Потом они сидели у него в кабинете и курили. «Ты прости меня, Галя, — скулил Павел Антонович нарочито театрально, похоже, вовсе не чувствуя за собой никакой вины. — Так получилось, что мне теперь нельзя от нее отказаться…» А от Галины он смог отказаться раз и навсегда совершенно безболезненно. «Мне очень жаль, что все так обернулось…» — говорил Павел Антонович таким сладким тоном, что Галина прекрасно понимала, что ему ни капли не жаль.

Она дала ему высказаться полностью. Во-первых, потому что совсем растерялась. У нее в голове никак не укладывалось, что отныне ее место при Синицыне занято. Чувства оскорбленной женщины клокотали в груди и рвались наружу. Хотелось разбить что-нибудь необыкновенно дорогое, плюнуть на пол, хлопнуть дверью так, чтобы полетела штукатурка, и больше никогда, ни при каких обстоятельствах не появляться в этом доме. Но мысль о том, что вместе с местом любовницы она потеряла и надежду на призрачные миллионы, удерживала от резких действий и скоропалительных решений.

Она не смела пошевелиться и молча слушала Синицына еще и потому, что отчаянно искала лазейку, для того чтобы не уйти отсюда раз и навсегда, а все-таки остаться где-нибудь рядом. И Павел Антонович сам предоставил ей такую возможность. «Галя, — сказал он ей мягко, беря за руку, — все-таки мы с тобой старинные друзья, и наши отношения строились не только на постели. Я надеюсь… Я смею надеяться, что ты не бросишь меня лишь потому, что…»

«Конечно не брошу, — нервно засмеялась Галина. — Мне было бы без тебя нелегко. В нашем возрасте так просто терять друзей, но обрести новых совершенно невозможно…»

«Как хорошо, что ты меня понимаешь, — быстро подхватил Синицын. — Надеюсь, все у нас будет как прежде. Маленькая комната всегда в твоем распоряжении…»

В ту первую ночь, оставшись в доме, где теперь хозяйничала Аня, она так и не смогла уснуть. Осознав наконец все, что случилось, она пребывала в страшном смятении. Слезы отчаяния душили ее, а глухие, из последних сил сдерживаемые рыдания не приносили облегчения. Несколько раз она порывалась встать, ворваться в их спальню, устроить скандал. Она садилась в постели, глаза блестели решимостью, но проходили минуты, и она снова падала на подушку, заливаясь слезами. Нет, нельзя, невозможно сейчас ничего сделать.

Никто не сможет понять ее теперь, никто не сможет ей помочь… Разве что?

И вот именно тогда, в эту полную отчаяния ночь, она впервые подумала о Глебе. Она давно догадалась, из каких мест отдаленных свалился он в ее объятия. К тому времени они встречались чуть больше двух месяцев. Он смог бы ей помочь. Пусть перережет этой маленькой шлюхе горло. Или нет, пусть соблазнит ее и увезет куда-нибудь на край земли, откуда она не сможет выбраться. Или… Хотя он, наверное, лучше знает, что можно сделать в подобном случае… Только вот как заставить его повиноваться, выполнять ее волю? Чем его удержать?

Она прекрасно понимала, что одной постели в таком случае недостаточно. Нужна крепкая связь, нить, которая никогда не будет оборвана. Рассказать ему о деньгах? Рано. Шантажировать? Но чем? Разве что чем-то таким, во что он может вляпаться с ее помощью?

И вдруг ее осенило: Лия! И как только это мысль закралась в ее сознание, она сразу же вспомнила все те странные взгляды, которые Глеб бросал на девушку. Лия красавица. От такой ни один мужик не откажется, тем более — Глеб.

Галина представила Лию рядом с Глебом, и ее передернуло. Девушка испытывала к нему такое отвращение, что даже подумать о том, чтобы… Но разве это имеет значение, когда речь идет об огромных деньгах? Придется и Лие кое-чем пожертвовать ради счастливого будущего…

Она вернулась в Санкт-Петербург и долго еще не решалась воплотить свой план. На расстоянии Аня казалась ей не таким страшным врагом, да и все, что случилось у Синицына, представлялось маловероятным. Прошел месяц, и Галина снова приехала к Павлу Антоновичу. Она надеялась, что к этому времени Ани уже и след простыл. Но та не исчезла, как наваждение, а упрочила свои позиции. Она сидела у его кресла, а он гладил ее, как кошку, все время, пока разговаривал с Галиной. Даже на ее короткий приезд он не мог оторваться от этой маленькой дряни. Синицын себе не принадлежал. И тогда, возвратившись, Галина решилась…

Обычно Галина оставалась у Глеба ночевать два раза в неделю и проводила с ним выходные дни. Но теперь, сославшись на болезнь, она отменила встречи. Более того, она перестала отвечать на телефонные звонки и совсем пропала с его горизонта. Через полторы недели, едва сдерживая гнев, он явился к ней сам, но не застал дома. Дверь открыла Лия. Она только-только вышла из душа и стояла перед ним, придерживая на груди большое банное полотенце. С мокрых волос стекали струйки воды, на плечах блестели мелкие капли.

Глеб посмотрел на нее так, словно впервые увидел. Она посмотрела на него, словно загнанная лань на огромного тигра, который неминуемо настигнет… И если бы не этот взгляд, клялся он потом Галине, он бы никогда не притронулся к ней. Она стала жертвой за минуту до того, как у него появились хоть какие-то намерения…

Он потянул полотенце к себе. Дернул быстро и резко, так, что она не успела ничего предпринять. Она бросилась бежать… («И куда бы ты думала? — говорил потом Галине Глеб. — В твою спальню!») Он нагнал ее и все еще стоял в нерешительности. Губы девушки дрогнули, словно она молила о пощаде, и Глеб, уже совершенно не владея собой, накинулся на нее…

На следующий день к нему пришла Галина и бросила на стол кассету.

— Тебе интересно узнать, что это? — спросила она.

— Разумеется…

Глеб никак не мог взять в толк, что происходит. Даже когда вставил кассету в видеомагнитофон и на экране замелькали возбуждающие сцены, он не сразу узнал в главном герое самого себя.

— Что такое? — поинтересовался Глеб, не в силах оторваться от захватывающей сцены на экране.

— Сие означает, что ты изнасиловал несовершеннолетнюю девочку.

— Неужели?

— Ей исполнится восемнадцать только через неделю. А относительно того, что она была с тобой не по собственной воле, у любого, кто просмотрит этот материал, сомнений не возникнет.

Глеб уставился на Галину в полном недоумении. Всегда считал ее идиоткой, а она оказалась еще хуже. Неужели она думает, что какая-то там запись…

— Так это ты записала? — спросил он.

Галина молча кивнула. Глеб изучал ее лицо; признаков ревности не было. Говорила она спокойно и уверенно, будто все просчитала заранее.

— Зачем?

— Мне нужно, чтобы ты кое в чем мне помог, — начала Галина и рассказала ему о Синицыне и о своих догадках относительно его материального положения.

Рассказала не все, а только то, что Глебу, на ее взгляд, необходимо было знать. Глеб слушал с большим удовольствием. В середине рассказа он поднялся и достал из серванта коньяк и две рюмки. Плеснул немного Галине, себе налил полную.

— Послушай, зачем было… Зачем тебе эта пленка? Я бы и так помог. Деньги надежнее любого шантажа.

— Пусть будет и то, и другое, — улыбнулась Галина.

Они долго просидели в ту ночь, планы роились в их голове, но ничего дельного так и не пришло на ум. В конце концов они решили немного подождать. Неизвестно, какой оборот примут события завтра… Подождать, но не упускать Синицына из виду.

Галина по-прежнему навещала Павла Антоновича раз в две недели. То ей якобы нужно было проведать в Москве больную подругу, то она привозила Лию на экскурсию в Третьяковскую галерею, втайне надеясь, что красавица внучка составит конкуренцию Ане, которая была лет на пять старше. Но каждый раз она видела одно и то же: старик пускал слюни и все больше и больше привязывался к своей новой игрушке.

Они с Глебом решили было действовать без промедлений, но тут Павел Антонович попал в больницу. В первый раз он провел там чуть меньше месяца, но в следующие полгода побывал в больнице трижды, пока врачи не поставили ему страшный диагноз — рак. Узнав об этом, Галина снова обрела надежду. Ей казалось, что именно в таком положении Синицын будет нуждаться в ней гораздо больше, чем в молоденькой вертихвостке. И может быть…