— Да, с такими аборигенами теперь особо не развернешься, — в подтверждение моих догадок продолжал Ярослав. — Между прочим, один из моих предков по женской линии был биологом, увлекался всякой криптоерундистикой, бегал по лесам за северными чудами, реликтовыми гоминоедами…
В последнем слове он нарочно нажал на букву «Е», выразив тем самым свой крайний скептицизм по поводу той давнишней и, к слову сказать, так до конца и не разгаданной загадки Земли.
— Так вот, он потом в мемуарах написал, что если бы, значит, охотники были чуть менее впечатлительны и добыли бы хоть одну шкуру палеоантропа, все вопросы были бы сняты. И не важно, в ту или другую сторону. А они наоборот — погрязли в бесконечных диспутах, похож чуд на человека или всё же зверь, можно его стрелять или сие есть, видите ли, крайне негуманно и пагубно для всей нашей этики и, понимаешь, естэтики.
Раскатистое, нажимное «Е» опять-таки в последнем слове Коробко как нельзя лучше отразило отношение нашего истребителя НЛО к проблемам ложного гуманизма в российской криптозоологии XXI века.
— Очень хорошо, что не тараканы. Теперь ты хоть не станешь на каждое шевеление сразу отвечать бомбой, — сухо резюмировал Ермолаев. — Так что прикажете делать, Петр Алексеевич? Будем вывозить статую в лагерь? Нет?
Я думаю, как и любой другой уважающий себя историк Ермолаев в бытность свою провел три-четыре сезона на археологических раскопках. И, сам собой, ко всяким артефактам, а уж тем более таким выразительным как найденная статуя, питал особое пристрастие.
— Я полагаю, в этом нет необходимости, — вынужден был разочаровать его я. — Предупредите базу, что возвращаетесь, а тут оставьте видеодатчик. Не исключено, что статуя — предмет местного культа, и аборигены захотят навестить ее.
— Принято. Ставим камеру, — кивнул Клим.
Пока они ставили видеоконтроль, я еще раз внимательно изучил трехмерную проекцию статуи, представленную визором на анализ. Мне показалось, что складки плаща женщины скрывают какие-то анатомические детали. Но как я ни крутил их в своем воображении, ничего кроме гипотезы об опущенных вдоль тела сложенных крыльях в голову мне не пришло.
Однако чтобы поднять в воздух такое тело, кстати, вполне соразмерное по пропорциям человеческому, крылья должны быть подлиннее. Гравитация на Сильване чуть-чуть сильнее земной, это не какая-нибудь Луна или Марс. Поэтому я выкинул из головы столь фантастический домысел.
Но ведь я же сам предположил, что перед нами статуя религиозного характера!
А у нас почти в каждой религии есть крылатые существа! Начиная с христианских ангелов…
А если это и впрямь крылья, сложенные до поры до времени, значит, духовные воззрения и идейные искания аборигенов Сильваны близки к земным.
Кто же из нас, землян, не мечтает хоть иногда расправить крылья и улететь к чертовой матери подальше от знакомых лиц и наболевших проблем бытия куда-нибудь в деревню?! К тетке, в глушь сильванскую!
Также, приглядевшись, я обнаружил, что лишняя полнота фигуры-статуи прямо по Козьме Пруткову флюсоподобна, т. е. одностороння.
Если тут и имелось сложенное крыло, то лишь слева. Справа же иллюзию объема создавали то ли складки одежды сильванской женщины, то ли цепкие объятия морской звезды, из которой она и произрастала согласно причудливой концепции неизвестного нам здешнего скульптора.
Ну и шут с ними, с художественными изысками, тем более, что с базы только что пришел тревожный сигнал. К нам пожаловали гости. Чего и следовало ожидать.
Хотя поначалу ночь на Сильване не показалась такой уж непроглядно темной, вскоре небо затянуло на удивление плотными тучами. Только, в отличие от земных, состояли они не из водяных паров, а из тончайшей пылевой взвеси — надо полагать, сказывалась недавняя работа «форсунок».
В итоге лагерь окутала буквально чернильная темнота. Так что моим коллегам пришлось включить и пассивные, и активные инфракрасные системы слежения. Ведь, судя по героическим обломкам военной техники, ребята на Сильване жили боевые, таким пальца в рот не клади даже в штурмовой перчатке!
