Галина Ивановна забрала Игоря из интерната в середине десятого класса. Поселила у себя, принялась пушинки с него сдувать. Мальчишка оказался послушный, скромный, от неожиданной материнской заботы сердце его растаяло — стремился ей угодить, чем мог.

Познакомились они с соседской девочкой быстро. Галина не боялась, что она Игорю не понравится. Как такая может не понравиться? Главное, чтобы он ей противен не был. Дети подружились, вместе готовились к экзаменам, ходили в кино. Галина теперь часто задерживалась допоздна. Являлась домой только после двенадцати. Игорь приводил девочку домой. Ну и случилось однажды все то, что, по ее расчетам, и должно было случиться между молодыми людьми…

Дети только-только сдали экзамены в школе и сразу вслед за аттестатами, получили свидетельство о регистрации брака. Галина боялась, что Анжела станет чинить им препятствия, искать для своей крали лучшую партию. Но та последнее время ходила как в воду опущенная, думала о чем-то своем. Не до дочери было. Правда, Игоря тут же устроила в институт иностранных языков, подарила машину — старенькую, правда, подержанную. Но ведь это только начало, будет у сына и местечко в дипломатическом корпусе, будут и неограниченные возможности…

Потом все как-то закружилось-завертелось. Рождение Лии, переезд в Москву, гибель Анжелы. Да и все вокруг менялось так стремительно, что было уже непонятно, пойдет ли Игорю на пользу женитьба на номенклатурной девочке.

Он окончил пятый курс и сразу попал в хорошую фирму, где требовалось знание европейских языков. Гордился тем, что на этот раз обошелся без протекции и зарабатывать будет столько, сколько никому не снилось.

Игорь был вылеплен совершенно из другого теста. Как ни стремилась Галина его понять — не могла. Не находила с ним общего языка. Да и с чего бы вдруг? Они редко виделись, плохо знали друг друга, а потому и взгляды на жизнь у них были диаметрально противоположными. Его ведь воспитывали убогие нянечки круглосуточных садов-интернатов, вбивали в голову всякую патриотическую чушь и примерное поведение.

Игорь погиб, впервые выехав за границу. И тогда вдруг оказалось, что квартира, в которой они жили, никому из них не принадлежит и Лия там даже не прописана. За объяснениями Галина отправилась к старинному приятелю Анжелы — Павлу Антоновичу Синицыну. Это он заправлял всем во время переезда, а значит, мог пролить свет на странную ситуацию.

По дороге к Синицыну Галина Ивановна вспомнила, что за полгода до гибели Игорь смеясь рассказал ей, будто тесть совершенно тронулся и звал их всех в Америку, уверяя, что они с Анжелой получили огромное наследство. «Сколько?» — машинально поинтересовалась тогда Галина. «Пять миллионов долларов, мама, разве не смешно?» Ей совсем не было смешно. Она вычисляла, какие права имеют ее сын с женой на ту долю, которая принадлежала Анжеле. Ведь если Анжела умерла, ее долю должны были унаследовать дети…

Синицын был настолько потрясен услышанным, что около получаса никак не мог прийти в себя. Все повторял: бедные дети, бедные дети… А Галина тем временем внимательно, словно оценщик, оглядывала комнату.

Павел Антонович произвел на нее впечатление человека осмотрительного, недоверчивого, но что самое главное — в свои шестьдесят с небольшим он был в полном уме и здравой памяти. Но с другой стороны, квартирку он снимал бедненькую, жил скромно, совсем не сообразно миллионам, которые якобы у него где-то имелись. Ко всему прочему Павел Антонович явно когда-то был дамским угодником, — ухватки и манеры выдавали его с головой. Было очевидно, что за последний год он настолько устал от затворничества, что был рад любой женщине, перешагнувшей порог его дома, пусть даже без приглашения.

Галина приняла его знаки внимания и побывала у него в гостях еще три раза — в Москве и на озере Селигер, где он купил большой теплый дом с неухоженным садом. До баловства старик был большой охотник, а вот в откровения не пускался вовсе. Про жизнь свою на юге никогда не заикался, и про Анжелу вспоминать не желал. В доме не осталось ни одной ее вещи, ни одной фотографии, словно ее и не было никогда.

