— У нас мирная миссия, господин Крюков, — сказали Тиму. — Поэтому предпочтение отдается бывшим десантникам и людям, служившим в специальных войсках.

— Так точно, — ответил Тим.

И почему-то почувствовал досаду, хотя всякий свежеиспеченный выпускник МИМО[1] умер бы от счастья, если бы его назначили помощником третьего атташе к шемин-мингрелям[2]. Особенно если бы протекции или блата у него не было, как у Тима.

— Приятно иметь дело с понимающими кадрами, — неприятно улыбнулся работник министерства инопланетных… отношений, конечно, но Тиму всегда хотелось поименовать их «сношениями». — Шемин-мингрели настаивают на предварительных контрактах со всеми, кто ступает на их почву. Подпишите вот здесь и здесь. Да, и они прислали договор для вашего… хм, партнера, так что вам придется расписаться и за него тоже. Чистая формальность.

Тим посмотрел на своего партнера, который сидел на полу в солнечном пятне. За приоткрытым окном цвел летний сад, жужжала пчела над цветком шиповника. Джек смотрел за окно с тоской: его туда не пускали, а очень хотелось.

— Может, приложить отпечаток лапы? — уточнил он у чиновника.

Тот посмотрел на него взглядом, выдающим отсутствие чувства юмора в терминальной стадии, и Тим, усмехнувшись, притянул лист пластика к себе.

Перед тем как подписать, он, правда, чуть тронул золотистый бок собаки носком ботинка. «Ты как, приятель?»

Пес повел ухом, посмотрел на Тима и широко зевнул. Шемин-мингрели сколько угодно могут считать собак равноправными партнерами людей, но желания взять на себя свою долю бюрократии пес не проявлял.

Тим хмыкнул, размашисто ставя подпись.

Свежий старт. Шемин-мингрели не знают, во что они ввязались. Мирная галактика содрогнется и пожалеет, что впустила в себя человечество… Но поздно. Люди уже здесь, и они намерены остаться.

У Дарвина и Евклида больше общего, чем может показаться на первый взгляд.

Англичанин по имени Дарвин когда-то счел, что основой эволюции является борьба. За место под солнцем, еду или самок (в некоторых случаях самцов) — не так важно. Человечество признало эту идею сравнительно легко — благо она опиралась на опыт и житейские наблюдения. Конечно, люди ждали, что когда они выйдут во Вселенную, им придется сражаться и за свое место под звездами.

За пару тысячелетий до Дарвина грек по имени Евклид счел, что сумма углов треугольника всегда составляет 180 градусов. Из этого он вывел чуть менее очевидное следствие, что параллельные прямые никогда не пересекаются.

И Евклид, и Дарвин были правы. Но спустя пару тысячелетий после Евклида люди придумали другую геометрию, которая позволила им прокладывать курс в многомерном пространстве. Евклид оказался прав только в масштабах Земли.

Как выяснилось, Дарвин тоже.

Люди в масштабах вселенной — скорее исключение, чем правило.

Исключения — это не всегда хорошо. Но без них сама жизнь не могла бы существовать.

Древняя раса дотушей, исчезнувшая миллиарды лет назад, знала это как никто.

Далеко-далеко от Тимофея Крюкова, его пса Джека и пчел над цветами шиповника, в другом краю Галактики женщина по имени Тэна проснулась со вскриком. Она тоже знала, что люди пришли и намерены остаться, и что в ближайшие несколько столетий они могут стать реальной угрозой для Галактического Содружества. Но сейчас ее волновало не это — ее волновала угроза значительно более близкая, и только люди сулили некоторую надежду на спасение.

Когда от тебя хотя бы в небольшой степени зависит судьбоносное для твоей расы решение, избавиться от сомнений невозможно. Сомнения Тэны приняли такую форму: ей все время вспоминался желто-золотой купол огня над космодромом и деревянный голос ее учителя. «Они нам соврали, — сказал он ей тогда. — Знаешь, что это было? Это пацифистское движение взорвало военные склады в честь нашего прибытия. Галактика без войны, вот как они называются!»

«Но в Галактике и так нет войн! — воскликнула Тэна. — Уже много столетий!»

«Скоро опять начнутся», — мрачно пообещал учитель.

Даже тихое течение мыслей ее симбионта-нэли, прикорнувшей в углу на насесте, не в состоянии было успокоить Тэну.

«Невроз, — подумала она. — Начальная стадия невроза…»

Взад и вперед она ходила по комнате, залитой лунным сиянием, и думала только о том, как обуздать человеческую натуру.

Полет до Триоки, планеты шемин-мингрелей, тянулся скучно и вяло. Самым интересным на корабле оказался флегматичный и высокомерный, несмотря на пиратскую фамилию, Флинт, а это уже о чем-то говорило.

Флинт был таким же, как Тим, неопытным сотрудником дипломатической службы и летел он на Тусканор, один из центральных миров Галактического Содружества. Там посольство уже давно было укомплектовано, еще до последнего внезапного потепления межпланетных отношений, но Флинт не мог вылететь туда два года. И только сейчас нашелся подходящий корабль.

— За два года не нашлось корабля на Тусканор? — фыркнул Тим за совместной едой в корабельном кафетерии. — Хорош заливать!

— Я сказал, не было подходящих. «Евразия» первый корабль такого класса, — ответил Флинт со спокойной, слегка равнодушной улыбкой.

— Ты слишком хорош, чтобы летать на почтовиках?

— Я — нет, а вот моя подопечная — важная персона, — впервые в голосе этого сухаря проскользнули теплые нотки.

Тим присвистнул.

— Ты что, слона сюда затащил?

— Кора больше слона, — совершенно серьезно ответил Флинт. — Пойдем, познакомлю.

И они познакомились с Корой: роскошной черно-белой касаткой.

— Следующим рейсом «Евразия» перевезет на Тусканор ее жениха, его тренер сейчас проходит подготовку, — пояснил Флинт.

— Да будь я проклят, — пробормотал Тим, пока Кора проплывала туда-сюда позади стеклянной стены вольера, поворачиваясь к людям белоснежным брюхом, словно кот, который хочет, чтобы это брюхо почесали. — Тусканор — водный мир, конечно, но я не думал, что они в самом деле…

— Не смогли обучить никого из вас, дипломатов, работе с животными, — с ноткой превосходства произнес Флинт. — Проще нас, океанологов, обучить вашим ужимкам.

— Дурное дело нехитрое, — жизнерадостно кивнул Тим, дипломатично проигнорировав подначку насчет дипломатов — к которым он по-настоящему себя не причислял. — На Тусканоре нет крупных морских хищников. Весь океан будет ваш.

— А то! А у тебя-то какой зверь? Я слышал, новые кадры без зверей теперь не берут.

— У меня не зверь, — качнул головой Тим, — у меня друг.

На экранах и на картинках Корабль не произвел на Тэну ни малейшего впечатления: он был замаскирован под космическую скалу и выглядел просто куском булыжника.

Вблизи, однако, Корабль внушал. Начинала кружиться голова просто от его огромности. Он был больше самого огромного пассажирского лайнера, размером с половину небольшого планетарного спутника или с большой астероид. Нечего было и думать, чтобы приземлить его на одну из планет Содружества или загнать в космический док.

Корабль изучали, выведя на орбиту вокруг одной из необитаемых планет нулевого сектора. Вспомогательные помещения и служебные конструкции надстраивали прямо вокруг него: жить на корабле никто не хотел.

А вот увиденные впервые чертежи Тэну поразили — своей сложностью. Даже неоправданной запутанностью. Она, конечно, не была инженером, тем более космическим инженером, но даже школьный курс трехмерной логики и институтский курс хозяйственного планирования позволяли заметить странности. Длинные коридоры сходились и расходились, перекрещивались на разных уровнях, вели, кажется, в никуда… Отсеки с непонятным назначением. Вентиляционные шахты, которые ничего не вентилировали. Склады запасных комплектующих и элементы системы жизнеобеспечения, в беспорядке разбросанные по всему кораблю…