это время уже обходилась без военных пайков, а поэтому работала в своем любимом Московском государственном педагогическом институте иностранных языков. Поймать ее в институте было трудно, и пришлось Ростиславу ехать в район Песчаных улиц искать ее квартиру на одном из верхних этажей новостроек. Открыла дверь соискателю сама Зоя Михайловна, причем открыла, не снимая цепочку, с суровым вопросом: «Что угодно?» Ростислав начал лепетать о поисках оппонента для его кандидатской диссертации, на что растрепанный профессор ответила безапелляционным отказом. Тогда он жалким голосом просителя напомнил Цветковой о ее заслугах в его становлении как кандидата в ученые. Зоя Михайловна смягчилась и велела просунуть диссертацию в щель, обнародовав, наконец, номер своего телефона, неизвестный на кафедре. Это была ее новая квартира и вновь обретенный телефон, который был радостью для жителей поднимавшихся на окраинах «хрущевок», но и некоторой помехой для лиц, постоянно корпевших над курсовыми работами, дипломами, диссертациями.

По этому телефону и позвонил Ростислав через 3 дня. Зоя Михайловна ответила, что она согласна выступить оппонентом и обещала подготовить отзыв к защите. Отзыв оказался готов в день защиты, но отпечатать его к заседанию Ученого совета времени не хватило. Зоя Михайловна вышла на трибуну с разрозненными листками, которые она старалась собрать, но от которых вскоре отказалась, разразившись пламенной речью в защиту дрожащего соискателя. Последний уже получил замечания за неформенные ботинки от полковников, грозивших голосовать «против» в связи с грубым нарушением Устава. Но красноречие профессора Цветковой было столь убедительно, что в конечном итоге 20 членов Ученого совета из 27 все же проголосовали за присуждение ученой степени кандидата педагогических наук соискателю.

Естественно, что в дни защиты Полининым диссертации генерала Биязи в Военном институте уже не было. Но его хорошо помнили те, кто учился или работал под его началом. Генерал Биязи Н.Н. собирал не только лингвистические силы в Лефортовских казармах для создания благоприятных условий воспитания и становления высококвалифицированных переводчиков. Он поддерживал лучших спортсменов страны, которые в военной форме получали удовлетворительное питание и поднимали своими достижениями авторитет молодого военного учебного заведения. Он приютил в стенах Alma Mater переводчиков французский театр Алисы Оран, источник парижского произношения, отменной дикции и обретения внешнего облика французов.

Александра Павловна Орановская была незаурядной личностью, сумевшей в условиях сталинской политики изоляции страны сохранить очаг французской культуры в Москве. Она родилась в русской семье бухгалтера, которая вскоре после ее рождения вынуждена была эмигрировать с пятью детьми во Францию. Это произошло на заре XX века по причине неприятия русской православной церковью трудов ее матери, ученого-биолога, доказывающих небожественное происхождение млекопитающих. Оказывается почерк всех идеологий, утвердившихся во властных структурах, мало чем отличается друг от друга.

Во Франции А.П. Орановская получила среднее образование, окончив коллеж со специальностью секретаря-стенографистки. С началом первой мировой войны семья Орановских вернулась в Россию, где позже Александра Павловна вышла замуж за русского военного инженера Георгия Федоренко, который в годы гражданской войны сражался в рядах Красной Армии. Это, однако, не спасло его от репрессий в начале 30-х годов. В это же время начинается активная переводческая деятельность Александры Павловны (литературный псевдоним Алис Оран). Она перевела на французский язык такие крупные художественные произведения (некоторые из них в соавторстве), как «Поднятая целина» Михаила Шолохова. «Буря» Ильи Эренбурга, «Хождение по мукам» Алексея Толстого и др. Особенно ей удались поэтические переводы стихов Владимира Маяковского. Его знаменитые «Стихи о советском паспорте» сумели сохранить во французском варианте и тяжелую поступь, и нарочитую грубость, и неповторимые словеса «лучшего поэта советской эпохи».