— Я рад, что вы приехали, — сказал Освальд, — А то Алиса беспокоится из-за Ноэля.

Алиса остановила меня. Лицо у нее было очень красное и нос еще блестел, оттого что она столько ревела до чая.

Она сказала:

— Просто мне кажется, что Ноэля надо показать врачу. Вот посмотрите сами, — она взяла альбертова дядю за руку и подвела его к постели.

— Посмотрим, посмотрим, — проворчал дядя Альберта, усаживаясь на краешек постели. Кровать у Ноэля очень шатучая, потому что в ней сломана та скрепка, которая должна держать ее снизу — она сломалась прошлой зимой, когда мы играли в взломщиков и сделали из нее ломик. Дядя Альберта пощупал Ноэлю пульс и заговорил:

— Арабский врач и маг покоился в своих шатрах на дикой равнине Гастингса и открылось ему в видении, что Величество сильно простыло. И тогда он сел на волшебный ковер и помчался прямиком сюда, лишь ненадолго остановившись на восточном базаре, дабы купить сладостей.

Он высыпал на кровать большую горсть шоколадок и ирисок, а для Ноэля еще и виноград. Мы все сказали спасибо, и он продолжал свою речь.

— Полны мудрости слова врача и мага: Этому ребенку давно пора спать. Я сказал. Вы все можете удалиться.

И мы все удалились, а Дора и альбертов дядя помогли Ноэлю поудобнее устроиться на ночь.

Потом они спустились в детскую, где мы все их поджидали и дядя Альберта уселся в кресло, которое мы сожгли в день Гая Фокса и сказал: — Ну вот.

Алиса сказала:

— Вы можете рассказать им, что я сделала. Пусть они все злятся на меня, мне наплевать!

— По-моему, ты поступила правильно, — сказала дядя Альберта, обнимая ее и усаживая к себе на колени. — Я очень рад, что ты догадалась дать мне телеграмму.

Так Освальд и узнал Алисин секрет. Она сходила на почту и послала альбертову дяде в Гастингс телеграмму. Только Освальду казалось, что она могла бы и сама рассказать ему. Потом она сказала мне, что она написала в телеграмме: «Приезжайте мы простудили Ноэля и я думаю он может у нас умереть». Вместе с адресом получилось десять с половиной пенсов.

Потом дядя Альберта начал задавать нам разные вопросы и все выплыло наружу: как Дикки пытался схватить простуду, но упустил ее, и она попала к Ноэлю и как мы хотели изобрести лекарства и все прочее. Дядя Альберта посмотрел на нас и нахмурился.

— Послушайте, — сказал он, — вы уже слишком большие, чтобы валять дурака. Здоровье — самое ценное, что у вас есть, а вы так глупо им рискуете. Вы могли уморить своего братишку вашими выдумками. Хорошо, что все обошлось. Бедный Ноэль!

— Ой, вы думаете, что он умрет? — и Алиса снова принялась реветь.

— Ничего он не умрет, — сказал дядя Альберта, — Просто послушайте, что я вам говорю. Вы поняли, что вы сделали глупость? И ведь вы обещали своему папе, — и он хорошенько нас отчитал. Дядя Альберта умеет пристыдить так, что не знаешь, куда глаза девать, и когда он кончил, мы все сказали, что нам очень совестно, и тогда он сказал: — Помните, я обещал сводить вас на представление?

Еще бы — мы отлично это помнили и еще лучше понимали, что теперь он никуда нас не поведет. Он сказал:

— Что ж, если хотите, я свожу вас на пантомиму — но вместо этого я мог бы отвезти Ноэля на недельку к морю, чтобы у него прошла простуда. Выбирайте!

Само собой, он знал, что мы все скажем, чтобы он взял Ноэля к морю, но Дикки потом шепнул мне, что ему было жалко Г. О.

Дядя Альберта дождался возвращения Элайзы, а потом пожелал нам спокойной ночи, и мы поняли что все прощено и забыто.

Мы легли спать, а где-то посреди ночи Освальд внезапно проснулся и увидел, что это Алиса трясет его и старается его разбудить, и зубы у нее так и щелкают то ли от холода, то ли от страха.

— Освальд, Освальд! — сказала она. — Я так несчастна! Я подумала, что я могу умереть сегодня ночью!

