Афанасьевны, — предупредил Уилберфорс Гастингс. — Эта молодая леди обладает

чрезвычайно стойким характером и не отпускает в долг.

Вася рассмеялся:

— Учту!.. — И вернулся к прежней теме разговора: — Разумеется, мне трудно забыть

наши разговоры о спаренных самолетах. Тем более что и в Советском Союзе... — Он

остановился: — Погодите-ка, Гастингс. Вы на это и намекали? На советский план

создания летающей конструкции, состоящей сразу из нескольких самолетов?

— Разумеется, — кивнул Гастингс.

— Если не ошибаюсь, проект разрабатывал в начале тридцатых годов замечательный

инженер Владимир Вахмистров, — заговорил Вася. Всякие его недоумения, всякая печаль

мгновенно исчезли, как только речь зашла о самолетах. — Англичане и немцы

предполагали объединять самолеты в пары, но русский конструкторский ум

распространил эту идею аж на шесть летательных аппаратов!

— Как его называли — «Цепочка», кажется? — перебил Гастингс.

— «Звено», — ответил Вася. — Официальное наименование — «Звено». Неофициально

бытовало прозвище «Цирк Вахмистрова».

— Кстати, дружище, вы обратили внимание на то, что слово «цирк» было довольно

широко распространено в отношении самолетов? — указал Гастингс. — Раскрашенные

экзотически, преимущественно в красный, трипланы Фоккера в эскадрилье Манфреда фон

Рихтгофена именовались «Летающим цирком Рихтгофена». И никто не видел в том

ничего обидного, напротив! В своем роде это воспринималось как признание летного

искусства.

— Потому что самое раннее использование самолетов — на ярмарках, для увеселения

народа, — ответил Вася, немного мрачнея.

— Увеселение — да, но через эффектное зрелище достигалась и другая цель — в людях

развивалась тяга к изучению техники, к открытиям! — ответил Гастингс.

— А вы энтузиаст, Уилберфорс, дружище, — заметил Вася.

— Да? — Гастингс выглядел немного удивленным и слегка даже сконфуженным. —

Возможно. Никогда об этом не задумывался, сэр.

— Но если так смотреть, то вы правы, — неожиданно согласился Вася. — И «Цирк

Вахмистрова» тоже поражал воображение в первую очередь тем, что наглядно

демонстрировал неограниченные возможности человеческого разума.

— Вахмистров начал свою деятельность по разработке «Звена» в тридцать первом, если

мне не изменяет память, — заговорил Гастингс.

— То есть, это случилось за семь лет до первого полета британского сдвоенного самолета

«Майя» — «Меркурий»? — уточнил Вася.

— Именно, — кивнул Гастингс.

— «Майя» была почтовым самолетом, а Вахмистров работал над бомбардировщиком-

авианосцем, — сказал Вася. — Цель все-таки другая. Основная идея у него была —

сопровождение бомбардировщиков и защита их в воздушном бою. Поэтому для начала он

разместил на крыльях двухмоторного бомбардировщика ТБ-1 два истребителя И-4. В

тридцать первом эта система — «Звено-1» — летала, и довольно успешно.

— Естественно, на этом конструктор не остановился, — добавил Гастингс.

— Естественно. Вахмистров создал «Звено-2», «Звено-3» и так далее, до пятого номера.

Теперь он уже использовал тяжелый четырехмоторный бомбардировщик ТБ-3, к которому

в различных сочетаниях подвешивались истребители И-5 и И-Z. Наконец в 1934 году

появилась наиболее удачная разработка. ТБ-3 соединялся с двумя истребителями И-16 —

«Звено-6».

— Интересно, как технически это осуществлялось? — заметил Гастингс. — Похоже на

«Майю» или по-другому?

— Для соединения с ТБ-3 каждый истребитель самостоятельно подруливал под крыло

бомбардировщика, — Вася непроизвольно сделал движение ладонью, показывая ход И-16,

— прямо под механизмы подвески. Далее истребители крепились тремя замками: два на

крыльях, третий на фюзеляже, за головой пилота. Зацеплялись, убирали шасси — и

готово, можно начинать совместный полет. Испытания «Звена-6» продолжались два года.

