— Это ловушки, — сказал учитель, показывая на случайные ходы. — Они уже стоили жизни двум рабочим. Их распылило на молекулы, спасти не удалось. Родным сообщили, что были несчастные случаи с их скафандрами. А вот насчет этой штуки специалисты пока не уверены, изучаем.

— А почему запасы раскиданы по всему кораблю? — уточнила Тэна, преодолевая холод в груди. — Разве это не создает проблему для логистики?

— А это уже ты мне скажи, — усмехнулся учитель. — Это уже по твоей части.

— Это расчет на то, что на них нападут, — поняла Тэна. — Весь корабль — огромная ловушка для тех, кто может взять его на абордаж, и запасы не исключение!

— Умница, — благосклонно заметил учитель.

— На сколько же разумных существ он рассчитан? Я не вижу жилых помещений.

— На одно.

Бассейн, в котором жила Кора, выходил одной стеклянной стеной на спортзал — самое большое пустое помещение на корабле, не считая двигательного отсека и оружейной.

Поэтому по вечерам, нарезая однообразные круги ради поддержания формы, Джек и Тим заодно составляли компанию касатке. Она проплывала мимо стекла, косясь на них большим круглым глазом.

Был в спортзале еще один стеклянный балкон — внешнее помещение апартаментов, отведенных семейству салафодиаков. Эти ярко-зеленые существа больше всего напоминали древние представления о пилотах летающих тарелочек и не выносили одиночества. Они только спали в крошечных непрозрачных контейнерах, все остальное время им требовалось быть на виду.

Всего на корабле летело три штуки салафодиаков: папа, мама и ребенок неясного пола. Когда Тим приходил на пробежку, взрослые всегда отсутствовали, и только дите зачарованно пялилось на него из стеклянного фонаря.

Тим знал, что этого делать не следует, но однажды машинально улыбнулся малышу и помахал ему рукой.

Тот тут же убежал в смежное помещение, которое выходило стеклянным фонарем на общественную столовую.

Джек жалобно поглядел на Тима и издал короткий скулящий звук. Он любил детей, к которым относил всех маленьких существ, и не любил, когда его пугались.

— Знаешь что, приятель? — сказал Тим, потрепав его по холке. — По-моему, ты тут ни при чем.

Ксенопсихология была на специальности «межпланетные отношения» основным предметом, и Тим всегда имел по ней хорошие отметки. К тому же в отличие от многих своих сокурсников Тим успел понюхать пороха, посмотреть Галактику и имел кое-какие представления об общении с инопланетянами.

Поэтому в тот же день он загрузил из корабельной базы данных несколько книг и засел за них.

Долгих исследований не понадобилось: то, что его интересовало, лежало на поверхности. Найдя искомое, Тим задумчиво откинулся на спинку кресла, размышляя. Головоломка выходила пустячная, но до чего же неприятная!

Кроме Флинта Тим свел на корабле знакомство с несколькими членами экипажа, в том числе третьим механиком Козловым. Козлов был наполовину русским, хорошо знал язык, и в кои-то веки Тим стряхнул пыль с падежных окончаний.

У Тима был электрический самовар — купил он его больше прикола ради, не все же японцам хвастать своими чайными церемониями. Он не думал даже забирать его с собой с Земли, но ему дали лимит в пятьдесят килограммов личных вещей (и еще сто багажа) — а вещей за шесть лет учебы у него скопилась всего одна нетуго набитая сумка.

Так что самовар стоял у Тима в каюте на почетном месте, прямо на канистрах с углекислым газом. Они с Козловым регулярно подогревали в нем кипяток и подолгу пили чай, травя байки. Козлов, в отличие от Флинта, был собеседником интересным, но увлекающимся.

— Вот какого хрена, — говорил он, — на корабле монтировать обязательные помещения для других рас? Их же десятка два, а то и больше!

Тим понимающе кивнул. Цистерны с двуокисью углерода, которые отнимали в его каюте половину площади, тоже были данью этим стандартам: отсек при нужде мог быть приспособлен для перевозки артурианцев.

— «Соответствие стандартам», мать твою! — продолжал кипятиться механик. — Это назло сделали, чтобы помешать Земле летать на другие планеты, помяни мое слово.

