Поиск
1972
«Неужели так будет…»
Неужели так будет,
Что в назначенный час
Вой сирены разбудит
Перепуганных нас?
Нас, военных и штатских,
Не видавших войны,
Смерть окликнет по-братски
Безо всякой вины:
«Если жил на планете
Голубь ты голубой,
Значит, будешь в ответе
И пойдешь на убой.
С Богом или без Бога,
С чертом иль без души —
Всем одна вам дорога,
Смерти все хороши».
1972
«И все-таки, когда моя душа…»
И все-таки, когда моя душа,
Как говорят, покинет это тело,
Спасительной свободою дыша,
Она не будет знать предела.
Неправда, что всему один конец.
Душа моя — фонарик путеводный
Среди теней, которыми Творец
Не дорожит во тьме холодной.
Неотличим от прочих только тут,
Незримый свет храню я под секретом.
Но если все ослепнут и уйдут,
Кто уследит за этим светом?
1972
«В военном городке…»
В военном городке
Проходит смотр дождей.
Бетонный плац покрыт
Горошинами града.
А где-то вдалеке
От суетных страстей
Суровый Бог сидит
И с нас не сводит взгляда.
С невидимым врагом
Неслышимые мы
Ведем наш разговор
На радиочастотах,
Но спорят о другом
Далекие громы,
И слышен этот спор
На всех земных широтах.
Величествен раскат
Небесного огня.
Я бледен от стыда
Перед лицом Природы.
Прислушайся, мой брат,
И не убий меня
В день Страшного суда,
Постигшего народы.
1972
Романс о зайце
Был он пойман на пятой позиции,
Где лежал абсолютно без сил.
Наш майор, как сотрудник милиции,
Мигом за уши зайца схватил.
В маскировочной сети запутанный,
Что скрывала ракету от глаз,
Заяц был молодой и запуганный,
Чем-то очень похожий на нас.
С выражением дикого ужаса
Заяц криком отпугивал смерть,
А майор, багровея и тужася,
Постепенно распутывал сеть.
Он кричал, вероятно, о разуме,
Этот заяц, поднявший губу,
А майор равнодушными фразами
Предрекал ему злую судьбу.
Он взывал к человеческой жалости
Или к совести нашей взывал,
Но майор лишь бранил его шалости,
А ушей его не выпускал.
О мыслитель, вопящий о бренности!
О философ, застрявший в сети!
Жалки наши духовные ценности
И бессильны кого-то спасти.
1972
Полковник
Стареющий полковник не успел
Повоевать. Теперь уже недолго
До пенсии. Я славлю чувство долга,
Но мне обидно за его удел.
Вот вам деталь: когда он говорит,
Он раскрывает рот, как для приказа,
Но мирная обыденная фраза
Заметно портит общий колорит.
Всю жизнь он терпеливо ждал войны,
В то время как вокруг другие лица
Могли спокойно жить и веселиться,
Не ощущая перед ним вины.
Средь прочих я, писатель этих строк,
Мог ворошить свой дедовский рифмовник
Лишь потому, что где-то жил полковник,
Не спал, служил, был к подчиненным строг.
Теперь представьте: где-то в глубине
Америки, у черта на куличках,
Жил некто в соответствующих лычках,
Не спал, служил, готовился к войне.
Он тоже, к счастью, не успел убить,
И тоже будет вскорости уволен.
Не правда ли, наш мир немного болен?
Иначе это трудно объяснить.
1972
«Мужчины играют в войну…»
Мужчины играют в войну.
Один, побелевший от ярости,
Стреляет в другого без жалости,
Укрывшись от пуль за сосну.
Солдат девятнадцати лет,
Приученных службой к усердию,
Вовек не склонял к милосердию
Полит — извините! — просвет.
Чего же ты хочешь от них,
Твоих молодых современников?
Ужель превратить их в изменников
Посредством читания книг?
Ты сам опоясан ремнем,
Одет в гимнастерку с погонами,
И теми же замкнут законами,
И тем же сгораешь огнем.
1972
«Кукушка с утра завела…»
Кукушка с утра завела
В лесу звуковые повторы.
Работы, заботы, дела,
Мечты, суеты, разговоры.
А ну, погадай мне! Ку-ку…
Мой срок отсчитай мне, сестрица.
И жить дальше так не могу,
И некогда остановиться.
Ку-ку… Жил да был индивид.
Ку-ку… Делал, вроде бы, дело.
Ку-ку?.. Может быть, делал вид?
Ку-ку да ку-ку! Надоело…
1972
«Вот ведь какая петрушка!..»
Вот ведь какая петрушка!
Накуковала кукушка,
Наговорила тоска,
Лампа дрожит у виска.
Вот ведь какая задача!
Так ничего и не знача,
Прожил один гражданин.
Впрочем, он был не один.
Разве была она пыткой,
Жизнь его? Нет, лишь попыткой,
Чтоб оправдаться с трудом
Перед неясным судом.
Он был подопытной мошкой,
Занятый вечной зубрежкой
С тихим восторгом лица
Под микроскопом Творца.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: