Он взглянул через открытую дверь кухни на томик зарубежной фантастики лежащий на столе: Дин Андерсон со своей непобедимой воительницей Песней Крови. Леонард перевёл взгляд на книжную полку, которая не плохо просматривалась с его места у стола. Здесь наряду с известными зарубежными авторами, такими как Джон Мур, Пирс Энтони, Элизабет Хэйдон, Роберт Сильверберг и, несомненно, несравненными Клайвом Стейплзом Льюисом и Джоном Роналдом Толкиным и другими красовались и наши российские, не менее известные, Сергей Карелин, Сергей Крускоп, Андрей Белянин, Роман Злотников, украинские писатели Громов и Ладыжевский под псевдонимом Генри Лайон Олди и множество других. Чего только стоит хотя бы Ричард Длинные руки Гая Юлия Орловского или Волкодав Марии Семёновой — замечательные произведения. Да какой смысл в том чтобы их перечислять. Фантастика, фэнтези, снова фантастика и вновь фэнтези. Все книжные полки были завалены ими, ну если не считать сугубо рабочих книг по истории. Ведь как порядочный преподаватель истории, он должен был иметь стеллаж и с профессиональными книгами. Так к чему это он всё? Возможно это лишь мираж, выдумка созданная его разыгравшимся воображением, остаточное явление трудного детства которое волею судьбы ему пришлось пережить. В определённом возрасте все девочки мечтают стать принцессами и ждут своего принца на белом коне, в то время как мальчишки мечтают быть сильными и смелыми, вооружёнными до зубов рыцарями на том самом белом коне, конечно можно и на вороном, это тоже не возбраняется. Так вот, наверное, он, так до конца и не вырос из детства, оставшись навсегда со своими глупыми сказочными мечтами. Леонард вспомнил, как в детстве прямо-таки упивался ненасытными рассказами Клайва Стейплза Льюиса, самое драгоценное его сокровище, книгу, подаренную одной доброй воспитательницей, его единственную и тем самым ещё более ценную книгу на тот момент. Заглянем на секунду вперёд и тогда узнаем, что так оно оставалось и до конца его дней. Нарния. Он десятки раз перечитывал эти удивительные сказки, с их удивительными приключениями в волшебной стране Нарнии созданной добрым львом Асланом. Как жалел он тогда что Льюис написал детских книг только семь, но этот недостаток с лихвой компенсировался, когда он вырос и в более старшем возрасте прочитал его романы и трилогию. Они также поражали своим великолепием, непредсказуемостью и чистотой. Да это был великий писатель всех времён и народов.

А Толкин со своими хоббитами. Его прямо-таки бессмертные, в прямом смысле этого слова, произведения "Хоббит или туда и обратно", трилогия "Властелин колец" и последняя, примыкающая к ней книга, " Сильмариллион?". Он покорил своего читателя не количеством написанных произведений, а непревзойдённым качеством. Джон Роналд Руэл Толкин был любим Леонардом в зрелости почти, как и его друг Клайв Стейплз Льюис в детстве, недаром же они были знакомы и дружны, нередко подумывал молодой мужчина, перечитывая любимые книги в очередной раз. Как он мог этого не знать, да и кому это тогда лучше знать как не ему, ведь он с тщательной щепетильностью нудного библиофила изучал биографию понравившегося автора. Ему не был дан богом талант самому писать книги, но ему был дан талант их читать с искренним удовольствием и интересом. Иногда он белой завистью завидовал кому-нибудь из авторов, мечтая когда-нибудь написать что-то своё.

Он глубоко уважал и своих современников, российских и зарубежных писателей, которые не отставали от своих предшественников на литературном поприще и удивляли не менее увлекательными сюжетами и зачастую непредсказуемыми развитиями событий.

