— Куда девался этот лентяй? Хессель бывало знал свои обязанности. А этот Мерман…

Мерц подошел к двери и пинком ноги распахнул ее:

— Куда все девались? Впрочем, кажется, в городе какие-то новости.

Он вернулся к своему креслу, раскрыл свежий номер журнала:

— Посмотрим, как обстоит дело с заражением обширных водоемов. Что пишет коллега о сроках гидролиза иприта. Интересно!

Сухонькая рука Мерца ласкала пунцовую бумажную закладку:

— Очень любопытно…

Лысая голова старого профессора склонилась над журналом. Он услыхал быстрые шаги по коридору, все ближе и ближе… Кто-то переступил порог кабинета. Мерц, не поднимая головы, пробурчал:

— Где вы пропадали, лентяй?

Сильная рука вырвала журнал из-под носа Мерца:

— Послушайте, вы…

Мерц подпрыгнул на кресле, как будто сел на острие иголки:

— Ваше высокопре…

Вошедший Пумпель огляделся:

— Да, это я. А вы сидите тут за занавесями и ничего не знаете?

— Ничего. Объясните, — пробормотал Мерц. — Как вы пробрались через парк? Там же провода с электротоком!

У Пумпеля дрожал подбородок:

— Тока давно нет во всем городе. Два часа назад положение на фронте и в стране резко изменилось.

— Что вы говорите?!

— То, что вы слышите. Наши армии разгромлены. Химбазы с вашими портовыми «пирожками» взлетели на воздух из-за этого проклятого Урландо. Его высокопревосходительство изволил удалиться в горный район. Ему пришлось итти две улицы пешком. Я сопровождал его, но не успел сесть в поданное авто…

Пумпель на секунду смолк, переводя дыхание, и в эту секунду перед ним промелькнула недавняя картина: забрызганный грязью сапог на приступочке авто, знакомый каблук, предмет недавнего восхищения. Где он? Фыркнуло авто и исчезло… Дьявол!

— В городе восстание. Негодяи засели в «Золотом льве» и обстреляли окна моего кабинета. Какова наглость!

— Что же делать? — закричал Мерц.

Две пули ударили в карниз под потолком, и оттуда на Мерца посыпалась штукатурка. Мерц пригнул лысую голову, зажал уши ладонями и нырнул в коридор. Теперь он ясно слышал трескотню выстрелов и удары пуль о стены. Стреляли, очевидно, с улицы, через стену институтского парка.

— Где спрятаться? — дернул Пумпель Мерца за руку. — Прячьте меня, чорт вас возьми! Прячьтесь сами! Иначе они…

— Кто такие «они»? — плаксиво прогнусавил Мерц.

— Да что у вас, разум отшибло, профессор? Они, они! Народ.

Профессор, прижимаясь к стене, быстро пробежал по коридору, задохнулся, сполз по лестнице, увидал знакомую фигуру.

— Мерман… Господин Мерман… Это вы, дорогой Фриц?

Теперь Мерц задыхался от радости.

— Спрячьте нас, Фриц! Пусть успокоится народ, и тогда вы опять выпустите нас… Господин Пумпель, это Фриц… Мой добрый, хороший Фриц…

Пумпель строго взглянул на Мермана и привычно подвигал бровями:

— Веди нас.

Мерман открыл дверь в полутемную комнату:

— Входите. Располагайтесь здесь и ждите… Что вы сделали, господин профессор? Вы же знаете…

— Какой тут неприятный запах! — поморщился Пумпель, войдя в обширную комнату. — Ты, Фриц, тут отравишь нас. Вообще, профессор, у вас тут о-отвратительное помещение: какие-то решетки, ящики… и запах… Я потом назначу ревизию… Чорт знает, приличного каземата даже нет.

Мерц понюхал воздух с видом знатока:

— Ничего особенного. Примесь аммиака. Ничтожное количество сероводорода. Около одной тысячной миллиграмма на литр. Безвредно.

— Но что тут у вас помещается? — нетерпеливо спросил Пумпель, обходя комнату и ворча. — Чорт побери, да это какой-то зверинец!

