Но больше всего на свете Алис Оран любила театр. Ее мечта создать театр на французском языке стала воплощаться в Леонтьевском переулке, в гостинице Профинтерна в Москве. Она начала с детей, живущих в этом общежитии, которые постепенно обрели безукоризненную интонацию и дикцию французского языка. Из этих детей вырос «герой-любовник» французского театра Борис Перлин, музыкой языка которого восторгались все московские французы. На первых женских ролях подвизалась, естественно, ее дочь Ляля (Елена Георгиевна Орановская), в будущем преемница Александры Павловны в качестве руководителя французского театра в Москве.

Приглашение А.П. Орановской в Военный институт иностранных языков было в те голодные годы подарком судьбы. Впервые за свою любовь к театру Алис Оран получила материальную поддержку и настоящую сцену в клубе этого учебного заведения, на которой совершенствовать свой французский язык стали слушатели французских групп. Они не только исполняли роли в пьесах французской классической драматургии, они в поте лица под руководством Александры Павловны постигали интонации, жесты и характер французов. Кстати, свое произношение во французском языке под руководством Алис Оран совершенствовали и такие настоящие актеры, как Ольга Николаевна Андровская, Кира Иванова, Сергей Александрович Мартинсон.

Постоянными участниками многочисленных постановок театра Алисы Оран были выпускники Военного института, получавшие в будущем широкую известность как выдающиеся лингвисты, литераторы, журналисты, общественные деятели. Неподражаемым Тартюфом в пьесе Мольера был Владимир Гак. Графа Альмавиву в «Свадьбе Фигаро» играл полный своего достоинства, будущий дипломат, величавый Валентин Свистунов. Роль маленького юркого Керубино в этой же пьесе исполнял один из авторов больших словарей А. Анфилофьев. Обязательным участником всех постановок был спокойный, рассудительный Олег Чехович, зять Александры Павловны, ее верный паж, взваливший на свои плечи все административные мытарства нелегкой жизни самодеятельного театра. В окружении Алис Оран появлялись и пропадали и другие интересные личности, среди которых Юрий Степанов, покорявший своим французским языком Париж во время визита Н.С. Хрущева, Андрей Смирнов, осуществивший постановку знаменитой картины «Белорусский вокзал» с ностальгическими песнями Булата Окуджавы, Андрей Соболев, Юрий Щуровский… В театре Алис Оран формировался и французский язык Ростислава, где он сыграл немало славных ролей и, в том числе, Фигаро, Дон Карлоса, Пюргона и др. Именно Алис Оран ввела в обиход московских театров церемонию заключительного поклона всех артистов («Сыграли ли вы блестяще или провалились, вы обязаны поблагодарить зрителей за терпение», – говорила Александра Павловна) и трехкратного стука палкой перед открытием занавеса. История Военного института иностранных языков и развития высшей школы в период 40–60-х годов в Москве невозможны без упоминания о благородной и самоотверженной деятельности Александры Павловны Орановской.

С окончанием войны жизнь в стране переходила постепенно в накатанную колею. В высших эшелонах на смену профессионалам шли заурядные исполнители, умевшие слепо исполнять приказы и не размышлять над их целесообразностью. В военный институт иностранных языков на смену Биязи пришел энергичный солдат, чуждый возвышенным сентиментам генерал-майор Ратов. Отсеивались постепенно далекие от иностранных языков спортсмены, все чаще театральные подмостки заменялись строевым плацом, профессорские вакансии замещались кадровыми военными. Однако сместить в одночасье весь преподавательский состав было невозможно и, наверное, не нужно. Оставались еще блестящие специалисты, среди которых А.Н. Рапанович, создательница собственной фонетической школы, яркая, красивая женщина, выделявшаяся своей неординарностью, К.К. Парчевский. эталон французской разговорной речи, неизбежно аккуратный, пунктуальный и монотонный, Л.И. Илия, крупнейший знаток теоретической грамматики французского языка, излагавшая свой предмет сухим академическим языком и сумевшая воспламенить сердце только одного слушателя французских групп – морского интенданта Владимира Гака. Кумиром Ростислава был талантливый преподаватель, последовательно раскрывавший перед учащимися тайны устного перевода и предлагавший увлекательные упражнения с французскими числительными и именами собственными И. Шрайбер. Именно он приоткрыл Полинину тайны и прелести профессии синхронного переводчика.

