— Подожди, так Белла-то при чем? Такой жизни, как у нее, никто не мог завидовать. Ни с кем не общалась, друзей нет, парня нет и не было, работала библиотекарем… Да и внешность тоже не для глянцевых журналов…

— Но мы же условились, что ее убили фактически случайно. Квашниной нельзя было завидовать, ты прав. А вот Насте моей — можно! — Волков повысил голос. — Природа ее одарила всем, и красотой, и умом, и характером. Любящие родители, беззаботное детство, популярность в школе и в институте… И в наших отношениях мы оба кайфуем, поверь на слово. Я жизни не представляю без нее. У нас за все время знакомства только одна проблема и была, ты о ней знаешь.

— Знаю, — кивнул Сафронов. — Это когда ее в убийстве обвиняли…

— Да. А так у нас все классно. И вот я вчера слушал Свету и Андрея и представлял себя на месте любого из них. Человек нашел свой идеал, она на высшем подъеме, он засыпает счастливым и просыпается счастливым. А ему в один момент все ломают. Отнимают у него объект любви. Впору вешаться. Вот лично я далеко не уверен, что смог бы пережить неожиданную гибель Насти.

— Получается, этот урод сразу по двум целям бил: лишал жизни одного человека и одновременно кидал с небес в грязь другого.

— Да. Типа, если мне плохо, так пусть и никому не будет хорошо. К тому же ты не забывай, когда именно он совершал свои преступления: второго января, четырнадцатого февраля и восьмого марта. Праздничные дни! Люди сидели в ресторанах, настроение у них было приподнятое… Вот за это он им и мстил. Одиноким, ущербным, обиженным жизнью субъектам вообще тяжело переживать праздники, равно как и чужое счастье…

— Не знаю, Серега, может, ты и прав. Хотя у нашего консультанта из областного Центра судебной психиатрии другое мнение по поводу мотивации Садовода.

— Какое?

— Он карает людей за грехи. Потому и подбрасывает надкусанное яблоко. Типа, я не просто так ножом махаю, я вершу высшую справедливость.

— А одно другому не противоречит. Просто грех этих людей в том и состоял, что они были счастливы, хотя, по его мнению, не имели право на счастье.

— Тогда я тем более не понимаю, почему тебя так интересует прошлое Квашниной. В ее жизни никакого запредельного счастья не было.

— Повторяю: во-первых, я хочу нашу версию проверить. А во-вторых, вот лично ты читал заключение судмедэксперта по поводу ее тела?

— Читал вроде… — Сафронов наморщил лоб, припоминая. — Серега, блин, у нас столько бумажек, всего и в голове не удержишь. Да, вспомнил, читал.

— Тогда ты должен знать, что Белла Квашнина не была девственницей! Ух, блин, до чего я не люблю это слово…

— Почему?

— Долго объяснять. Факт в том, что минимум раз в жизни она имела половой контакт с мужчиной. И я очень хочу с этим мужчиной познакомиться. Понимаешь, мы ведь можем многого не знать, можем видеть только надводную часть айсберга. А если, вопреки нашим прикидкам, она все же была счастлива? Вдруг у нее был парень, с которым она регулярно встречалась? Сколько примеров, когда веселые, беззаботные красавицы не могут устроить свою судьбу, а такие угрюмые дурнушки — устраивают… И еще не забывай: Квашнина была верующей. Это особый тип личности, поверь. Я считаю, нам обязательно нужно побывать в храме, куда она часто ходила, по словам бабки. Церковь Усекновения Главы Иоанна Предтечи. Там-то она и могла вести свою настоящую жизнь, а все то, что за пределами церкви, это так, мишура.

Сафронов растер в пепельнице окурок, для надежности загасил его собственной слюной. Не нашел, что возразить.

— Ну ладно, давай попробуем порыть в этом направлении… Значит, по пунктам: ищем парня Квашниной, разбираемся с ее церковными делами, проясняем ее прошлое. Черновского я запрягу сгонять в ее институт, с сокурсниками потрещать.

— Сокурсников он в институте не найдет, они сейчас дипломы пишут. Пусть лучше в ту школу съездит, в которой Белла училась последние два класса. Номер сто двенадцать.

— А в первую ее школу?..

— А про первую школу мне Настя все рассказала, они же вместе учились. Хотя пускай и туда заедет, лишним не будет. Настя могла чего-то и не знать…

— Сделает. Слушай, Серега, а если все же он твою жену хотел грохнуть… Может, ей уехать куда-нибудь? Он ведь может ее выследить и повторить попытку.

— Да я думал об этом. Меры предосторожности мы приняли. Она у меня девочка непростая, голыми руками не возьмешь…

Волков говорил уверенно, но на самом деле он далеко не был уверен, что с Настей ничего не случится. Да и как мог он быть абсолютно спокоен? Все эти дни его супруга ходила на работу. Точнее, не ходила, а ездила на автобусах и маршрутках. В транспорте, конечно, безопасней, чем в парке, но ткнуть ножом можно и в салоне. Первые три жертвы Садовода погибли в ресторанах, в людных местах, и никто им не помог, никто не помешал убийце. Да и помимо работы Насте было чем заняться. По пятницам, например, она ходила в фитнес-клуб или в бассейн. Дважды в неделю, по четвергам и субботам, посещала курсы вождения. От погибшего в прошлом году ее брата Максима остался трехгодовалый «рено логан», и родители готовы были предоставить его в полное Настино распоряжение, но для этого нужно было получить водительские права… Наконец, самое уязвимое место, подъезд. Когда имелась возможность, Сергей встречал и провожал Настю, но получалось это далеко не всегда.

В принципе, выход был: взять на работе отпуск за свой счет, запереться в квартире и никому не открывать. Но Настя бы на такое никогда не согласилась, да и самому Сергею такое решение не казалось правильным. Поступить так — значит, признать превосходство преступника, признать, что он сумел ограничить ее свободу, сумел понизить качество ее жизни. Да и сколько это может продолжаться? Иных маньяков годами ловят, они потому и остаются в народном сознании, что держат людей в страхе на протяжении длительного периода, успевая совершить десятки убийств. Учитывая особую осторожность и криминалистическую осведомленность Садовода, никак нельзя было надеяться, что он окажется за решеткой очень скоро. И что ж теперь, прятаться от него до тридцати лет? Нет, Волков не хотел для своей супруги такой судьбы.

«Зачем нужна улица, если она не ведет к храму?» Подъезжая к серо-голубому зданию с тремя куполами, Сергей мучительно вспоминал, откуда он может знать эту фразу. Читал он очень много, начиная с раннего детства, и почерпнутые в книгах знания старался не забывать. Ставку делал не на механическое запоминание, а на системное. Помогала ему в этом простенькая мнемоническая методика, откопанная в трудах одного британского психолога. Рассчитана она была в первую очередь на запоминание информации, получаемой визуальным путем. В первую очередь, из письменных текстов. Используя нехитрые приемы, Сергей мог восстановить в памяти содержание любой книги, когда-либо им прочитанной. И если он вдруг не мог припомнить, откуда взялась в его голове та или иная фраза, скорее всего, это означало, что он ее не прочитал, а услышал.

«А почему, собственно, улица должна куда-то непременно вести? Улица создается не для того, чтобы вести к бане, храму или вокзалу, а для того, чтобы на ней стояли дома, а в домах жили люди…» Кем бы ни был автор крылатой сентенции, но Волков точно не назвал бы его своим идейным собратом.

Традиции православной церкви он знал неплохо, поэтому не забыл троекратно перекреститься перед входом. И сразу же вдохнул ни с чем не сравнимый аромат горящих свечей и кадильного дыма. Ему вспомнилась книга одного сибирского иеромонаха, которую он прочитал на досуге. В ней замечалось помимо всего прочего, что, если бы русский крестьянин семнадцатого века мистическим образом переместился в век двадцать первый, он чувствовал бы себя спокойно и умиротворенно только в одном месте — в церкви. На этом основании автор делал вывод, что современная жизнь со всеми ее культурными и техническими новинками разрушает психику и подрывает духовные основы, и неплохо было бы нам вернуться к заветам мудрых предков, побольше времени уделять стоянию в храме, а поменьше — работе и развлечениям. Волков всегда поражался обыкновению религиозных активистов делать абсурдные выводы из предельно простых и понятных обстоятельств. Выходец из прошлого чувствовал бы себя в церкви как дома просто потому, что ее внутреннее убранство почти не изменилось за минувшие века, сохранилось множество ритуальных мелких деталей, которые и создают особую обстановку, настраивают человека на определенный психологический лад. Если что и появилось в храмах за последние десятилетия, так это торговые точки при входе, снабжающие прихожан свечками, крестиками и духовной литературой.