Как только Галина Ивановна пыталась заговорить об Анжеле, Синицын сразу же менял тон и мрачнел. Одно упоминание ее имени то ли приводило его в ярость, то ли вызывало панический страх. «Не говори о ней, — попросил он однажды Галину, — или называй как-нибудь по-другому. Зови „моей бывшей“».

Через год, когда Галина окончательно устала от похотливого старика и решила, что пора эту тягомотину заканчивать — все равно у него никаких денег нет, Павел Антонович, словно почувствовав ее охлаждение, предложил Галине прокатиться вместе с ним на белом лайнере вокруг света.

Во время круиза Синицын денег не считал и ни разу не поинтересовался, что сколько стоит. Она пыталась задавать вопросы, но он прерывал ее сразу, как только понимал, о чем речь. Прерывал гневно, хлопал дверью. Реакция ее озадачила. Хорошо, решила она, со временем прояснится…

Допустим, рассуждала она, Павел Антонович сказал сыну правду, и у Анжелы действительно были деньги. Наследство там или что другое — не важно. Много денег. Может быть, и вправду пять миллионов, хотя верится с трудом. Тогда после ее смерти деньги должны были достаться дочери. А теперь, когда ее нет, — Лие. Это она первая наследница, а вовсе не Синицын. Ведь они с Анжелой, как она слышала, даже не состояли в браке официально.

Мысль о наследстве, в которое после круиза она окончательно уверовала, не давала Галине покоя. Похоронив сына, она увезла внучку в Санкт-Петербург и теперь берегла как зеницу ока. Девочка была не простая, а золотая. Если у нее когда-нибудь будут деньги, нужно сделать так, чтобы она не позабыла о том, кому обязана всем. Как известно, современная молодежь не питает уважения к старшему поколению, а потому надеяться на одно только воспитание Галина не решалась. К тому же Лия — девушка. Вырастет, найдет себе какого-нибудь идиота и — адье, родимая! — поминай как звали.

К тому времени наследнице незримых миллионов исполнилось десять. Галина, резко помолодевшая после второй косметической операции, вполне могла сойти не то за ее мать, не то за старшую сестру. К тому же девочка была похожа не на родителей, а именно на нее — тот же нос с горбинкой, те же темно-медные волосы.

Не надеясь на благодарность внучки, Галина принялась осторожно, исподволь приручать девочку, развращать ее сердце, да и не только…

3–4 января 2001 года

Лия так и не очнулась до поздней ночи. Забытье незаметно перешло в сон. Воронцов выкурил пачку сигарет, сидя в кресле и посматривая на спящую девочку. Вот тебе и сиротинушка. Хотя с кем не бывает? Когда человек в горе, разобрать его трудно, а судить уж и совсем грех. Не суди, тогда и в тебя никто камень не бросит. Ведь он и не такое вытворял, когда погибла Вика. Пил, не просыхая, к травке прикладывался, что от афганских припасов оставалась.

Но если водка глушила чувства и мысли, как динамит рыбу, травка чуть не свела его с ума. Другое дело «подкуриваться» в Афгане среди своих ребят. Бодрило тогда зелье, сил прибавляло, беспечности, о которой все давно позабыли, даже героизма какого-то. Хотелось взять автомат да рвануть в горы, отомстить… А мстить было за кого. Много за кого было.

Но в Питерской квартире, забив косячок в одиночку, он понял — не то. Если есть кто-то рядом — разговор поддерживает на поверхности, не позволяет сверзиться в глубины собственной души. А вот когда один, наедине с собою, да еще когда горе глубокое, — сразу летишь в адскую пропасть вверх тормашками и начинает тебя собственное нутро морочить разными грезами, похожими на явь. То чудилось ему, что жива Вика, сидит рядом, улыбается. Он даже разговаривать с ней пытался. То мультипликация дурацкая по стенам пляшет, и каждый рисунок таит в себе подсказку к самой главной загадке твоей жизни, и ты вроде бы ее даже разгадываешь, только потом все равно ничего не помнишь.