Размеренный путь в филологию был прерван в 1948 году, когда в стране началась разнузданная кампания борьбы с космополитизмом. Это была очередная находка духовного пастыря советского народа и знатока языкознания, напуганного ветром свободомыслия, которое принесли с Запада победители немецкого фашизма. В Военном институте появились многочисленные транспаранты с призывом разоблачать «безродных космополитов» и прославляющих Россию как родину паровых двигателей, летающих аппаратов, радио и, как нашептывали друг другу приятели, …слонов! Призывы дублировались партсобраниями, на которых клеймили любителей джаза, современной живописи и модного покроя брюк, сменившего морской клеш времен первой мировой войны. Появились и более серьезные признаки надвигающейся волны репрессий: Бориса Левитина исключили из партии за то, что он скрыл имя Борух, полученное при рождении, Генриха Ейгеря исключили из института за немецкое происхождение, Сергея Емельяникова – за наличие у его жены родственников в Америке.

Охота за ведьмами продолжалась, и честный, добропорядочный солдат, генерал-майор Ратов оказался не ко двору очередным прихлебателям сталинского окружения, его заменили на весьма серую личность, впоследствии получившего прозвище «могильщика» высших военных учебных заведений. Именно с его помощью в 1956 году был в конце концов прикрыт Военный институт иностранных языков. Переводческая школа Военного института, блестящие преподаватели, ученые-лингвисты оказались не у дел и стучались в двери московских учебных заведений.

Вообще 1956 год был в жизни России годом великого прозрения. Ужасы тоталитарной власти, беспредел партийных структур споткнулись о бесстрашные откровения одного из верных сподвижников почившего в бозе вождя – Никиты Хрущева. Это был революционный переворот прежде всего в мозгах только недавно оперившегося советского поколения, выросшего на догмах новой религии, нареченной марксизмом-ленинизмом. и пропитанной классовой борьбой. Рушилось мировоззрение и Полинина. Он все чаще вспоминал своих родителей и все лучше начинал понимать их заботы.

Родители Полинина были люди старой формации. Отец, профессор Консерватории, дворянского происхождения (тщательно скрывавший свою родословную), воспитал плеяду выдающихся музыкантов и всю жизнь старался держаться в стороне от политики. Дома он никогда не позволял себе комментировать аресты близких родственников, и в том числе своей дочери от первого брака, которая попала в лагерь заключенных за то, что была замужем за председателем госбанка СССР Мариасиным. Этот факт никогда не фигурировал в анкетах Ростислава. Во-первых, он считал, что сводная сестра это еще не родная, а в анкетах следовало указывать только близких родственников, к которым относились родители, дети и родные братья и сестры, а во-вторых, ему очень хотелось попасть в летное училище…

Мать Полинина выросла в верующей семье и долгое время упорно водила сына в церковь. Мальчика больше всего путало там кадило священника и запах, исходивший от этого орудия устрашения одетого в рясу театрального персонажа. Походы в церковь прекратились после приема маленького Полинина в октябрята. Церковным представлениям он предпочел школьный драмкружок и, решительно отрицая религию как «опиум народа», участвовал в становлении новой идеологии, старательно распевая в массовках: «Наш паровоз летит стрелой, в коммуне остановка, другого нет у нас пути, в руках у нас винтовка…»

Мать, обожавшая своего единственного ребенка, не перечила ему, повторяя изредка вслед за сыном воинственные коммунистические лозунги. Впрочем, при этом она сохраняла в спальне икону, около которой ей пришлось однажды горько плакать, получив известие из родного Иваново-Вознесенска об аресте, а потом и расстреле любимого брата, имевшего неосторожность еще до революции прятать от царской охранки «несгибаемого» революционера, соратника Ленина Андрея Сергеевича Бубнова, будущего наркома просвещения и «врага народа» по наущению незабвенного Сосо.