— А что они пришли со звезд — не убеждает?

— Скорее, пугает, — Трулан фыркнул. — Пусть докажет свое право на тебе жениться как-то существенней. Например, дворец за один день построит.

— А пруд потом за три часа не придется чистить? — спросил Риндир ехидно.

Медведь завращал башкой:

— Шутки не понял.

Штурман махнул рукою:

— А, проехали.

— Проехали, — согласился Трулан, оглядывая с ног до головы тощую фигуру рыжего незнакомца. Крепкой рукой удержал Бранни, готовую кинуться Риндиру на шею.

— Пойдем пройдемся. А ты запрись и спи, — сказал он девочке строго.

— Я не смогу.

— Сможешь.

И ладонью-лапищей буквально выдавил Риндира за двери. Спросил:

— Так ты нёйд?

Штурман искренне задумался, пока они спускались по винтовой лестнице, потом шли по галерее и вокруг главного зала и опять спускались все вниз и вниз, к самым корням замка. Чтобы оказаться в узкой сводчатой норе, черной и блестящей. Огонь светильников, отражаясь в стекающей по стенам влаге, заставлял их казаться ужиной шкурой. Капли тюкали там и сям, обрываясь со свода, текли по желобкам вдоль каменных столов, срывались с полок, выдолбленных в камне. На одном из столов лежал голый Трилл. Над ним склонились трое в остроконечных капюшонах, скрывающих лица. Поверх балахонов были надеты кожаные передники, в руках — ножницы и серповидные ножи. Четвертый — брат-близнец первых трех, раздувал мехами пламя в низком очаге, рядом с которым на тонких паучьих ножках блестели в свете огня медные вытянутые кверху емкости с круговыми насечками.

— Бальзамировщики, — подсказал Трулан, поймав заинтересованный взгляд Риндира. — Готовят епископа к погребению на дороге мертвых королей. Никто не узнает, какой смертью он умер. Война между своими нам не нужна.

— Бранни знает?

— Бранни сама так решила.

Дядька пытливо посмотрел ему в глаза снизу вверх.

— Ты готов на ней жениться?

От вопроса, заданного в лоб, штурману сделалось не по себе.

— Не знаю, — ответил он честно.

— А пора бы знать. Ведь что-то между вами происходит. Происходит. Я чувствую.

Бальзамировщики взрезали тело епископа. Риндир отвернулся.

— Что ты хочешь получить за то, что оберегал ее?

— Ничего.

Трулан хмыкнул и широко улыбнулся:

— А ты не торопись. Подумай.

И первым вышел из крипты, доверчиво повернувшись к Риндиру спиной.

Ночь за ночью проходчик вгрызался внутрь горы, обводя ее серпантином дороги. Следом укладчики выглаживали ее, укладывали плашками беркелита, обводили светящимися поясами по обе стороны, украшали мостиками, фонариками, делали разметку, высаживали декоративные растения. Кибер-строители вырезали гранитные глыбы под технические помещения, переносили их в рукав реки, чтобы на запруде установить микро-гидроэлектростанцию. Проводили в гору трубки для воды, необходимой для роста Врат и дворца для королевы Бранвен. Риндир вытребовал у Альва и суперкарги Фрезии запасное строительное зерно, чтобы создать подарок для невесты.

Местные жители сперва держались подальше от горы с ее бесшумной упорной стройкой, но позже потянулись кверху, изучая, пробуя на зуб, любуясь или пытаясь сломать то новое, что их глазам открывалось. Уничтожить не получилось — и к дорогам и акведукам потеряли интерес. Кто-то затаил досаду, кто-то любовался, а кто-то продавал внизу на рынках оборванные цветы — благо, они с невиданной силой отрастали заново. Кое-кто осмелел настолько, что поднимался в гору к прорабам с мясом и фруктами, предлагал на продажу и сами корзины, кроме содержимого. Тащили туда поделки, шкурки, снедь, даже вели верховых и вьючных животных. Мальчишки приладились торговать местными кошками, наученными убегать от нового хозяина. Элвилин, способные очаровать любое животное, здорово потешались, когда трюк не сработал. В общем, развлечений хватало. А суперкарго с антропологом распорядились обустроить специальную рыночную площадь — чтобы пришельцы не торчали под носом у киберов, тормозя тем работу. Что им понравилось — местных не пришлось приучать к чистоте, те, опасаясь, что через мусор до них доберутся старые боги, грязи за собой не оставляли.

Строиться на горе пришлым позволили сразу после похорон Трилла. И гостиные терема на реке Трулан разделил с ними по-братски. Сказал, что будет пока жить в замке при королеве. Как прежде его гнали и плевали вслед, так сейчас высказывали уважение. А главные недоброжелатели Медведя, опасаясь мести, покидали город. Их никто не удерживал.

Проводив тело епископа до водопадов, Бранвен вернулась на судную площадь. Села на камень в окружении соратников. Маленькая, суровая, но с влажными глазами. И ничем не покрытые волосы облегали ее, как плащ. Солнце светило сверху, пригревая еще почти по-летнему. И рыжие пряди незамутненным золотом сияли на свету. Площадь полна была народу. Один за одним подходили просители. Кого королева оделяла, кого отправляла ни с чем. Но когда Аурора Бьяника кланялась дарами — вскочила с камня. И позволила просить все, чего захочется. И сама попросила тоже.

За время, что прошло с той торжественной минуты, на голову Риндиру шуточки так и сыпались. Цмин, не только военный профессионал, но и знаток старинной поэзии, ходил за свежеиспеченным женихом и цитировал стихи, автора которых не нашлось даже в безразмерных информационных базах «Твиллега». Может быть, потому, что стихи были лишь частью повести о романтических отношениях между искином и человеческой женщиной. И Цмин завывал к полному восторгу группы контакта:

…А женщина так отвечала:

— Твой голос звучит, как сирена,

Из стали и руки, и сердце,

Объятья смертельны твои.

Не нужен мне город и замок,

Любви я желаю горячей.

Вот если б ты стал человеком,

Тогда полюбила бы я.

Штурман уже подыскивал, как бы половчее съязвить в ответ. Но тут начались абстрактные рассуждения, кем доводится инженеру компьютерных систем Фирочке искусственный интеллект «Твиллега», и Риндира оставили в покое. Ровно до той минуты, когда Люб с Фенхелем стали задавать неловкие вопросы.

— Видишь ли, юный падаван, — доброжелательно похлопывал штурмана по плечу антрополог, — в древних культурах брак, тем более, королевский, требует как можно скорее произвести потомство. И для начала вывесить на башне доказательство завершенности…

— У тебя что, искусственной крови не найдется? — поинтересовался Риндир у Люба мрачно, стряхивая руку Фенхеля с плеча.

— У меня найдется. Но через девять месяцев солейлцы почувствуют себя разочарованными.

— Я буду скорее телохранителем, чем мужем, — пожал плечами штурман. — А когда Бранни вырастет, выучится, полюбит кого-нибудь достойного — отойду в сторону.

— Как, интересно?

— Смерть свою инсценирую, — буркнул он. Люб схватился за голову:

— Ну, дура-ак…

— Почему это? Она нёйд, она должна хотя бы овладеть своей силой. И вообще увидеть мир. Она же не машина для деторождения. Вот давайте у Селестины спросим.

Ведьма выслушала спорщиков, пожала плечами:

— Это плохо, что Бранни нёйд. Ненависть к нам посеять было легко, вылечить — трудно. Наивно думать, что у нее получится удержать трон на расстоянии. А вот появление наследника закрепило бы ее положение.

— Что я говорил! — Люб с Фенхелем воздели указательные пальцы и, смеясь, переглянулись. А штурман ушел, несогласный и раздосадованный.

Хэллоуин припадал как раз на слияние Танцовщиц, и местные, и пришлые старательно готовились каждый к своему празднику. Интересуясь обрядами, бегал с голокамерой наперевес Фенхель, записывая все подряд. Как выяснилось, ночь слияния надо было проводить исключительно в спальне и не казать носа наружу, чтобы не утащили мертвецы Гай Йолед. Ну и для свадеб этот день годился, как никакой другой, суля счастье и благосостояние. Последнего антропологу и так хватало.