Освальд велел ей ложиться в постели и чтобы она не молола чушь, но она сказала:

— Я должна рассказать тебе — я хотела рассказать это дяде Альберта. Я украла деньги, если я умру сегодня ночью, я попаду туда, где воры.

Освальд понял, что дело плохо, и он сел в постели и сказал:

— Выкладывай.

Алиса стояла перед ним и вся дрожала, и она начала рассказывать:

— У меня не было достаточно денег на эту телеграмму, поэтому я вынула из копилки от фальшивый шестипенсовик. Я не хотела тебе говорить, потому что ты бы запретил мне посылать телеграмму, а мне все равно надо было ее послать, а если бы ты согласился участвовать, ты бы тоже стал вором. Что же мне теперь делать?

Освальд подумал с минуту и сказал:

— Зря ты сразу не сказала мне. Но по-моему, все будет в порядке если мы вернем эти деньги. Иди ложись спать. Никто на тебя не сердится, глупышка! Только в другой раз не придумывай никаких секретов! — И она поцеловала Освальда, а Освальд поцеловал ее и она пошла спать. Утром альбертов дядя уехал вместе с Ноэлем, прежде чем Освальд успел уговорить Алису, что надо рассказать ему про тот шестипенсовик. Алиса все еще очень расстраивалась, но уже гораздо меньше, чем ночью: ночью можно и вправду почувствовать себя очень несчастным, если ты вдруг проснешься и вспомнишь, что ты сделал что-то плохое. Я это по себе знаю.

Ни у кого из нас не было денег, а Элайза ничего бы нам не дала, если бы мы не объяснили ей, зачем, но ради фамильной чести мы должны были скрыть от нее, что произошло. Освальд понимал, что необходимо как можно скорее раздобыть эти шесть пенсов и вернуть их на почту, пока там не обнаружили фальшивый шестипенсовик и не вызвали полицию. В жизни у меня не было такого скверного дня. Конечно, мы могли написать альбертову дяде, но это заняло бы слишком много времени, а Алиса была в опасности. Мы думали и думали и ломали голову, но мы не могли придумать, как нам раздобыть шесть пенсов. Казалось бы, невелика сумма, но от нее зависела честь и свобода Алисы. Уже миновало время обеда, когда я столкнулся на большой улице с миссис Лесли. Она была в коричневом меховом пальто, а в руках у не был большой букет желтых цветов. Она остановилась поболтать со мной и спросила, как поживает наш поэт. Я сказал ей, что Ноэль простудился, и подумал, одолжит ли она мне шесть пенсов, если я попрошу ее об этом, но я не знал с чего начать. Не так-то легко попросить об этом — гораздо труднее, чем мне казалось. Тут подъехал кэб, она замолчала на полуслове и села в этот кэб сказав на прощание:

— Ой, уже очень поздно! — и назвала кэбмену свой адрес. Кэб тронулся, и тут она протянула мне в окошко весь букет и сказала: — Передай это нашему поэту, пусть выздоравливает, — и уехала.

Почтенный читатель, я не стану скрывать от твоих внимательных глаз подвиг Освальда. Он помнил о чести семьи, и ему самому вовсе не по душе было делать то, о чем я сейчас поведу разговор. Вообще эти цветы предназначались Ноэлю, но не мог же он переслать их в Гастингс, и к тому же Освальд понимал, что Ноэль одобрил бы его если бы знал в чем дело. Освальд пожертвовал своей фамильной гордостью, чтобы вызволить из беды сестру. Я не стану утверждать, что он — человек благородный и мужественный, я просто расскажу вам, что он сделал, а вы уж решайте сами.

Он достал самые старые свои штаны и куртку — они выглядят намного страшнее, чем та одежда, которую он носит обычно — и он взял этот букет желтых хризантем и отправился на станцию Гринвич, и дождался там поезда из Лондона. Он разделил букет на пучки по пенни и выручил десять пенсов. Потом он пошел на почту в Льюисхэме и сказал той леди, которая там работает:

— Вчера одна маленькая девочка дала вам фальшивый шестипенсовик. Вот тут шесть хороших пенсов.

Леди сказала, что она ничего такого не заметила, но Освальд понимал, что «Честность лучшая политика» и он отказался забрать эти пенсы. Тогда она сказала, что положит их в воскресение в церковную кружку. Очень милая была молодая леди, и волосы она симпатично причесывает.

Освальд вернулся домой, где его ожидала Алиса, и она обняла его и сказала, что он милый, добрый и славный, а Освальд сказала ей: