Стоило Харлампию сесть ужинать, как он тут же оказывался у него на коленях, и возникала его мохнатая голова над столом, и вертел он любопытным носом — что нового? Что хозяин есть будет? Не перепадет ли и ему? И нетерпеливо стучал лапами по столу: «Что, хозяйка, мешкаешь? Работника не кормишь?»

Пока Харлампий был в доме или на базу, медведь от него не отходил — путался под ногами и в каждое дело лез: помогал.

Стал Харлампий плетень починять. Привез тальника, начал плести. Плетет — песню поет. Соскучился на войне по домашней работе, а тут еще вечер хороший такой, теплый, лето настает, вишня зацветает. Мир на земле.

Плетет Харлампий, ну и Презент тут же крутится, хозяин на него внимания не обращает. И напрасно. Потому что медвежонок все прутья, которые он между кольев насадил, обратно вытащил. Казак с одного конца плетень заплетает, а медведь с другого расплетает.

Вот пошли девчонки с матерью в огороде подсолнухи сажать. Мать борону тащит, Аниська большим колом ямки делает, а Катька в каждую ямку семечко кладет.

Один ряд прошли, второй… Вдруг слышат, Дашутка с крыльца кричит:

— Медя, Медя идет! — и рукой показывает. Оглянулись — а во всех ямках пусто. Презент за ними ходил и аккуратно семечки подбирал. Так и ходили строем: мать с бороной, Аниська с колом, Катька с семенами, а позади мишка, и один ряд, и второй, и третий…

Пришлось подсолнухи пересеивать, а Презента в чулан запереть. Пока сеяли, он там все кринки со сметаной побил! Выскочил из чулана белый, как рождественский пряник. Одни глазенки перепуганные торчат.

Перекладывал Харлампий трубу у летней печки, что в саду стояла. Летом в доме готовить жарко, да и страшно пожар устроить.

Поставил стремянку, залез, обгорелые кирпичи поменял да трубу чуть не на метр выше выложил, чтоб у топки тяга сильней была. Презент в это время по саду шатался, прошлогодние яблоки искал. И не думал Харлампий, что медведь за ним внимательно наблюдает.

Закончил Харлампий трубу. Слез, полюбовался. Красивая труба — высокая, белая. Пошел руки от известки вымыть. Возвращается, а трубы нет! Сидит на стремянке Презент и старательно по кирпичику трубу разбирает. Одни кирпичи вниз сбрасывает, а другие в трубу заталкивает. От усердия язык высунул. Пришлось Харлампию всю работу сначала начинать, да еще из трубы кирпичи вытаскивать.

В степи зимой главная забота — топка. Леса в степи нет, поэтому топят печи кизяками. Кизяки— это солома с навозом. Готовят их обычно все лето. Отгораживают во дворе досками угол, свозят туда сухой навоз и перемешивают его с водой и соломой. Чем лучше кизяки намешаны, тем веселее будет гореть печь.

Топчут кизяки всей семьей, даже крошечные детишки — и те розовыми своими пятками месят колючую солому. Труд этот хоть и не очень тяжелый, но, утомительный.

Когда Презент увидел, что вся семья Харлампия, взявшись за руки, пляшет в углу двора, он пришел в восторг. Сначала он обежал весь двор на задних лапах, отдавая честь, потом прокатился через весь двор с боку на бок, потом рявкнул и прошелся колесом. И, уж совершенно придя в восторг, плюхнулся в жидкий навоз и во всей красоте кинулся к девчонкам. Тут уж было не до кизяков! Пришлось баню топить да всех девчонок и Презента заодно щелоком отмывать.

Рос медвежонок очень быстро. К осени от папахи, что служила Презенту берлогой, осталось одно красное суконное донышко. А сам он не то что в папаху, а в собачью конуру уже не помещался.

Однако рос медвежонок — росли и проказы. И хоть веселили его проделки всю семью и даже весь хутор, приносили они немалые убытки.

За одну только неделю Презент оборвал люльку, которую давно отобрал у Сашки, снял с петель дверь в сарае и обломал яблони в саду — качался на ветках и рвал зеленые яблоки.

Харлампиева жена и девчонки за любым делом уже привыкли все время присматривать — где медвежонок? Потому что стоило ему затихнуть, как через некоторое время либо грохот где раздавался, либо ругань соседей: Презент границы между дворами не признавал и шкодил в соседском саду не меньше, чем в своем. Хорошо, соседи были добрые, поворчат и перестанут, а случись злые люди, не сносить бы Презенту головы.

