Что ж, теперь отступать некуда: все или ничего.

Где-то впереди послышался рев толпы, я догадывалась, что это несметное количество молодых девиц голосило и крайне невежливо просило — нет, требовало — показать им их «единственного и неповторимого». При одной мысли о грядущем дамском произволе я чуть не прыснула в кулак, но сдержалась: рано веселиться.

Миновала еще пару двориков и узкую темную улочку. Удивительно, а ведь, полностью погрузившись в роль, я даже и не заметила, что день медленно перешел в вечер, что также было мне на руку.

Голоса были все ближе, а нервы напряжены все сильней.

— Уважаемые лэри, настоятельно рекомендуем вам покинуть территорию невольничьего рынка, здесь не место молодым уважаемым дамам! — раздался усиленный заклинанием голос местного стража. И слышались в этом голосе истерические нотки, неуверенность, а значит, все шло по плану.

Я боялась, что стоит мне появиться поблизости энкант, как они сперва обнаружат меня, а после убьют. Наверное, поэтому я входила на людную площадь затаив дыхание. Шаг, второй, третий — энканты молчат, лишь неуправляемая толпа вокруг меня постепенно сжимается кольцом, отсюда так просто не выйдешь, придется приложить усилия. «Ищи самых неохраняемых, дальше дело за мной», — вспомнились слова Баяна и я заозиралась, выискивая нужных.

На площади было более тридцати групп стражников, держащих на помостах закованных в цепи рабов; кто из них кто, легко было понять по тонким, почти невесомым ожерельям. Аккуратные металлические ободки совсем не привлекали внимания, словно сливаясь с человеческой кожей, однако стоило мне начать внимательнее рассматривать вещицу одного из рабов, как я ощутила словно удар под дых. Следом дернулся юноша, чей ошейник я рассматривала, и, прокашлявшись, заволновался, принялся крутить головой по сторонам. «Выискивает меня», — поняла я. К моему великому облегчению, менталистов на площади было мало. (А может, и к горю: вполне возможно, остальные уже служат лэрам и лэри или сломались и погибли). Как сказал Баян, с годами нас рождалось все меньше и меньше.

Девицы на площади совсем разошлись, вскоре несколько стражей было ликвидировано — бедолагам просто связали разноцветными шалями руки и ноги, а рты позатыкали белоснежными носовыми платочками. Тем временем я заметила группу рабов, которую почти не охраняли: несколько худых подростков в рваных тряпках дрожали на вечернем воздухе, зябко прижимаясь друг к дружке, а приставлен к ним был всего один страж. Внимательно присмотревшись, я заметила, что из десятка мальчишек всего у одного есть ободок на шее.

— Ну, здравствуй, — сказала я шепотом, не слыша собственных слов от рева толпы. Черноволосый паренек сложился пополам от боли, стоило мне попытаться внимательнее рассмотреть его ошейник.

Плавно пробираясь сквозь девиц я все раздумывала: откуда у менталистов такая странная реакция, неужели простой взгляд может причинить боль? Я всего-то пыталась прочитать надписи. А потом одернула себя, вспомнив Ларгуса, заставившего меня поверить в то, что я истекаю кровью и умираю. Как знать, может, в тех надписях заложены магические указания или проклятия, а я, читая про себя, активировала их? Да что говорить, права была матушка: наше наследие — «гнилая кровь», подарочек так себе.

Беспорядок набирал обороты, каждый новый шаг к цели давался все трудней и трудней. Мальчишка, похоже, чувствовал опасность, он метался среди остальных подростков, даже заработал удар плетью от охранника.

«Ну я тебе задам!» — только и успела подумать я, как обидчик истошно закричал и упал.

— Ой! — вырвалось у меня: чутье подсказало, что я случайно активировала силы, обнаружив себя.

Моментально со всех сторон послышались голоса энкант:

— Опасность, свободная энканта! Опасность, свободная энканта!

Испугавшись не не шутку, я присела. Времени оставалось мало, нужно было поторопиться. Уже на корточках я пробиралась к помосту, периодически отхватывала удары локтями и коленями, но не остановилась ни на минуту.

— Мы что, зря сюда пришли? — выла где-то справа от меня высоченная девица, подняв хилого молодого стража за грудки над землей. Ей вторил хор подружек, то и дело толкая кулачками перепуганного служителя правопорядка.

— Он — моя судьба, любовь всей моей жизни, я точно знаю, пустите меня немедленно! — где-то слева от меня белугой завывала дама постарше, язык не поворачивался назвать ее лэри — слишком уж выделялись пушистые усы над её пухлой верхней губой.