— И? — спросил Гастингс. — Вахмистров ведь не мог на этом остановиться?

— Естественно, не мог, — улыбнулся Вася. — В 1935 году он прицепил к ТБ-3 сразу пять

истребителей: два И-5, два И-16 и один И-Z. При этом И-Z соединялся с самолетом-

носителем прямо в воздухе.

— «Звено-7»? — предположил Гастингс.

— «Авиаматка», — поправил младший лейтенант. — Причем Вахмистров не успокоился

и на этом, а двинул мысль дальше, до идеи подвешивать под ТБ-3 восемь И-16.

— Восемь? — переспросил Гастингс. — По-моему, это уже нереально.

— «Цирк», одно слово, да? — прищурился Вася. — И тем не менее. Два истребителя

предполагалось устанавливать сверху на крыльях «Авиаматки», шесть И-16 должны были

посменно, по три самолета, прицепляться снизу и при этом питаться горючим от ТБ-3.

— Вот это была этажерочка, — восхищенно вздохнул Уилберфорс Гастингс.

— На самом деле ее не было, — поправил Вася. — Реально под ТБ-3 никогда не

находилось более двух подвешенных И-16. Вообще Вахмистров разрабатывал свою

«этажерку» для войск ПВО — предполагалось, что такая конструкция сможет

патрулировать по шесть с лишним часов. Однако жизнь, как говорится, внесла

коррективы. Так, подцепление истребителей в воздухе остановилось на уровне

экспериментов — правда, удачных. Под правым крылом ТБ-3 была оборудована

специальная опускаемая ферма. И-16 имел соответствующее прицепное устройство. На

скорости примерно в сто шестьдесят километров в час происходила подцепка. После этого

экипаж бомбардировщика подтягивал истребитель вплотную к упорам на нижней

поверхности крыла. Летом 1938 года лучшие летчики-испытатели НИИ ВВС Степан

Супрун и Петр Стефановский произвели несколько таких сцепок в воздухе и признали

систему жизнеспособной. Но нашлись и скептики... В общем, победили скептики.

— А что Вахмистров? Продолжил вариации на тему? — Флайт-лейтенант улыбнулся.

— Именно, — кивнул Вася. — Причем опять успешно. Он предлагал использовать

подвешиваемые истребители как пикирующие бомбардировщики. Каждый И-16 мог нести

по две бомбы в 250 килограммов. При этом радиус действия истребителей увеличивался

почти в два раза, поскольку в полете они питались горючим от самолета-носителя.

Крайние крыльевые баки ТБ-3 емкостью по 600 литров заполнялись бензином специально

для И-16.

— Я не очень понимаю — что такое «почти в два раза», — сказал Гастингс. — Сколько

это в километрах? Или милях?

— Вся эта система летала на две с половиной тысячи километров, если так понятнее, —

ответил Вася. — Вот «Звено» подходит к цели. Командир ТБ-3 дает сигнал к отцеплению

— под крылом носителя зажигается специальное световое табло. На истребителях сигнал

сброса дублируется сиреной. Пилоты И-16 освобождают хвостовые замки своих машин.

Дают ручку управления на себя, — Вася опять непроизвольно показал — как, — и при

повороте самолета крыльевые замки открываются автоматически. Пикировщик

устремляется к цели! Сбрасывает две 250-килограммовые бомбы! И теперь это

полноценный истребитель, способный вести воздушный бой с противником. Эту систему

назвали «Звено СПБ».

— Я вот что пытаюсь понять, — задумчиво произнес Гастингс, — для чего вообще это все

было задумано? Эксперименты, увеличение радиуса действия — хорошо, но ведь можно

было просто построить новый самолет... Тут все как-то очень сложно, а где сложно — там

и ломается.

— Вообще-то Вахмистров, при всем полете его творческой мысли, был прагматиком, —

отозвался Вася. — На вооружении ВВС Советского Союза в те годы стояли сотни

устаревших к тому времени бомбардировщиков ТБ-3. И их надо было как-то