Четыре улья он у соседей разобрал. Залез на крышу в погоне за аистами и сбросил почти всю солому.

Пришлось Харлампию и ульи чинить, и пчел собирать, и крышу соседям заново соломой крыть.

Стали замечать, что куры куда-то исчезают. С каждым днем все меньше топчется их по двору. Не иначе Презент куда-то их девает. Решил Харлампий за медвежонком последить.

Рано утром Презент выкатился во двор и первым делом полез умываться в бочку под водосточной трубой. Он долго рычал и плюхался в мутной воде. Вылез — разлегся на завалинке сушиться. Часа полтора сушился: уж он и так, и эдак ляжет, и нос в лапы спрячет, и пузо свое сытенькое выставит, и с завалинки свесится.

А тут и куры вышли из курятника. Медвежонок оживился. Сначала он просто так, для порядка погонял их по двору.

Куры с кудахтаньем разбегались в разные стороны. Медвежонку было их не догнать. Тогда он забрался на кучу песка в дальнем углу база, сгорбатился и начал песок пересыпать.

Нагребет в лапу, поднимет и сыплет тонкой струйкой.

— Ах ты! — подивился Харлампий, он следил за медведем через щель прикрытых ставень. — Насмотрелся, как жена кур кормит, зерно им сыплет. И вправду похоже.

Куры сначала опасливо, а потом все беззаботнее со всего двора стали собираться к медведю. Вот одна сунулась под самую лапу. Удар! И курица замерла, дрыгнув ногами. Медведь оглянулся и торопливо сунул курицу под себя. И опять принялся подманивать глупых птиц.

— Вот это да! — поразился Харлампий. Он так удивился медвежьей смекалке, что даже курицу ему не было жалко. Презент забил еще одну птицу и пошел их прятать в овраг.

Харлампий видел в овраге кое-как забросанную песком и листьями кучу битых кур, но думал, что это кто-то из соседей выбросил заболевших птиц. На них часто нападали всякие болезни. Теперь он понял, что это работа Презента. И тут впервые закралась в душу казака тревога: он слышал, что хищник, живущий дома, до тех пор не опасен, пока не попробовал крови.

— Но ведь он кур-то не ест, — успокаивал себя Харлампий и тут же добавлял: — Пока не ест!

— Надо его на цепь сажать, — решил он, но все откладывал, потому что жаль ему было лишать потешного, веселого медвежонка свободы. И хоть было от мишки много беспокойства, но Харлампий и себя, и домашних уговаривал: ничего медведь дурного не делает, нрава он хорошего, а если и шкодит сверх меры, так потому, что он зверь, не человек, и живет по своим медвежьим законам, живет, как положено жить медведю его возраста.

Жене Харлампий ничего про кур не рассказал: она и так Сашку одного в доме не оставляла, боялась, как бы медвежонок его не попортил, не напугал бы нечаянно.

Дня через три вся семья Харлампия была разбужена страшной возней во дворе и собачьим лаем.

Цыган, дворовый пес, которого отдали на другой хутор, чтобы он не загрыз медвежонка, вернулся. Пришел не один, с ним явились Соседский пес Завирайка и беспутная дворняга, что лезла во все драки. Цыган обошел двор, наполненный чужим звериным запахом. Он нервно зевал и ставил метки на столбы, задрав ногу, — возвращал свои бывшие владения. Когда же что-то мохнатое, пахнущее врагом, выкатилось на крыльцо, Цыган одним прыжком хотел достать его горло. Но не тут-то было. Презент давно превратился из маленького мохнатого заморыша в крепкого и ловкого зверя. Он отвесил Цыгану такую затрещину, что тот с воем покатился в кусты. Не успел Харлампий выскочить, чтобы прекратить драку. (Он боялся, что собаки порвут медвежонка, и ему жаль было старого Цыгана, который пришел к себе домой, а тут вот такая встреча.) Не успел Харлампий закричать: «А вот я вас!», как драка закончилась… Собаки бросились бежать.

Первой с воем побежала беспутная дворняга, которую вообще никто не трогал, за ней припустил Завирайка. Один Цыган решил стоять насмерть за свой двор, но хозяин схватил его за обрывок веревки на шее и отвел на новое место жительства.