Мерц пожал плечами и улыбнулся:

— Здесь — наш виварий. Помещение для подопытных животных. Вот морские свинки, здесь — кролики. Там в углу, кажется, осталась парочка шакалов, но они за крепкой решеткой. Давайте сядем на эту скамейку и подождем. Слышите, как утихла стрельба? Послушайте, Фриц…

Но Мермана в виварии не оказалось. Он оставил Мерца и Пумпеля одних. Пумпель нащупал руками дверь, подергал ее. Заперта. В углу изредка подвывали шакалы. Пумпелю сделалось страшно. Он приложил губы к замочной скважине:

— Фриц, где вы, дорогой мой?

Но сейчас же смолк. У него спазмой перехватило горло. Молча он отбежал в глубь вивария и прислонился к стене рядом с сидевшим Мерцем.

За дверью они услышали крик Фрица:

— Сюда, товарищи!

Под сводом коридора загромыхали грузные шаги сотен людей; стучали о мраморный пол тяжелые приклады винтовок, громко перекликались возбужденные голоса.

Пумпель широко раскрытыми глазами смотрел на смутно обрисовывавшийся четырехугольник двери. Челюсть его дрожала. Он дотронулся до подбородка и вспомнил, что уже шесть дней не брился.

А за дверью, как океанский прилив, нарастали бурные, шумные волны, все ближе и все громче…

Пумпель понял, что это победная поступь восставшего народа.

— Когда-то я мечтал о мировой славе и почестях, мечтал о триумфах в стенах академий мира, мысленно видел себя делающим доклад Нобелевскому комитету о своих работах и изобретениях, — сказал Урландо.

Он взглянул наверх, где под потолком, в углу, серела сетка паутины.

— Но, запутавшись в паутине провокаций, полицейских связей, шпионажа и диверсий, я скатился по наклонной плоскости. И вот логика событий привела меня в качестве пленника в штаб фронта Красной армии, перед лицо этой специальной комиссии, возглавляемой моим бывшим пленником, генералом Лебедевым.

Он опустил голову и, повернувшись к черной школьной доске, взял в руки кусок мела.

— Я, неуспевающий ученик Урландо, слушаю ваши вопросы, господа!

— Прошу вас прекратить эту декламацию, — суховато сказал Лебедев. — Вы должны дать комиссии разъяснения по некоторым специальным вопросам, касающимся ваших записей и отдельных деталей конструкции истребителя. Слово имеет военный инженер первого ранга, профессор Груздев.

Груздев, высокий и важный, затянутый в военную форму, строго перелистал свой блокнот и сказал отчетливо:

— Меня интересуют сейчас следующие вопросы. В ваших записях фигурируют формулы, не совпадающие с обычными нашими представлениями о химических соединениях. Кое-что в этой области сделано в специальной лаборатории академика Бутягина, но, насколько мне известно, сведений об этих работах, не подлежащих оглашению, вы иметь не могли. Это особенно касается ваших записей, начиная с восьмой страницы вашего блокнота.

Урландо минуту молчал. Затем ответил нехотя:

— Вас поразили необычные валентности химических элементов? Они у меня во многих случаях ниже общепринятых. Ведь давно известно, что некоторые элементы, например углерод, нередко способны образовывать соединения низшей валентности, и при этом, что чрезвычайно любопытно, они тогда крайне ядовиты. Нам теперь известно, что синильная кислота есть соединение азота с двувалентным углеродом. Метил-изонитрил еще ядовитее циана. И вот разгадку записей на восьмой и девятой страницах моего блокнота легко сделать, если брать элементы не в их обычных валентностях. Я добился соединений с ненормальной, так сказать, валентностью входящих элементов при помощи тех же вибраций, что и упомянутый вами господин Бутягин, но я применял вибрации другой частоты. Следя за вашими статьями в журналах, я уловил ход ваших мыслей и развил их так, как это было нужно мне…

— Это и привело вас к истребителю? — спросил Лебедев.

— Да.

— Зачем вы подбросили Бутягину записную книжку? — поинтересовался Груздев.

— Это была самая элементарная проверка того, в каком направлении шли ваши изыскания. Благодаря этому мне стало известным, что вас не интересовал вопрос о соединениях элементов с ненормальной валентностью. Но я решил поехать в вашу страну не только для проверки, — мне нужно было получить кое-какие формулы, касающиеся ваших работ.

— И вы украли бутягинские записи? — опять спросил Лебедев в упор.

— Да.

Груздев посмотрел в блокнот, пошевелил пухлыми губами: