— Портвейн! — просиял Баян и снова одарил меня своей роковой лошадиной улыбкой. — И я весь твой на веки вечные!

— Хорошо, — сразу же согласилась я. Пони так и остался стоять с раскрытым ртом, явно рассчитывая завести спор. Я же продолжила: — Поможешь достать ошейник, а я помогу с портвейном. Идет?

Баян явно хотел было возмутиться, разговор шел не по его плану, но, тем не менее, через несколько минут раздумий пони молча кивнул. Я обрадованно улыбнулась и погладила его по растрепавшейся гриве, а заодно попросила рассказать его план.

— Боюсь, он тебе не понравится, — прищурившись, ответил Баян на просьбу, сделал картинную паузу и продолжил: — Пусть мой план останется для тебя загадкой. Знай одно: он сработает.

— Не люблю оставаться в неведении, — буркнула я, представляя, как все пойдет наперекосяк и меня схватят епископы или уничтожат энканты. — Матушка тоже желала добра, и посмотри, что из этого вышло.

Вместо ответа Баян окинул меня внимательным взглядом и уверенно сказал:

— Скоро, пусть это будет сюрприз.

Сюрпризы я любила, но не тогда, когда от них зависела моя жизнь. Однако я снова промолчала, искренне надеясь, что подарочек Сатияры меня не угробит. Иначе зачем она послала мне пони? Я коротко кивнула, отчего Баян засветился от счастья, развернулся и вприпрыжку куда-то поскакал. Я же тихо пошла за ним.

Через полчаса блужданий по закоулкам и подворотням мы подошли к оживленной улочке, на которой то и дело раздавались девичьи голоса и смешки. Любимое место местной молодежи, как я поняла. Влюбленные парочки прогуливались по широкой аллее неподалеку, счастливо заглядывая друг другу в глаза и весело щебеча о своем. Они так трогательно держались за руки, что я непроизвольно вздыхала.

— Баян, что-то мне не нравится твой план, — шепнула я пони на ухо, когда тот начал изложение.

— Я привлеку слишком много внимания, а мой выход позже. Поэтому придется тебе самой, — строго пробавил пони.

Из врожденного чувства я вредности как всегда хотела затеять спор, потому что абсолютно не понимала смысла того, что Баян у меня попросил. А попросил он прогуливаться по аллее между парочек и периодически подходить к стайкам одиноких красавиц, пожиравших влюбленными глазами неодиноких товарок, рассказывая при этом прелюбопытнейшую новость.

— А вы знаете, что прибыла новая партия молодых и божественно красивых энкант? Сам сумеречный герцог собирается выбрать себе нового слугу, да-да! — с глупейшим выражением лица шептала я, судорожно хихикала и переходила к следующей стайке, пока эта не опомнилась и не потребовала подробностей. Почему с глупейшим? Да потому, что нечего делать в таком захолустье правой руке короля, все это прекрасно понимают, тем более — выбирать себе энканту покрасивее. Будто местный рынок содержит первосортные товары и предоставляет шикарнейшие услуги. Более того, слухи о герцоге Сумраке были настолько противоречивы, что мне он казался эдаким символом королевской власти, вобравшим в себя все плохое и хорошее от нее, а не реальным человеком. Суровый маг, прошедший не одну войну, и при этом чертовски красивый и обаятельный, похититель женских сердец и разрушитель семей. Кажется, в его роду даже текла эльфийская кровь. Впрочем, по другим сведениям, в королевстве эльфов не было и быть не могло. По крайней мере, такие сведения были в книгах, причиной же резкого ухода волшебных народов стала кровопролитная бойня и восхождение на престол короля-узурпатора. Словом, не мог сочетаться в одном флаконе жестокий убийца, унесший множество жизней, и справедливый правитель сумеречных земель. Я герцога опасалась и искренне надеялась никогда не встретить его на своем пути, потому что четко понимала: не может быть добрым и справедливым тот, чье имя не смеют называть вслух. К герцогу всегда обращались лишь официально или используя имя, данное врагами: «Сумрак».

А тут еще моя глупая байка! Ох, я на самом деле боялась! А вдруг Сумрак выпрыгнет, как низший демон из табакерки, схватит меня и прикончит на месте за столь неуважительное к нему отношение?! Или материализует руку прямо внутри моей грудной клетки и вырвет сердце? И все равно собственное чутье подтолкнуло довериться Баяну, что я и сделала, а теперь втихаря кусала губы от волнения и нервно царапала себе руки.

— Ах, он так прекрасен, я всего одним глазком посмотрела и влюблена! — разыгрывала сцену. Пусть актрисой я всегда была никудышной (что уж говорить, врать абсолютно не умела), но выбирать не пришлось, вот я и взяла себя в руки, засунула гордость и совесть подальше и принялась действовать.

— Ах, лэри, кого же вы видели? Прекрасного энканта или герцога? — начали щебетать, словно птички, девчушки из очередной болтливой стайки, когда я лишь на минутку замешкалась и вовремя не отошла от них.

— Нет-нет, я не хочу заниматься распространением сплетен, лэри, прошу меня простить. — Я картинно вскинула руку, откинула голову назад и театрально прикрыла глаза, а потом резво направилась в сторону очередных девичьих посиделок.

Повторяя заготовленную речь снова и снова, раз за разом, я, кажется, даже сама в нее поверила. История обрастала новыми подробностями и фактами, и вскоре я уже рассказывала о том, что герцог присматривает себе невесту, потому что девушки из этого города пленили его сердце своими серыми глазами, а еще — что можно будет купить услуги определенного характера от самого прекрасного в мире энканта по сниженной цене. Всего один взгляд — и лэри ощутят те прелести семейной жизни, которые настойчиво прячут от них строгие родители, не позволяющие встречаться с юношами до брака. Кстати, надо бы спросить точно, что это за «определенные услуги» такие. Не похоже, чтобы девчушки собирались прыгнуть в койку к первому встречному, тем более вряд ли один энкант остался бы жив после череды любовных подвигов со всеми присутствующими. Ну, попадись мне, Баян! Я жутко краснела, заикалась и оговаривалась, рассказывая очередные небылицы, а молоденькие кумушки все равно велись на льющийся рекой бред. Единственным неизменным фактом, эдаким ориентиром, оставался белоснежный пони, вечный спутник и помощник красавца. При этом я не указывала, какого именно красавца.

Потратив несколько долгих и напряженных часов на глупую болтовню, я ощущала себя выжатой и уставшей. Еще никогда в жизни мне не доводилось так активно болтать о всякой ерунде и строить из себя ограниченную простушку. Простушкой я, может быть, и была, но никак не ограниченной. Понимая, что молодые кумушки могут запомнить мою внешность, я немного перестраховалась. Каждые полчаса украдкой доставала из сумочки с деньгами остатки косметики в небольшом футляре, так любезно подаренном мне Анжеликой, и поправляла макияж, делая его все более и более ярким. Глаза обильно подводила черным, а губы обводила яркой малиновой помадой. Все это на ощупь, разумеется — зеркала ведь не было. Полагаю, зрелище было занятное. То же обстояло и с волосами: я их предусмотрительно распустила и спрятала под одежду, создавая образ короткой стрижки. Завершающим штрихом стала широкополая безвкусная шляпа из соломы с огромной ромашкой на боку, которую Баян потребовал купить и надеть по пути, а также цыганский расписной платок, наброшенный прямо поверх одежды. Платок, премерзко пахнущий и местами дырявый, пони любезно украл для меня (не хочу даже думать, у кого именно, надеюсь, хоть не на помойке подобрал).

И вот спустя приличный промежуток времени я отчетливо поняла: пора действовать.

Волновалась я просто дьявольски, от нервозности даже сгрызла под корень все ногти, хотя никогда раньше у меня никогда не было подобной этой вредной привычки. Сердце бешено колотилось, и создавалось ощущение, что меня вот-вот разорвёт на мелкие кусочки.

— Вперед, — шепнула себе под нос, подбадривая и подначивая двигаться дальше. Кто, если не я?

Пройдя сквозь несколько грязных двориков, я сбросила шляпу и платок, а также пиджак моего единственного костюма, оставшись в простой рубашке и серых брюках. В небольшом фонтанчике, оказавшемся по пути, я быстро смыла нанесенную на лицо краску, с силой оттирая глаза и губы, а волосы неаккуратно заплела. И пусть лицо и руки теперь неприятно пахли цветущей застоявшейся водой, это было мне только на руку.