— Нет, он — моя судьба, глупая ты курица! — старалась перекричать третья где-то сзади.

«Соберись, Сати!» — Я лишь на пару секунд замешкалась, чтобы дать себе мысленного тумака, и продолжила движение.

Энканты все вещали об опасности, обо мне, то есть, однако вмешательства в свой мозг я так и не ощущала. Значит, либо не так уж точны их силы, либо не так уж они сами сильны. И склонялась я ко второму варианту, имея перед глазами отличный пример в виде Кирка. Ведь не удалось подлецу пробраться мне в голову, как ни пыжился.

Оставался последний рывок до помоста.

Я выдохнула воздух и сгруппировалась, пытаясь пробиться сквозь ошалевшую толпу; в этот самый момент визг вокруг усилился троекратно. И я была в его эпицентре. Возбужденные девицы сплошной стеной двинулись на звук, я еле удержалась на ногах, пришлось заползти под деревянные перекрытия.

— Белоснежный жеребец, его верный спутник! Он там, девочки, поднажмем! — громким командным голосом гаркнула одна из девиц, и товарки двинулись синхронно с ней крушить и ломать помост, дабы найти и спасти жизненно необходимого им мужчину. Улучив момент, я проползла по земле и поднялась в одном из смотровых отверстий, решилась разведать обстановку. А разведывать было что: возле сжавшейся в клубок группки подростков стоял Баян. Пони величественно возвышался над толпой, и ему это нравилось. Белоснежная грива развевалась на ветру, влажные карие глаза сияли, а левое копыто было показательно поднято в известную лошадиную стойку. Стоял Баян ровнехонько спиной к рабам, поставив правое переднее копыто на спину лежащего без сознания охранника.

— Лэри, где ты, любимая моя! — проникновенным басом пропел пони, стараясь не разжимать челюсти.

Его низкий гортанный голос вызвал сумасшедшую цепную реакцию:

— У-и-и-и! — запищали сотни девичьих голосов.

— Где он? — кричала девица.

— Сумеречный герцог, я люблю вас! — разрывалась другая.

— Ах, мой милый Сумрак! — повизгивала третья.

— Герцог Эль Даор, я готова на край света пойти за вами!

— Нет, герцог мой!

— Мой, коза ты крашеная!

— Ах, так?! Да я вас!

И началась потасовка, мордобой, если хотите. Молодые симпатичные лэри не смущаясь прибывающей стражи, драли друг дружке волосы, били товарок аккуратными сумочками и как следует работали локтями.

Засмотревшись на завораживающее шоу, я совсем потеряла бдительность, в какой-то момент мне поплохело, в голове зашумело, а виски болезненно сжались.

— Ай! — вскрикнула я, оседая. Добрались все же энканты! Последнее, что увидела перед падением — быстрый точный удар задней ноги пони ровнехонько в грудь молодого энканта — моей жертвы.

Вот ведь Баян! Каков молодец, так точно все спланировал! Обязательно нужно будет его потом отблагодарить (если, конечно, будет это «потом»).

Размышляя о бренном, я и не заметила, как приблизилась к земле. Падение было чересчур болезненным — воздух тут же выбило из легких, отчего я закашлялась и замычала, пытаясь сделать вдох. Через несколько секунд на меня кулем свалился тот самый худощавый парнишка, оказавшись совсем не таким уж легким, как я думала. Воздух снова выбило из легких, а я согнулась от боли и захрипела, пытаясь восстановить дыхание.

— Осторожно, свободная энканта! — раздалось у меня над ухом. Голос паренька уже был вполне мужским, разве что немного высоковат, но громкость с лихвой компенсировала предыдущий недостаток.

— А ну, тихо! — было первое, что я гаркнула, едва получилось восстановить дыхание. Потому что сообщение об опасности моя потенциальная жертва успела раз пять повторить, каждый раз усиливая звук, чем вызвала шум в ушах и неприятное покалывание в затылке. К этому моменту паренек уже успел с меня слезть и старательно пытался отползти, а может, и вовсе сбежать. Вот только у него не получалось, мешала моя рука — та самая, что мертвой хваткой сомкнулась у него на запястье. Подросток смотрел на меня испуганными прозрачно-голубыми глазами, словно я его вот-вот четвертую или съем, и свободной ладошкой прикрывал себе рот, стараясь заглушить слова, но говорить не прекращал.