Весьма непростым вопросом было: включить на ракетоплане, перегнанном Чепцовым на Третью полосу, габаритные огни или нет? А может его вообще подсветить поисковым прожектором вездехода? Чтобы сильванцы видели: мы не прячемся?
Но затем все-таки решили весь свет погасить. Дескать, а вдруг мы смотримся вызывающе?
Вот тут-то гости и пожаловали…
Собственно, гость был один. Но каков экземплярчик!
Смоляная, непроглядная озерная гладь неожиданно вспучилась, и оттуда с жутким сопеньем, ворчанье и поминутным всхрапыванием вылезло нечто такое, что ни в сказке сказать, ни рапортом описать!
Ноктовизоры показали, что вдоль берега ползет здоровенная туша размерами с африканского слона. Обличьем и статями она напоминала атлантического дюгоня или ламантина — я всегда их путаю — и имела бы вполне миролюбивый вид, если бы не длинная крокодилья пасть, усыпанная, без сомненья, острыми зубами. Плюс костный гребень или плавник по загривку. Просто стегоцефал какой-то!
Прочие возможные детали незваного сильванского визитера скрывала ночь.
На людей существо не обращало никакого внимания. Оно целеустремленно перло к ракетоплану. Что за чудеса?
Наши, поднявшись по тревоге и расхватав карабины, осторожно следовали за ним, разумно сохраняя дистанцию. Ближе всех, конечно же, ксенобиолог Леонова.
Леонова настояла, чтобы наши стреляли только в самом крайнем случае. Я поддержал ее решение, исходя из того, что «озерный стегоцефал» может оказаться ездовым животным сильванцев. И что таким образом в лагерь уже пожаловало посольство.
Софья сообщила мне, что от гостя ощутимо фонит, но в безопасных пределах. Также сказала, что зверь явно хищный или во всяком случае всеядный. Среда обитания — водная, конечности — некий гибрид лап с плавниками. Вполне может проявлять перманентную агрессию, свойственную всеядным существам, особенно в период размножения, однако сейчас внимание звероящера было чем-то сильно привлечено и на людей он даже не смотрел.
Объект его интереса явно находился в окрестностях ракетоплана или даже внутри него. Интересно, как он из озера унюхал, на таком расстоянии?
Чепцов, молодчина, уже выдвинулся на пару с Багрием, заступая зверю дорогу к кабине ракетоплана.
Тот остановился, несколько раз повел зубастой башкой из стороны в сторону, словно принюхиваясь к ветру, но вовсе не к странным двуногим существам, стоявшим на его пути к блаженству. Двуногие могли быть пищей и, наверное, неплохой, но сейчас еда не интересовала звероящера.
Он слегка потоптался на месте, чувствуя как спинной гребень понемногу расправляется, набухая кровеносными сосудами, затем повернулся и потопал в обход огромной штукенции, источавшей сладостные флюиды удовольствия. Чепцов и Багрий тут же двинулись параллельным курсом, держа оружие наизготовку.
— Как обстановка, Сережа?
— Всё в норме, Петр Алексеевич, — откликнулся Чепцов. — Ползет, пыхтит, чего-то хочет.
— От вас?
— Вроде нет. Его интересует ракетоплан. Поэтому движется к хвостовому оперенью.
— Не разумный?
— Не похоже, командир. Но целеустремленный — что-то ему на борту нужно.
— Ладно. Контролируй, но близко к машине не подпускай. И сами держитесь от него подальше — кто знает, вдруг он ядом плюется, или у него клетки какие-нибудь… стрекательные.
— Понял, командир. Да у него, похоже, только зубы…
Голос у Чепцова был бодрый и, по всему видать, эта ситуация его больше забавляла, нежели беспокоила. В Сереге я не сомневался, этот дров не наломает даже по мелочи.
Тем временем гость доковылял до хвоста ракетоплана и, как следует примерившись, что выразилось в долгом ерзаньи и кряхтеньи, улегся аккурат напротив дюз. После чего замер и затих, будто уснул.
Некоторое время я наблюдал за ним, кося боковым зрением на экран с камерой на борту бодро катящего к лагерю багги Ермолаева и Мережко.