Где-то снаружи слышались все те же звуки мордобоя, правда, к ним добавились громкие приказы прибывших стражей немедленно прекратить, а также неприятный треск. Видимо, лэри впали в безумство в своем стремлении к прекрасному, оттеснили наш помост, и он грозил приказать долго жить.

— Осторожно, свободная энканта! — снова и снова повторял юный энкант, уже шмыгая носом сквозь проступившие слезы. И такая в его глазах была тоска, словно он не жилец.

— Да не буду я тебя убивать, — серьезно заявила я подростку, чтобы хоть немного его успокоить. Ужас в голубых глазах разбавился непониманием и опаской, а я продолжила: — Ошейник отдай и свободен.

С последними словами я протянула свободную руку к шее паренька и схватилась за металлический ободок, отчего подросток взвыл и страдальчески закатил глаза. Его вдруг затрясло, холодный пот моментально выступил на слишком симпатичном, почти ангельском личике, а пухлые губы болезненно посинели.

Паника охватила меня. Я просто не ожидала, что больно будет кому-то еще. Перед походом уже мысленно смирилась, что предстоит испытать те смешанные ощущения, посланные Ларгусом, но теперь я сама была Ларгусом.

— Прости, — шепнула себе под нос, хотя обращалась к мальчишке. Сколько ему? Наверняка не больше пятнадцати лет. И что он повидал за свою столь короткую жизнь? Наверняка не добрую заботливую маму, как я. Однако выбирать не приходилось, я не могла себе позволить уйти без ошейника.

Гул снаружи нарастал, нужно было срочно ретироваться.

Губы пересохли, а глаза увлажнились. Я принялась вслух зачитывать надписи на металлическом ободке, а про себя молила Сатияру о жизни для паренька. Дочитав молитву, я ощутила, как щелкнула застежка ошейника, обруч раскрылся, оставшись в моей руке, а подросток упал безвольным кулем. Было видно, как он дрожит, как медленно вздымается грудь, а синева распространяется от губ по всему лицу.

— Так нечестно! — буркнула сама себе, схватила мальчишку за плечи и поволокла за собой из-под помоста, намереваясь выбраться с обратной стороны, где народа почти не было.

— Сатияра, бессовестная ты, вот кто! — обиженно ворчала я, обращаясь к покровительнице, не забывая ползти на последнем дыхании, да и разогнуться под помостом было сложно — слишком низкие перекрытия. — Как ты можешь все это допускать?! Что ты за богиня?! Ты же должна защищать свой народ, помогать нам…

— Я никому ничего не должна! — раздалось властное у меня в голове, а саму меня тряхнуло, словно от удара молнии. Богиня злится. — Вы куете свои жизни. Ты сама решила отнять ошейник у юного энканта.

— Но я же не хотела его убивать! — взмолилась я вслух, и довольно громко, чем привлекла к себе ненужное внимание. Со стороны послышались шаги, пришлось схватить подростка за руки и оттащить в узкую подворотню за собой. — Я просто хотела ошейник, всего-то.

— Энкант, потерявший или сломавший свой артефакт контроля, должен быть допрошен и казнен. Этого ли ты хочешь? — снова спросила меня богиня, отчего у меня неприятно загудело в голове и зачесались уши.

— Нет, демоны, конечно, нет! — шепотом ответила я, стараясь при этом почесаться, но уши чесались все сильней.

— Поставь печать, прикажи ему закрыть свои силы, тогда он станет обычным человеком, простым рабом.

— Вот уж спасибо! И как прикажешь это сделать? — с сарказмом спросила я, на что услышала лишь смех. Больше богиня не проронила ни слова, покинула меня, вволю навеселившись.

Время было на исходе, нужно было бежать, вот только я не хотела бросать бедного паренька, но и не представляла, как накладываются эти самые печати.

— Эй! — позвала я мальчика и похлопала его по щекам, пытаясь привести в чувство. Подросток не отреагировал. Сердце болезненно сжалось, а в голове было катастрофически пусто. Я решила попробовать то же, что сделала с матушкой: просто приказать. Сработало же раз, как знать, может, и выйдет. Приблизившись к мальчишке, я шепнула ему на ухо, вкладывая как можно больше властности в голос: — Посмотри на меня.

И он выполнил все в точности, как я сказала: подросток дернулся, как от пощечины, а в следующую секунду на меня уставились его прозрачно-голубые глаза, залитые кровью.

— Ты больше не энкант, — медленно и четко проговорила я, пристально вглядываясь в глубину голубых очей, стараясь подбирать слова, вкладывать частичку себя. — Запри свою силу на замок и выбрось ключ.

Ничего не произошло: голубые глаза все так же сверлили меня, в них не было признака сознания или жизни, только отстраненность, а вот я была опустошена. Бисеринки пота собирались в капельки и стекали по моему лицу, падая на лежащего на холодной земле паренька. Я была мокрой насквозь, хоть выжимай одежду, было так холодно и тоскливо, что я зарыдала. А потом быстро надела на себя ошейник и старательно подтянула ворот рубашки, скрывая тончайший металлический ободок. И снова ничего, я не почувствовала всплеска силы, или мурашек на теле, или вообще чего-либо, а вот сердце болезненно тянуло. Не выдержав напряжения, я упала подростку на грудь и разрыдалась во весь голос. Слишком много потрясений и открытий выпало на мою долю за прошедшие два дня, и если до сегодняшнего утра я воспринимала все как приключение, то сейчас до меня вдруг дошло: на кону не азарт и веселье, а жизни.

На площади все поутихло, разбушевавшихся лэри почти удалось успокоить, лишь особенно буйные все еще подавали голос. Были слышны смешки служителей правопорядка, потешающихся над наивными простушками, а также отдельные приказы о массовой эвакуации.

Я была морально разбита, так и продолжала лежать на груди мальчишки. Тихий и редкий стук его сердца не отпускал меня, казалось, я побуду с ним еще минутку и уйду. Но минута слишком затянулась.

— Лэри! — раздался совсем близко мужской голос. — С вами все в порядке? Этот раб не обидел вас?

Оторвавшись от подростка, я поднялась и увидела четырех мужчин в одежде служителей правопорядка.

— Энкант! Я помню его! — вдруг выкрикнул один из них и молниеносным движением достал кнут из-за спины. Взмах руки — и на шее мальчика, который так и не шелохнулся, захлестнулась петля. В это же время двое служителей подхватили меня за руки, подняла и оттащили в сторонку.

— Так странно… — Четвертый подошел к мальчишке и ногой перевернул его на живот, позволяя пареньку, который всё ещё был без сознания, уткнуться лицом прямо в грязь. Затем мужчина, не церемонясь, проверил рукой ошейник, не найдя его, ругнулся себе под нос, сплюнул в сторону и рванул рубашку на подростке. На молочно-белой спине в районе поясницы красовался крохотный белесый завиток шрама. — Перегорел.

Вспомнились шрамы матушки, которыми была покрыта половина ее спины. Когда-то я считала их результатом варварского отношения моего отца, зажившими следами плетей, но правда оказалась хуже: то были следы ушедшей силы. Магия ушла, а вместе с ней и здоровье, долголетие, возможность постоять за себя. У мальчишки был всего один завиток, прилично уступающий размерами моему. Очевидно, он был слабым энкантом. Может быть, поэтому и не ощущалось ухода магических сил? Наверняка они не успели сродниться с магией, иначе она не ушла бы так легко. Но ведь и у меня был всего один завиток, и это никак не помешало противостоять более сильным энкантам. Магия уже бурлила внутри, словно жидкий огонь, текущий по венам. Чувство её присутствия согревало и бодрило меня. Я пока не понимала, как работает ментальная магия, как дозируется и определяется, но очень хотела во всем разобраться. Богиня, как же мне хотелось, чтобы паренек выжил! Сердце разрывалось на части от жалости. Но, если честно, я больше не верила в сказки: слишком уж тяжелым было состояние паренька.

— Пошли! — коротко бросил первый из служителей и кивнул в сторону выхода из грязного закоулка. Когда один из оставшейся тройки дернулся в сторону распластанного ребенка, скривился и приказал: — Оставь, сэкономим казне пару медяков, готов поспорить, не протянет и суток.