Да, безусловно, домашний любимец Тим Ланцелот Кира Булычёва и нелишённый любопытства неутомимый межпланетный искатель приключений Язон динАльт Гарри Гаррисона были по своему интересны, удивительны и даже прекрасны, но всё же чем старше он становился, тем всё чаще стал вырываться из мира фантастики, переходя на более земной и сказочный жанр фэнтези, хотя ему, по его же мнению пора было бы уже и вырасти из детства. Да, по-видимому, дела так и обстоят, он начитался этих сказочных историй, начиная с раннего детства, возомнил себя неким Ричардом Длинные руки. Они-то и подвели его к уже близкому тридцатилетнему рубежу. Конечно, тридцати ему пока ещё нет, но всё же четвёртый десяток уже не за горами. Годы идут, принося знания и жизненный опыт, а ума не прибавляется ни на йоту, он становится взрослым мужчиной, а в душе по-прежнему остаётся мальчишкой. Всё читает, читает, всё свободное время напропалую. Вот ему крышу-то и снесло. Любовь к чтению это конечно благородное дело, но не книгу же за книгой. Понавыдумывал себе другую жизнь, иные миры, через завесу своих снов, бредил какой-то тайной, а в результате оказался обычным мальчишкой, брошенным родителями, а может и просто потерянным, к тому же ужасно одиноким. Эта неожиданная догадка принесла долгожданное облегчение, хотя несколько и расстроила. Ведь каждому хоть немного хочется хоть ненадолго бросить обыденную действительность с ее жестокой реальностью и хоть на чуть-чуть оказаться в сказке, почувствовать себя её частью.

Леонард перевёл взгляд на поскуливающую собаку. Что ж пора и ему спуститься с небес на землю, понять, что сказки слишком далеки от реального мира, они лишь плод нашего воображения, литературный вымысел, они показывают мир таким, каким бы хотел его видеть автор. A все авторы в душе являются авантюристами и искателями приключений, оттого и произведения их столь правдоподобны и ярко выражены.

Но что-то его опять заносит, и он вновь пускается в рассуждения. Леонард повернулся к своему четвероногому другу, пытаясь прогнать досужие домыслы.

— Что, приятель, проголодался?

Он поднялся и медленно побрёл к пакету с Чаппи, пора покормить брата своего меньшего.

— Кого ты там увидела, Дарена? — Маргарита Петровна с интересом заглянула через её плечо в окно. Там уже совершенно стемнело.

— Да так, ничего особенного. Просто девушка, которая меня проводила, по-прежнему сидит во дворе. — Она указала рукой на тёмную фигурку, отбрасывающую длинную узкую тень в тусклом свете уличного фонаря.

— О-о-о, должно быть она проголодалась. А может ей некуда идти?

Пригласи-ка её подняться, — и она принялась суетиться возле плиты, наскоро готовя ужин.

— Не думаю что это хорошая идея, — пробормотала Дарена.

— Что ты там бурчишь себе под нос? — Спросила, не отрываясь от кулинарных хлопот, прямо-таки лучащаяся от последних новостей женщина.

— Я говорю, что не назвала бы эту идею хорошей.

— Почему так строго? — Маргарита Петровна потянулась за солью.

— Но мы ведь её совсем не знаем и всё такое прочее, — пожала плечами Дарена, снова выглянув в окно. Фигурка не сдвинулась с места. А жаль!

— Прости меня, дорогая, но вынуждена тебе напомнить, что я и тебя совсем не знаю, — женщина повернулась к ней, вытирая руки о полотенце и, как бы извиняясь, улыбнулась и слегка передёрнула плечами. — Разве ты с этим не согласна?

— Да, конечно, с этим не поспоришь, но зато я знаю себя и знаю вас, — с видом победителя заявила Дарена.

— Откуда такая уверенность? Не думаю, что ты провела в моём обществе больше времени, чем я в твоём.

— Да, но вы мать Виктории, а это многое значит.

— И что же это значит? — Маргарита Петровна села на стул и облокотилась на стол. — Ну же просвети старушку.

Девушка смущённо закачала головой.

— Что вы, до старушки вам ещё очень далеко.

— Спасибо, — женщина улыбнулась, — а как там, на счет моего вопроса.

— Ну, здесь всё просто, — она растерянно водила пальцем по столу. — Вы же мать Виктории… ну понимаете ма-а-ть.

— А, ты, наверное, имеешь в виду родственные узы?

— Ну, да, — радостно кивнула Дарена, довольная столь быстрой догадкой собеседницы.

— Вот уж не думала, что ты подвержена какой либо дискриминации. Неужели ты действительно думаешь, что одна только родственная связь с Викторией говорит о том, что я такой же хороший человек как и моя дочь? — Увидев растерянность в глазах девушки, она печально покачала голевой. — Что это я, наверное, в вашем мире все язычники, вы и понятия не имеете о едином Боге и тем более не слышали о Каине и Авеле.