III
Призыв
Крылатых
         дней
         далека дата.
Нескоро
   в радости
         крикнем:
            — Вот они! —
Но я —
   грядущих дней агитатор —
к ним
   хоть на шаг
         подвожу сегодня.
Чтоб вам
       уподобиться
         детям птичьим,
в гондолу
        в уютную
         сев, —
огнем вам
         в глаза
           ежедневно тычем
буквы —
       О.Д.В.Ф.*
Чтоб в будущий
         яркий,
         радостный час вы
носились
       в небе любом —
сейчас
   летуны
      разбиваются насмерть,
в Ходынку*
          вплющившись лбом.
Чтоб в будущем
          веке
         жизнь человечья
ракетой
   неслась в небеса —
и я,
      уставая
      из вечера в вечер,
вот эти
   строки
      писал.
Рабочий!
       Крестьянин!
         Проверь наощупь,
что
      и небеса —
      твои!
Стотридцатимиллионною мощью
желанье
   лететь
      напои!
Довольно
        ползать, как вошь!
Найдем —
          разгуляться где бы!
Даешь
   небо!
Сами
   выкропим рожь —
тучи
   прольем над хлебом.
Даешь
   небо!
Слов
   отточенный нож
вонзай
   в грядущую небыль!
Даешь
   небо!

[1925]

Приложение

Коллективное, 1924-1925

Рассказ о Климе, купившем заем, и Прове, не подумавшем о счастье своем*

I
В деревушке
      Рачий брод
жили два соседа.
Что ни вечер,
      у ворот
их текла беседа.
Сядут в ряд —
      не разольешь
их водой колодезной:
— Как-то выколосит рожь,
да как-то обмолотится? —
Пошабашив,
      под плетень
Клим бредет на бревна.
Пров маячит, словно тень,
в тот же час там ровно.
Оба —
   в скобку стрѝжены,
оба —
   ростом вровень,
у обоих — с рыжиной
бороды и брови,
у обоих — то ж в речах
сходство, как и в платье.
Словом, в чем их ни сличай —
как родные братья.
Сколько лет
      и сколько зим
дружба
   шла меж ними.
Отражался в Прове Клим,
Пров
   светился в Климе.
Так бы им прожить весь век
в мире
   да согласьи, —
да не может человек
жить без безобразия!
В город съездив раз
         в поту,
наглотавшись пыли,
там газету «Бедноту»*
для себя купили.
И статья в газете той
бросилась в глаза им.
Про крестьянский
         верный свой
выигрышный за́ем.
Пять процентов,
вишь, растит
этот заем за́ год…
Эй, крестьянин!
         Не грусти!
Деньги — впрах не лягут.
Прочитавши два раза́,
приумолкли други.
Первым Пров потом сказал:
«Мы на это туги!
Увещают так и сяк,
вижу,
   нас в газете,
но, по-моему, — пустяк
увещанья эти.
Деньги ведь не падают,
словно с сосен шишки.
Так какого ж ляда
выну из кубышки?
Что мне чистить кирпичом
на вороне перья!
Не поверю нипочем
в эти суеверья!»
Клим молчал, молчал,
         да вдруг —
как плюнет вбок
          отчаянно:
«Эта речь — буржуя, друг,
а вовсе не крестьянина!
От кого нам хоронить
тощие излишки?
Вырастают, что ль, они
у тебя в кубышке?
Нас
       сто миллионов человек,
коль скроем все кубышки,
то нашей власти и вовек
не наверстать убытки!
Если
   будем так сидеть,
как на шее чирей, —
то как с нуждой нам совладеть?
Как мощь страны расширить?
Что тут спорить допоздна —
всех это касается:
двинет тот заём казна
в наше же хозяйство.
И для меня вопрос тут прост:
В билет деньгу!
         Целее!
Пять про́центов
         имею рост
на каждом на рубле я.
Да ведь
   при случае таком
зачем мечтать о кладе ж?!.
Ты восемь гривен с пятаком
за рубль за целый платишь.
Уж я,
   конечно,
      не сглуплю,
не лошадь,
         чтоб лягаться.
В совете
      завтра же куплю
пятнадцать облигаций.
Ходи скорей сюда, жена!
Чулок из клети высучи.
Ведь может выиграть она
за рубль один —
          до тысячи!
До копейки всё вложу.
Что им крыться в скрыне*?
Всем заграницам
            докажу,
с кем крестьянство ныне!» —
«Эк тебя разобрало́, —
фыркнул Пров на Клима, —
лезет парень
      напролом
прямо двери мимо!
Нет, дружок, я не таков:
моя мошна — тугая.
Ищи попроще дураков,
словечками пугая.
Раздери хоть в крике рот,
моя губа — не дура».
И Пров от Климовых ворот
удалился хмуро.
С той поры —
      вся дружба впрах.
Пуста стоит завалинка.
Пров в темноту уйдет на шлях,
а Клим союзит валенки.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: