До начала вечерней службы оставалось еще около часа, людей было немного. Что ж, тем лучше, значит, можно будет пообщаться с персоналом. Продумывая свой визит еще с утра, Сергей решил ничего не говорить о смерти Беллы. Пусть она числится не убитой, а без вести пропавшей. Во-первых, меньше будет эмоций, а во-вторых, служители храма с большей готовностью расскажут о личной жизни девушки. Если таковая была, конечно.

Продавщица из церковной лавки, сутулая женщина с грустным лицом, известием об исчезновении Беллы Квашниной была сильно взволнована. Старушка за стойкой, принимающая записки о поминовении, только охала и качала головой. Точнее, обе они сначала просто не поняли, о ком идет речь. Оказалось, что погибшую девушку здесь знали не по тому имени, которое было указано в паспорте, а по крестильному имени — Варвара. Сестра Варвара, вот как. Да, она уже целую неделю не появляется, хотя раньше приходила с периодичностью в три-четыре дня. Нет, о ее личной жизни они ничего не знают, ни разу ее с мужиком не видели. Хотя лучше бы с батюшкой поговорить…

Сергея интересовало, какие конкретно функции выполняла Белла-Варвара в церкви Усекновения Главы Иоанна Предтечи, и он на свой вопрос получил ответ. В переводе на светский язык, девушка была чем-то вроде консультанта. Разъясняла прихожанам, в основном новичкам, правила внутрицерковного поведения, указывала, где какая икона висит, как нужно стоять во время службы, в каком порядке совершать ритуальные действия, когда осенять себя крестным знамением, когда наклонять голову… Но функциями консультанта она вовсе не ограничивалась, присваивая себе еще и полномочия духовного цензора. Беспрестанно делала замечания, нередко в жесткой и категоричной форме, требовала делать не так, а вот этак и не успокаивалась, пока ее требование не выполнялось. Контролировала, одним словом. Больше всего от нее доставалось детям и молодым женщинам. Первым — за вечную шумливость и непоседливость, вторым — за неправильный, с ее точки зрения, внешний вид. Неприкрытые коленки и выбивающиеся из-под платка волосы раздражали ее донельзя, могли стать причиной шумного конфликта.

Церковные женщины рассказывали о сестре Варваре с уважением в голосе, но в то же время и с некоторой опаской. Волков чувствовал это и понимал, что обе они явно смягчают картину, рисуя Беллу в более мягких тонах. А как иначе, здесь ведь тоже есть своя корпоративная этика. Сор из избы, то есть из церкви, не выносить. О личностях такого сорта Волков знал не только от верующих знакомых, но и по собственному опыту. Будучи подростком, он, как и многие в этом возрасте, мучительно искал ответы на вечные вопросы о смысле жизни, о добре и зле, о морали и нравственности. Искал в том числе и в различных религиозных течениях. Подобно киевскому князю Владимиру, «испытывал» верования и философские системы. Ответы на вечные вопросы нашлись сами собой уже в более зрелых годах, когда пришло понимание, что нужно не лениться и не искать их в готовом виде, а расширять кругозор, наполнять голову знаниями, размышлять, анализировать и сравнивать, вот тогда и толк будет. Но в четырнадцать-пятнадцать лет, когда понимание еще не пришло, но уже очень хотелось объяснить все странное и загадочное, а заодно и обрести всемогущего заступника, способного выполнить любую просьбу, он несколько раз захаживал в православные церкви города. Стоял, внимательно вслушиваясь в малопонятные слова молитв и песнопений, рассматривая изображенные на иконах сюжеты, и прислушивался к собственному сердцу: не екнет ли? Не екнуло.

Зато молодой Сережа Волков познакомился с явлением, которое молва народная именует «белыми платочками», невольно вкладывая в красивые слова негативный смысл. Прицерковные старушки… Если кому-нибудь взбредет в голову провести статистическое исследование и узнать, скольких молодых людей они оттолкнули-отвратили от христианства вообще и от православия в частности, число получится отнюдь не мизерное. Человек привык мыслить ассоциативно, образно. А с каким образом он сталкивается, переступая порог храма? Кто шипит и рычит на него, делает грубые замечания, пугает его карой небесной за неправильное или неточное прикладывание к иконе или за тронутые тушью глаза? И замечания-то основаны большей частью на суеверии, на обрядоверии, не имеющем ничего общего с христианской идеей. «Таких не отпевают!» — грубо рявкнула приемщица поминальных записок, вычеркнув показавшееся ей не славянским имя. «Если заходишь в храм с ребенком, веди его справа от себя, справа, не слева!» — кричит другой божий одуванчик молодому отцу семейства. «Нечего с голыми руками в святой церкви делать, так только блудницы ходют!» — распаляется третья, у которой если и были в жизни радости, так остались в далеком прошлом… А ведь именно их начинающий прихожанин и принимает за лицо церкви. Подумает, развернется и уйдет.

Но старушек-то хоть понять можно, у них действительно ничего светлого и радостного нет и не предвидится, надо ж негативным эмоциям давать выход. Да и чувство причастности к Богу душу греет: как же, мы в церкви служим за бесплатно, чуть ли не живем здесь, мы-то точно спасемся, а они все там, в своих безбожных офисах да институтах, так и пропадут… Да, их поведение объяснимо. Но в церкви Усекновения Главы Иоанна Предтечи, получается, функцию «белых платочков» выполняла молодая девушка Белла, она же сестра Варвара. Возможно ли? Надо проверить.

Сергей вышел на улицу. Навстречу ему поднимались мужчина и женщина средних лет, явно небольшого достатка. Взглянув на фотографию Беллы, они пожали плечами. «Да мы редко сюда захаживаем». Волков показал снимок еще троим, с тем же результатом. Он совсем не удивился: на фотографии Белла была простоволосой, а при выполнении своих контролерско-ревизорских функций наверняка носила платок, тем самым невольно меняя внешность. Наконец полноватая женщина с пятилетним малышом уверенно заявила, что помнит сестру Варвару, потому что посещает церковь каждую неделю, а в посты так и по два раза.

— Да как ее не помнить?! Ее здесь все знают. Мы как в новую квартиру въехали, я стала сюда ходить и сына вот приучаю… — женщина кивнула на понурого мальчугана. — Сколько хожу, столько эту Варвару и помню. А что с ней приключилось?

— Пропала. Вот, ищем. Родственники говорят, что она неделю назад пошла в храм и не вернулась с тех пор.

— Вот это да. А может, и…

Женщина внезапно умолкла, но Волков по интонации понял, что она хотела сказать нечто вроде: «а может, и хорошо».

— Она здесь работала? — невинно спросил он.

— Работала. Да лучше б не работала. Нет, я понимаю, в церкви порядок должен быть. Но она себя как помешанная вела. Не столько сама молилась, сколько следила, как другие молятся. Вот, помню, летом дело было, заприметила она на каком-то парне крестик необычной формы. Вроде и православный, а вроде и нет. Прицепилась к нему: покажи, с абы какими крестами сюда ходить не дозволено. Он от нее, она за ним. Не отстала, пока он ей крестик к носу не поднес. Она посмотрела и стала его гнать в церковную лавку, чтоб купил настоящий, как полагается. Он ей объяснял — и ведь хватило терпения! — что крест купил в Италии, в Бари, кажется, где мощи святого Николая хранятся. А она ему одно: нет, с таким нельзя, или покупай новый, или уходи. И ведь ушел! Неудобно мужику с бабой скандалить, тем более перед иконами.

До начала вечерней службы сестру Варвару узнали по фотографии еще двое церковных завсегдатаев. Один поведал, как у него на глазах «служительница» отчитывала пожилого мужчину, который все забывал креститься во время чтения псалмов. Другой припомнил, как совсем недавно, на Пасху, она не позволила опешившей женщине освятить корзину крашеных яиц, потому что на скорлупу были нанесены какие-то золотистые узоры, показавшиеся ей оккультными знаками.

— Я понимаю, когда старушки так себя ведут. У них ум за разум заезжает, какой с них спрос. А с другой стороны, они всю жизнь при церкви, опыта набрались, они иногда могут и дельный совет дать. И к ним поневоле прислушиваешься, нас всех учили старость уважать. Но девчонка-то молодая что понимает? Она духовных семинарий не кончала, у нее ни опыта, ни знаний. А вела себя так, будто ей лично Господь Бог полномочия дал…