— А что будет, если не построить нужные каюты?

— Что будет, блин, что будет… корабль не пустят ни в один нормальный порт. Да мать вашу, они же все равно, говорят, очень редко путешествуют, эти зеленые с рожками…

— Салафодиаки, — подсказал Тим.

— Точно! Блин, как ты язык на них не ломаешь?

— А ты запоминай по частям, — посоветовал Тим. — Большинство основных рас многосоставные. Сала — один симбионт, фоди — другой симбионт.

— Обана! И как эти фоди выглядят?

— А ты их и видел как раз. Фоди — это вот эти зелененькие. А сала сидят на родной планете и никогда ее не покидают.

Козлов фыркнул.

— Во чудные.

Тим промолчал и не сказал Козлову, что салафодиаки ничем особенным не выделялись. Почти все расы в той или иной степени практиковали симбиотический образ жизни, в том числе и так называемый «социальный симбиоз», как сала и фоди; ничего необычного не было и в том, что некоторые симбионты обитали в разных средах (одни, скажем, в воде, другие на суше) и имели разные привычки. И кроме сала в Галактике частенько встречались домоседы.

Самое интересное, думал Тим, шагая бок о бок с полным энтузиазма Джеком в спортзал, в салафодиаках совсем другое. У этой просвещенной, обожающей свое потомство расы до сих пор была церемония вхождения в возраст, при которой погибало до десяти процентов детей и подростков.

В общем, Тим не удивился, когда вошел в спортзал и обнаружил зеленого ребенка, переминающегося с ноги на ногу у беговой дорожки. Жест вышел очень земным и очень человеческим.

Тим велел Джеку сидеть, а сам начал разминаться, не обращая на дите никакого внимания. Оно какое-то время болталось на периферии, затем подошло чуть ближе, делая осторожные шажки.

Больше всего оно напоминало земного ребенка лет десяти, одетого в маскарадный костюм. Но салафодиаки значительно меньше людей (как почти все разумные расы), и по их меркам дите считалось довольно рослым — подросток, наверное.

— Что ты хочешь, юное разумное? — спросил Тим на общеторговом.

Ни слово не говоря, детеныш хлестнул его щупальцем на ноге и кинулся прочь, забавно топоча маленькими ножками.

Джек посмотрел на Тима с любопытством, как бы говоря: да ладно, у тебя не настолько плохой акцент!

— У них есть такой обряд: чтобы ребенку стать взрослым, он должен сразиться один на один с чудовищем, и никто не имеет права помогать, — объяснил Тим псу. — На родной планете для этого подходят такие древние водные хищники. Сперва подросток долго наблюдает за их поведением с берега, потом садится в лодку, плывет на самую середину заводи и дает им решительный бой.

Джек еще раз дернул ухом. Он решительно не понимал. «Неужели оно так меня испугалось? — словно спрашивали карие собачьи глаза. — Я ведь хороший!»

— Ты лучший на свете, — Тим погладил пса между ушей. — А испугалось оно меня. Видишь ли, мы, люди, в глазах этой древней продвинутой расы — настоящие чудовища.

Джек обиженно заскулил. Обиделся он, конечно, не за себя, а за Тима.

— Да, мой друг, ты прав. Дичь и круговерть, — вздохнул Тим. — Варварство и предрассудки. А может быть, — добавил он после коротких раздумий, — они знали, что я не нападу, и решили так вот сжульничать, чтобы не подвергать ребенка реальной опасности дома. Черт их знает.

Он пожал плечами, накинул на шею полотенце и медленно затрусил по дорожке, махнув Джеку рукой следовать за ним.

— Все равно жалобу в международный суд за оскорбление расовых чувств я подавать не буду, — закончил Тим уже себе под нос. — Нас, людей, и так в Галактике не любят.

Почему-то Тим не ожидал прибыть на Триоку зимой. Не то чтобы он не знал, что оси других планет, случается, бывают наклонены относительно плоскости эклиптики, и, соответственно, на них происходит смена времен года. Не то чтобы он пропустил мимо ушей предупреждение капитана приготовить теплые вещи. Нет, он самым прилежным образом нацепил подбитые мехом унты, доху, рукавицы и теплую шапку.